32 Лора. Ночь накануне. Пятница, 00.45. Бренстон, Коннектикут — Значит, выясним ситуацию с похмельем, — обращаюсь я к Джонатану Филдингу. Я полностью одета, но по-прежнему чувствую себя обнаженной. Дело в проклятом наряде Роузи. Не выношу платьев. Мне отвратительны заигрывания шаловливого ветерка с моими ногами. Его манера тайком забираться под подол и подниматься, как заблагорассудится, иногда добираясь до рукавов. Я ненавижу свои босые ступни и распущенные волосы, свисающие сосульками вокруг лица и липнущие к шее сзади. Теперь мне многое отвратительно. Джонатан, находясь с другой стороны стойки, протягивает мне стакан виски. Я стою ближе к входной двери. Сумочка валяется прямо перед моим носом. Шпильки, которые я сбросила в тесной прихожей, исчезли. Вероятно, они переместились в гардеробную, где я не смогу их сразу найти, предоставив тем самым обманщику больше шансов запудрить мне мозги. Впрочем, неважно. Добраться домой я смогу и без туфель. Дом, представляю я. С Роузи, Джо и Мейсоном, и моим уютным местечком на чердаке, где можно спрятаться в постели под пушистым пледом. Дом, снова подумала я. Однако он не мой. Он принадлежит сестре, ее мужу, малышу. К тому же мансарда, где я обнаружила последнюю из трех записок, перестала казаться уютной. У меня нет дома — такова горькая правда, но все же это не значит, что я хочу задержаться здесь хоть минутой дольше. Я беру стакан и осушаю до дна. — Так как же насчет головной боли, полегчало? — спрашивает Джонатан. Он улыбается, как будто мы настоящие любовники, впрочем, полагаю, с формальной точки зрения так оно и есть. Любовники. Дом. Это просто слова. Глупые, ничего не значащие. — Да… — начинаю я, проглотив безудержную ярость и переплавив ее в каленую сталь. — Я тут надумала предотвратить ее более здоровыми с медицинской точки зрения средствами, нежели новой дозой алкоголя. — А? — на его лице отражается легкий след беспокойства. Все верно, Джонатан. Теперь твоя очередь поволноваться. — Мне показалось, немного адвила может привести меня в порядок. К счастью, я нашла таблетки! — Мой голос источает жизнерадостность. Собеседник испытывает очевидное облегчение: — О, хорошо. Я рад. Здесь у меня немного лекарств. Я не люблю много хранить, к тому же давно не болел. Моя бывшая столько их держала, боже упаси! — Забавно, что тебе вздумалось упомянуть ее, — ехидничаю я. — Свою бывшую? Прости, догадываюсь, это немного нетактично после ночи, которую мы провели вместе. Я вглядываюсь в его глаза, а он — в мои. Он подбирает ключики к тому, что творится у меня в голове. Однако я — хозяйка положения, потому что я все знаю. Медленно поднимаю левую руку, разворачивая к себе ладонью, так что блестящее золотое кольцо на моем пальце оказывается у него прямо под носом. — Не хочешь надеть его обратно прежде, чем отправишься домой? Джонатан замирает. Он настолько неподвижен, что я думаю, а не проверить ли пульс. Как будто его заморозили, погрузив в жидкий азот. Молчу. Не предпринимаю никаких действий. Стальная ярость — оружие, делающее меня сильнее. Я уже очень давно не чувствовала себя такой сильной и погрешила бы против истины, заявив, будто это ощущение мне не нравится. Стала бы лгуньей как Джонатан Филдз. — Лора… — наконец заговаривает он, но с онемевших губ больше не слетает ни слова. Я снимаю кольцо с пальца и кладу на столешницу. — Все не так, как тебе показалось, — заявляет страдалец. На его оттаявшем лице читается печаль, но не раскаяние. И не вина, отчего караул на стальных воротах моей неприступной крепости позволяет предательскому смущению прошмыгнуть внутрь. — Знаю, сегодня ночью ты многое заметила, но была настолько любезна, что не стала упоминать о них. Все это время ты была доверчива и откровенна, и я чувствую себя полным дерьмом… — Твоя машина, — наступаю я, раз уж он открыл эту дверь. — Да, «Тойота», которая выглядит как пережиток восьмидесятых, только она совершенно новая. — И твоя работа… — Ты опять права, я не работаю в Бренстоне. Зачем сорокалетнему разведенному управляющему хедж-фондом работать здесь, если он может быть на Манхэттене? Снова верно. — Пустая квартира, женщина из бара… Он отворачивается, чтобы сделать долгий глоток виски. Он возвращает стакан на столешницу, берет кольцо и начинает вертеть его в пальцах. — Я уже говорил про ту женщину. Она начала преследовать мою бывшую жену после того, как мы с ней порвали пару недель назад. История о ней — чистая правда. — А как же… — Эта квартира новая. Я переехал сюда в