— Да, — ответила дочь, снимая с Ноя слюнявчик. — Я делаю остановки и исследую местность. Ее тон был полон эмоций, таких же эмоций, какие она слышала в голосе Скарлетт, когда та произнесла имя Таллулы. И когда она думает об этом, в ее голове всплывает еще одно воспоминание о Скарлетт, завернутой в черное полотенце. Она видит, как вода из бассейна струится ручейками с ее мокрых волос, как ее пальцы сжимают ее узкие ступни, а затем, буквально на долю секунды, перед ее мысленным взором мелькает крошечная татуировка чуть ниже ее лодыжки, буквы TM. На каком-то подсознательном уровне Ким замечает ее и одновременно не замечает, потому что с чего вдруг у этой девушки, о которой она раньше и не слышала, на ноге могут быть вытатуированы инициалы ее дочери? Помнится, ее рука снова соскользнула вниз, чтобы прикрыть эти буквы, и Ким их и видела, и не видела, но они все время были там, как солнечное пятно. Она хватает телефон, находит в Ватсапе номер Софи и с невероятной быстротой набирает ей сообщение: Это я, Ким. Вы заняты? Могу я поговорить с вами кое о чем? Ответ приходит мгновенно: Совсем не занята. Могу говорить прямо сейчас. — 43 – Июнь 2017 года В течение нескольких дней после ночи, когда Таллула и Зак пили вино и разговаривали, между ними все идет хорошо. Зак расслаблен и весел. Он готовит для них ужины, он купает Ноя и развлекает его, он тихо сидит за своими таблицами, жонглирует своими финансами и не пристает к Таллуле с вечными просьбами взглянуть. Он дает Таллуле возможность учиться и просто быть. Ночью они спят в ее постели с младенцем между ними, и он не пытается проявлять к ней физическую нежность. Каждое утро он тихо встает на работу и каждый вечер тихо возвращается домой, и все в порядке. Затем, в начале июня, сразу после первого дня рождения Ноя, Скарлетт отправляет Таллуле сообщение с просьбой подождать ее после занятий, чтобы им вместе поехать домой на автобусе. Они встречаются на тротуаре возле колледжа. У Скарлетт в разгаре летняя сессия. Она целых два дня пишет натюрморт. — Артишок и кость, — говорит она, когда они вместе идут к автобусной остановке. — Нет, я совершенно серьезно. Я провела два дня, глядя на артишок и кость. — Что они символизируют? — Да так, ничего. Просто вещи, которые я подобрала, когда выходила из дома. Кость принадлежит Тоби. Его она не впечатлила. Но выглядят эти штуки довольно круто. Я положила их на черный бархат, и они смотрятся прямо как с полотна голландского мастера. — Когда твой последний экзамен? — В среду на следующей неделе. Затем в четверг я должна сдать свое портфолио, а затем будет пятница, и я пойду в паб, чтобы напиться в хлам. — С кем ты идешь? — Как обычно. Плюс, возможно, Лиам. — Она искоса смотрит на Таллулу, чтобы оценить ее реакцию. Но Таллула лишь пожимает плечами и говорит: — Как хочешь. Это не мое дело. — Нет, серьезно. Просто как друзья. Потому что мы просто хорошие друзья. Честно. То, что произошло той ночью, было просто глупо. Просто глупо, глупо, потому что я глупый, глупый человек. — Скарлетт, все в порядке. Тебе не нужно ничего объяснять. — Да, но я должна. Я должна все объяснить. В любом случае я должна все объяснить самой себе. Я всегда жила по принципу «сначала сделай, потом думай». Я никогда не думаю о последствиях того, что делаю. Послушай… — Она втягивает воздух в легкие и поворачивается к ней лицом. — Я знаю, ты думаешь, мол, у меня была такая беззаботная жизнь и со мной никогда не случалось ничего плохого. Но со мной случилось что-то очень плохое. Что-то в высшей степени