— Знаешь, сомневаюсь, что мой ответ поможет тебе найти сестру. Мне трудно говорить об этом. Это унизительно. — Не думаю, что кому-то из нас удается прожить жизнь, не совершая унизительных поступков. Сильвия мягко улыбнулась. Выдохнула. Уставилась в чашку. — Я просто хотела быть уверенной в нем, понимаешь? В Дэне. До того, как мы поженимся или заведем детей. Я об этом даже не задумывалась, пока не встретила Бака в том баре. Он был таким внимательным, ну, знаешь, да? А Дэн, он… не особо разговорчив. Я задумалась, а не слишком ли тороплюсь. У меня сразу возникли к этому типу чувства. Он был эмоциональным, умным. Он даже плакал, когда рассказывал о своем разводе. — Значит, Джонатан Филдз, — протянула Роузи, размышляя вслух, — то есть Бак или, как бы его ни звали, — она снова показала на фотографию, — любил поговорить? — Ты и не представляешь, насколько. До такой степени, что казалось, он мог читать мои мысли. Что бы я ни сказала, у него всегда был готов умный, содержательный ответ. Он никогда не скучал и не дергался по пустякам. Начитанный интеллектуал, понимаешь? К концу третьего свидания я искренне считала, что по уши в него влюбилась, окончательно и бесповоротно. В ту ночь мы встретились в заведении в центре. — На Ричмонд-стрит? — уточнила Роуди. — Неподалеку. На Мейн-стрит, в соседнем квартале. — Машину, в которой приехала моя сестра, нашли на Ричмонд-стрит! Ты была у него дома? Сильвия покачала головой: — Нет, хотя все три раза он звал меня. Мы разговаривали часами. Я говорила, что пока слишком рано — может быть, в следующий раз. Все эти вещи о сексе на третьем свидании — полная чушь, и я не велась на это. И тогда он предложил прогуляться. Он не был разочарован, или, по крайней мере, так казалось. Он на самом деле мне безумно нравился. Я была так смущена и чувствовала вину, но в то же время и страсть, которую я давно не испытывала. Он был в моей голове. Не знаю, как это описать иначе. Мы шли по переулку. Он сказал, что хочет мне кое-что показать. Что-то вроде галереи. Конечно, она была закрыта, на улице — никого. Было далеко за полночь. Он указал через окно на картину, заявив, будто ее написал его друг. Чушь собачья, как я выяснила потом, тот художник давным-давно умер. Однако суть не в этом. Сильвия наклонилась к собеседнице, понизив голос. Ее глаза нервно обшаривали маленький зал, хотя после Роузи там не появилось ни одного посетителя. — Между галереей и следующим зданием был узкий проход. Вот почему он привел меня туда. Он схватил меня за руку, и мы оказались между домами. Нас было видно с улицы. Он сказал, что больше не мог ждать ни секунды, чтобы не поцеловать меня. И поцеловал. И точно так же, как он проник в голову и завладел мыслями, в том переулке он сделал и с моим телом. Он не спешил, был естественным и великолепным, и я даже не понимала, что происходит на самом деле, пока не оказалась прижатой лицом к глухой стене, а он — во мне… Она замолчала. Зажмурилась и резко встряхнула головой, словно пыталась стереть завладевшие ею воспоминания. Вновь открыв глаза, она сморгнула слезы. — Но все же хочу уточнить. Он не напал на меня, не принуждал. Просто мастерски соблазнил. Он сделал так, чтобы я сама захотела его. Он откровенно рассчитывал на секс на третьем свидании и получил его. Роузи потянулась через стол и взяла собеседницу за руку. — Мне так жаль тебя. — Она не лукавила, но все равно желала узнать продолжение. Дело явно не ограничивалось обольщением и разочарованием. Иначе ее опасения, что огорчение Лоры обернулось яростью, окажутся оправданными. — Позволишь спросить, что же случилось дальше? Вы виделись снова? Сильвия высвободила ладошку и уложила ее на колени. — Все изменилось. Как только он прижал меня лицом к стене, вся его нежность и обходительность стали уродливыми. Он зашептал мне на ухо. Считается, что грязные разговоры возбуждают, но я ни разу не слышала настолько мерзких, отвратительных, унизительных. Он искусал мне мочку уха до крови и вел себя подчеркнуто грубо и жестоко. Когда все кончилось, он постарался как можно скорее избавиться от меня. Едва дождавшись, пока я приведу одежду в порядок, он просто застегнул молнию на штанах и зашагал прочь. Пришлось бежать, чтобы догнать его. — Господи, — выдохнула Роузи, представляя эту сцену. — Слушай, я не наивная дурочка. И не в первый раз была в ситуации, скажем так, не располагающей к дальнейшим отношениям. Я не та девочка, которая думает, будто каждый переспавший с ней парень собирается на ней жениться. Сильвия положила руку на фотографию мужчины: — Но этот тип явно болен. Всю дорогу до ресторана он ни разу не оглянулся, пробормотал что-то типа спасибо, и скрылся без всяких объяснений. Даже не проводил до машины. Даже не поцеловал и не пожелал спокойной ночи. Будто он хотел убедиться, что сделал все, чтобы я чувствовала себя использованной тряпкой, о