конце лета. Мозг крутится, обрабатывая полученную информацию. Он все признает, но не объясняет. И избегает говорить о главном, что теперь занимает первое место в моем списке. О чертовом обручальном кольце, которое подлец прячет в пузырьке с лекарством от головной боли в своей пустой квартире, куда водит других женщин. Между нами что-то есть. Факты без выводов. Факты, в которых нет правды. Головоломка с отсутствующими фрагментами, самыми важными, без которых все кажется неоднозначным. Стальная кольчуга начинает плавиться, могучая сила идет на убыль. — Я не могу встречаться с тобой, — выдаю я. Нахлынувшие слезы сменяются громкими рыданиями. Собственные слова, вылетающие обрывочными фразами, попадая в отверстия доспехов, ранят меня подобно мельчайшим осколкам стекла. — Ты женат! — Я хлюпаю носом. — Ты врал обо всем и лжешь сейчас! — Плачу. — Что бы ты ни сказал, я не разберу, где ложь, а где нет, потому что во всех твоих словах есть крошечные вкрапления истины. Признания по мелочам, которые не смертельно опасны, увеличивают доверие к тебе, ведь иначе зачем ты их делаешь, выставляя себя в дурном свете? Я знаю, как это работает! — Всхлип. — Я уже это проходила, общаясь с лучшим из мужчин… получше тебя! Я доигралась до настоящей истерики. Лицо Джонатана вновь источает ледяной холод. Расплавившаяся ярость сочится из пор моей кожи. Я знаю, он видит это. — Как тебе не стыдно так издеваться над людьми? Это бессердечно! Чертовски жестоко! Это новое для меня слово. Его я узнала от доктора Броуди. Разве ты не видишь, каким он был жестоким? Доктор Броуди говорил о другом лжеце. Другом парне, которого я пыталась заставить полюбить меня. Мальчике, который истекал кровью и умер у моих ног. Митч Адлер. Обманщик. Чудовищный, безжалостный лгун. Вижу, Кевин. Теперь мне это очевидно… — Подожди! — просит Джонатан. Он отходит от стойки и прислонился к холодильнику. Что-то эта сцена мне напоминает. — Сегодня ночью все произошло слишком быстро — гораздо быстрее, чем ожидал каждый из нас. Да, я несколько раз допустил невинную ложь, но только потому, что стараюсь сойтись с людьми в вашем городе, но это совсем не жестокость. Честно говоря, ты заблуждаешься. Теперь меня захлестывает поток адреналина. Ярость сменяется страхом. Какого черта? Это прикрытие? Или я снова наступаю на те же грабли? Трудно любить девчонку, делающую из мухи слона. — Ты позволишь все объяснить? Пожалуйста, окажи мне подобную любезность. Вытираю глаза. Задерживаю дыхание. Возможно, я умру, если задержу его надолго. — О’кей… пожалуй, стоит рассказать с самого начала. Ты нормально себя чувствуешь? Держи, выпей. Он не пытается перебраться ближе ко мне. Я же хочу оказаться на другом конце света. Беру стакан. Делаю глоток. Адреналин убивает действие алкоголя, едва попавшего в кровь. — Я родился в Бостоне. Тебе уже это известно. — Твоя мать действительно умерла? — выпалила я. Если мы начинаем с истоков, мне надо распознать каждую ложь. Все до единой. — Да. Все это правда: истории об утонувшем мужчине, сестре, родителях, как я познакомился с женой. Я не соврал. И мы действительно переехали в Нью-Йорк, и на самом деле жили здесь. Жена следила за домом, это на Блэкберри-драйв — к северу, а потом по западной стороне. Не знаю, почему ей нравилось там жить, но она так хотела. Впрочем, это больше не мои проблемы. Я ненавидел тот дом, как и ездить на работу и обратно. — Значит, ты действительно работал в Нью-Йорке? — Да! Я работал в Нью-Йорке. Моя компания, а это небольшой хедж-фонд, называется Клейберн Кэпитал. Штаб-квартира находится в Бостоне, но у них есть филиалы в Нью-Йорке и Лондоне. Когда я развелся, то не задержался здесь, ты верно это заметила. Я вернулся в Бостон и работал в головном офисе, некоторое время жил с отцом. Я был по-настоящему сломлен и чувствовал, что иду ко дну, и продолжал любить бывшую жену и мечтал о семье, которую мы так старались создать. — Значит, ты обманул меня в первый раз, когда сказал, что остался здесь? — Да. В этом заключается моя первая ложь. Я расправляюсь со своей выпивкой и разыгрываю искреннее возмущение. Ха! Он признался во лжи! Но его выдумка настолько ничтожна, так врут дети. А малыши не проявляют жестокости. Во всяком случае, намеренно. — О’кей, — соглашаюсь я. — Продолжай… Джонатан так и делает, и мне очевидны перемены в его поведении. Он уверен, что заручился моим вниманием и собирается выдавать лишь новые порции детских врак. Ему бы преподавать этот предмет в детсадовской школе вранья.