плохое. Вскоре после того, как мы с тобой познакомились. Вот почему я бросила колледж. Вот почему я так долго не могла ни на кого смотреть. Таллула вопрошающе смотрит на нее и ждет, пока она продолжит. Скарлетт вздыхает и говорит: — Может, пойдешь со мной в паб? Когда выйдем из автобуса? Я тебе все расскажу. Они садятся в тихий уголок паба «Лебедь и утки», заказав диетическую колу для Таллулы и горячий шоколад с рюмкой рома для Скарлетт. Паб в это время дня практически пуст, в окна светит летнее солнце. У стойки бара сидит мужчина, у его ног собака породы бигль. Скарлетт указывает на него и говорит, как и обо всех собаках, которых она видит: — Хороший пес. — Ладно, — говорит Таллула, — я готова выслушать твое темное признание. Скарлетт слегка ёрзает. — Не могу поверить, что я сейчас расскажу тебе все. Ты наверняка возненавидишь меня еще больше, чем ты уже ненавидишь. — Я не ненавижу тебя. — Хорошо. Просто пообещай мне, что ты никогда, никогда не расскажешь ни единой живой душе то, что я сейчас тебе расскажу. Никогда-никогда. — Обещаю. — Я серьезно. Никогда. — Никогда. Скарлетт медленно моргает и берет себя в руки. — В начале прошлого лета, — начинает она, — в самом начале каникул я была очень одна. Лиам вернулся на свою ферму. Мать моталась в Лондон и обратно. Все были в отъезде, и мне было очень тоскливо и очень одиноко. Я имею в виду, очень-очень одиноко. И однажды я пошла в школу, — она указывает на «Мейпол-Хаус» по другую сторону от деревенской площади, — просто чтобы пойти и поздороваться с Лекси Маллиган. Потому что мне очень хотелось с кем-то поговорить. Я взяла собаку, и мы пошли по лесу. Это был потрясающий день. На мне было платье-комбинация и ботинки, и я вспотела даже в тени деревьев. А потом я поняла, что навстречу мне идет какой-то мужчина, и я слегка струсила и даже пожалела, что со мной не гребаный ротвейлер, а слюнявый сенбернар и что на мне слишком мало одежды. Но потом он подошел ближе, и я узнала его. Его лицо было знакомо. А потом я увидела его собаку и поняла, что это мистер Крофт. — Мистер Крофт? — Да. Муж Хасинты Крофт. Нашей директрисы. Ну, такая крошечная худышка, похожа на Полли Покет, героиню мультика. Таллула качает головой. Она никогда не обращала внимания ни на что, что там происходит, в «Mейпол-Хаусе». — Ты бы узнала ее, если бы увидела. В общем, она замужем за Гаем. Он такой высокий, лысый и тихий. Веб-дизайнер. Работает из дома. Заботится об их ребенке. Держится особняком. И, клянусь, до того дня я даже толком не замечала его. Я узнала его только по собаке. Черный лабрадор. Нельсон. Буквально самый красивый пес на свете. Таллула краем глаза смотрит на время в телефоне. Уже почти четыре. Обычно она бывает дома примерно в четыре пятнадцать. Она чувствует, как ее окошко свободы сжимается, а Скарлетт между тем рассказывает ей про собаку по кличке Нельсон. — Тоби, конечно же, потащил меня поздороваться с Нельсоном, и пока Тоби и Нельсон «болтали», мы с мистером Крофтом тоже разболтались, и он сказал мне, что он дома один, что Хасинта сейчас в их лондонском доме с сыном, что она уехала на несколько недель и он собирался присоединиться к ним летом, что ему нужно закончить проект, бла-бла-бла. И пока он говорил, я видела, что он таращится на мои сиськи, и я не знаю почему, потому что, по идее, это должно было меня напугать, но по какой-то причине это меня просто возбудило. Таллула со стуком ставит стакан колы на стол и кашляет, потому что жидкость попала ей не в то горло. — Боже мой, — задыхается