которую вытирают ноги. Дело не в сексе. Он хотел причинить мне боль. Но это еще не конец… Тут Сильвия расхохоталась, безумный взрыв словно прорвался наружу из самых глубин души. — Я выжидала два дня, перед тем как написать ему. Худшие два дня моей жизни. Все факты были налицо как и мерзкое ощущение внутри меня, но я все же продолжала надеяться, что ошиблась. Верила, что он просто странный и эксцентричный или еще что-нибудь, ведь все остальное, эти разговоры, взгляды, мои чувства к нему, были настоящими. Ведь если я ошибалась… и если мной так легко манипулировать… то прежний мир перевернется с ног на голову. Будто ничего этого и не было. Роузи не знала, что сказать, поэтому промолчала. Она представляла Лору с этим мужчиной, гадая, раскусила ли сестра его. Она превосходно разбиралась в людях. Кроме тех, кто дарил надежду на любовь. — Наверное, ты думаешь, что я полная идиотка, — сказала Сильвия после короткой паузы. — Нет! — запротестовала Роузи. — Я думала совсем о другом. В этом мире невозможно существовать, никому не доверяя. Это было бы ужасно. — Что же, возможно, так и есть. Когда я наконец решилась написать ему, номер не определился. Он исчез. Предоплаченный тариф. Одноразовый телефон. Все его имена были ненастоящими. Он поступил так со мной и был уверен, что я не найду его. Я пыталась. «Гугл». «Фейсбук», другие социальные сети. Он исчез. А я осталась с чувством вины и опозоренной, но знаешь, что еще я испытала? — Что? — спросила Роузи. — Благодарность. К Дэну. К этому скучному парню, который вечно смотрит футбол на диване и не слышит ни слова, которое я ему говорю, но любит меня, он честный, преданный и не называет шлюхой, когда мы занимаемся любовью. Тот тип, Билли или Бак, или Джонатан или черт его знает кто еще, — он больной на голову, он лжец. Он не тот, кем представляется. Но теперь я пытаюсь считать его подарком судьбы. Он показал мне, каких чудовищ можно встретить на улице. — Обещай мне, — попросила она, на этот раз сама схватившись за руку Роузи. — Поклянись никому ничего не рассказывать. Я не могу потерять то, что имею. Только не из-за этого. Пожалуйста. — Конечно, — заверила ее Роузи. — Я буду нема как рыба. Но можешь остаться со мной еще немного? Рассказать о нем больше, о чем он говорил, о его прошлом, что угодно — это поможет мне найти его. А с ним — и мою сестру. Сильвия кивнула. — О’кей, — согласилась она, — только тогда ты дашь мне еще одно обещание. — Выкладывай, какое. — Я не мстительна и не жестока, но, если у тебя действительно получится выйти на него, я хочу знать, кто он есть на самом деле, — сказала она. — Так или иначе, я хочу, чтобы он заплатил сполна. 19 Лора. Одиннадцатый сеанс. Два месяца назад. Нью-Йорк Доктор Броуди: Это может смешаться в голове. Духовная близость и секс. Власть и секс. Лора: Ты прямо как статья из «Космо». Доктор Броуди: Я знаю. Это банально. Ты помнишь, когда все изменилось? Когда-то ты чувствовала власть, преследуя вампиров и карабкаясь по деревьям. Даже в школе, в спорте. Лора: Даже прыгая через обручи в группе поддержки. Доктор Броуди: Возможно. Однако все изменилось, верно? Что вызвало подобную перемену? Лора: Тебе это покажется смешным. Доктор Броуди: Я жду. Лора: Поцелуй. Все изменилось после одного поцелуя. 20 Лора. Ночь накануне. Четверг, 10.30 вечера. Бренстон, Коннектикут Джонатан Филдинг живет в симпатичной многоэтажке с темно-синим ковролином и бежевыми обоями в вестибюле. Отделка из золота, все вместе смотрится затейливо и нарядно. Возможно, немного старомодно, но это нормально для нашего городка. Мы молчим в лифте. Не проронили ни слова, идя по коридору к его двери. И не говорим, когда он находит ключ, вставляет в замок, поворачивает ручку и пропускает меня внутрь. — Вот мы и пришли, — наконец произносит он. — Дом, милый дом. Только в квартире совсем не мило. Это не выглядит как чей-то дом. Здесь практически пусто. Он замечает выражение моего лица и заранее извиняется. — Знаю, знаю. — Он воздевает руки, понурив голову, словно смиренно кается и приносит нижайшие извинения. — У меня не было времени обставить все здесь должным образом. Это еще мягко сказано. Я прохожу и осматриваю голые стены. Слева расположена кухня, сияющая такой стерильной белизной и чистотой, словно в ней редко готовят. На столешницах пусто, если не считать меню блюд на вынос и пластиковых столовых приборов. Даже солонки нет. Даже грязного стакана, который он не успел поместить в посудомоечную машину. В самом центре — гостиная. Маленький диван у стены. Черный, кожаный, никаких подушек для сна. С него открывается роскошный вид на противоположную стену с гигантским телевизором, стоящем на временной подставке. Ждет, когда его повесят. Рядом с ним — кабельная коробка и провода, уходящие в стену. И больше ничего. Ни кофейного столика. Ни картины, ни фотографии или коврика. Абсолютно. Ничего.