она. — Пожалуйста, прекрати. Я не хочу больше ничего слышать. — Я знаю, извини. Это мерзко. Но потерпи немного. Дальше будет еще хуже. — О боже, Скарлетт. Я не уверена, что смогу. — В общем, да, мы болтали про разное скучное дерьмо, и я подумала: я хочу трахнуться с ним, и у меня, вероятно, была овуляция или что-то в этом роде, я не знаю, но я посмотрела на него и подумала: «А теперь давай, сделай это со мной. И…» Таллула кладет между ними руку и закрывает глаза. — Честно. Я не могу… — Пожалуйста, — говорит Скарлетт. — Я должна рассказать все как было. Это важно. Таллула снова вздыхает. — Тогда давай. — Я видела, что он тоже это чувствовал. А если серьезно, ему где-то за сорок. И он лысый. И даже не красавец. И я сказала ему, что иду в школу, и он сказал, что пойдет со мной, и мы болтали, и сексуальное напряжение нарастало, а затем мы вышли из леса и оказались перед задней дверью его дома на территории школы, и он сказал: «Заходи на стакан воды». Вот и все. Таллула бросает на нее потрясенный взгляд. Она не знает, что на это сказать. Скарлетт между тем продолжает: — Мы трахались целый месяц. Буквально это единственное, чем я тогда занималась. Шла с собакой через лес, стучала в заднюю дверь дома миссис Крофт, он впускал меня, и мы трахались. Потом я уходила. И это было потрясающе. Вроде как грязно, но потрясающе. Просто секс, если задуматься о его технике, это такая странная и глупая вещь. Если задуматься о том, что делает мужчина и что делает женщина и для чего это нужно. И если думать об этом слишком долго, то больше не захочется повторять это снова, потому что это омерзительно. Но в том-то и дело. Никто из нас не думал. Нам было просто скучно, одиноко, и нам хотелось секса. Я не могу объяснить это иначе. Когда я оглядываюсь назад, я даже не понимаю. Не знаю, о чем я думала. Это было похоже на жутко извращенный курортный роман. Как бы то ни было, через несколько недель он уехал в Лондон, и я отправилась на яхте с Рексом и матерью, а затем наступил сентябрь, и Лиам вернулся в колледж, а я начала учиться в колледже в Мэнтоне, и я и Гай оба согласились завязать и жить каждый своей жизнью. И какое-то время так и было. Я его не видела, он не выходил на связь. Но потом, примерно в то время, когда я впервые встретила тебя, в тот день в автобусе, он был в «Ко-Опе», и я была в «Ко-Опе», и наши взгляды встретились, и мы завели какую-то глупую светскую беседу, и я убежала, чувствуя себя совершенно растерянной. А потом он прислал мне эту чертову картинку с членом. Таллула снова ахает и прикрывает ладонями рот. — Нет, — шепчет она сквозь пальцы. — Да. И я сразу удалила ее и набрала «НЕТ». Заглавными буквами. А потом на какое-то время все снова затихло, а затем однажды ночью, когда он, должно быть, был пьян, он буквально начал бомбардировать меня эсэмесками, фотками членов, признаниями в любви и ненависти и всем остальным. Он сказал, что миссис Крофт никогда не бывает дома, а его сын учится в школе-интернате, а он сам страшно скучает по мне и не может без меня жить. И я просто удалила все и перестала отвечать, а затем в ночь рождественской вечеринки в колледже, после того как я встретила тебя, у меня просто снесло крышу. Ты просто взорвала меня, а мой почтовый ящик был полон всей этой дикой хрени от мистера Крофта, и мне даже не хотелось приближаться к «Мейпол-Хаусу» или деревне. Я хотела держаться подальше от всего и всех, поэтому я пару дней спустя порвала с Лиамом, а затем наступило Рождество, и я, совершенно расстроенная, просто сидела дома со своей семьей. Я собиралась вернуться в колледж в январе. Новый старт. Голова ясная. Но однажды, в эту странную неделю между Рождеством и Новым годом, я взяла Тоби в лес, и на мне были наушники, и это еще был день, и только начинало темнеть, но в лесу еще темнее, и я была близко к дому, и поэтому я думала, что я в безопасности, как вдруг внезапно… — Она замолкает, и ее взгляд падает на стол. — Кто-то подошел ко мне сзади, зажал мне рот рукой, вот так, и потащил меня назад, и я чуть не умерла от чертова сердечного приступа. И конечно, это был он, мистер Крофт, Гай. И он улыбался мне, как будто это была милая шутка. Он указал на мои наушники, требуя их вытащить из ушей, делая вид, будто это нормально, когда в лесу в темноте кто-то зажимает девушке-подростку рот. Я вынула их и сказала: «Какого хрена?» И он в ответ: «Я ухожу от нее». И я сказала: «Не поняла?» И он: «Я ухожу от Хасинты. Между нами ничего не осталось. Все кончено. У меня есть квартира. Пойдем со мной». И я как бы рассмеялась и сказала: «Мне восемнадцать лет. Я студентка. Я живу с мамой. Я ни с кем никуда не хожу». Возможно, это прозвучало легкомысленно, не знаю. А если серьезно, это было просто безумие. И тогда он заплакал, а Тоби начал скулить, потому что он всегда скулит, когда люди плачут, и это рассмешило меня, потому что, блин, когда взрослый мужик плачет, а сенбернар скулит — это смешно. А потом он посмотрел на меня взглядом, который говорил «Заткнись», и набросился на меня с поцелуями, грубо и отчаянно. И я просто впала в транс. Я не могу этого объяснить. Я впала в транс и просто совершала движения. Просто совершала движения, как запрограммированная кукла. Я просто подумала: ладно, пусть это произойдет. Просто позволь этому случиться. Думаю, что в некотором смысле я не давала этому стать изнасилованием, потому что, будь это настоящее изнасилование, я бы этого не пережила. Так что я мысленно превратила это в секс. А потом… — Она умолкает и переводит дыхание. Таллула слышит, как в ее горле застревают слезы. — После этого он испуганно посмотрел на меня и сказал: «Я пойду». Я лишь кивнула, и он ушел, и я могла сказать, что он и вправду был напуган, потому что то, что мы только что сделали, эта странная вещь, она была в серой зоне, ну, ты понимаешь, такой двусмысленной, и невозможно было понять, где тут было согласие или было ли оно вообще. И он это знал, и я это знала, но никто из нас этого не признал вслух. А потом он ушел. И больше я его никогда не видела. Таллула не знает, что сказать. — Боже, это ужасно. Как ты себя чувствуешь? Скарлетт перемешивает горячий шоколад и пожимает плечами. — Не знаю. Я чувствовала себя омерзительно… избитой, истерзанной. Я не знала, кто я и что я. Я все думала, что проснусь на следующее утро и буду чувствовать себя нормально, но этого не случилось. Я не могла рассказать матери. Я не могла рассказать никому. Однажды я не выдержала, я подумала, что у меня нервный срыв, и я позвонила Лиаму, умоляла его приехать. Я хотела рассказать ему все. Но потом он приехал, и все, что я хотела, это просто забраться к нему на руки, прижаться к нему, чтобы он меня качал, как ребенка. Но стоило мне закрыть глаза, как я чувствовала, как рука Гая зажимает мне рот. Я чувствовала его на себе. Каждый раз, когда я смотрела на Тоби, я думала: ты там. Ты был свидетелем. Что ты видел? Что ты думал? Он меня изнасиловал? Я жертва? Или я шлюха?.. Скарлетт вытирает слезы тыльной стороной ладони. Она вздыхает, роняет чайную ложку, берет горячий шоколад и пьет. Таллула кладет руку ей на плечо.