– Да, как надо. – Если не считать… – …ну да… – Она никак не может свыкнуться с мыслью, что папа умер. Повисла пауза. Лорен сама удивилась, что произнесла вслух: папа умер. Ее бледное лицо сурового эльфа неожиданно сморщилось, и из глаз брызнули слезы. Вот уж неожиданное зрелище: деловая, жесткая Лорен разрыдалась в публичном месте. А за ней и Беверли. Ну и трепетная София к ним присоединилась. О боже! Том и Арти Баррон обменялись обеспокоенными взглядами. Чтение завещания – всегда турбулентность. И в результате все немного колеблется – земля, вода, воздух. – Мне надо срочно выпить! – пошутил Том, когда они вышли на улицу, в расчете, что его поддержат. Конечно. Отличная идея! Опухшая от слез Беверли облизнула губы, он это заметил. Но сказала «нет». А за ней и Лорен. И София. И само собой, мать. Черт. Придется по дороге домой самому куда-то зарулить. Может, так оно и лучше. Не слишком ли он много пьет? Но если некому проверить, то что значит слишком много? Пока все ехали в машине Тома на Олд-Фарм-роуд, дети пытались определить, какие чувства испытывает их мать. (Но остались ли у нее хоть какие-то чувства? Самоотверженность, стоицизм – да. А вот о чем она думает, а тем более что чувствует, поди догадайся.) Огорчила ли ее новость о доверительном управлении? Поняла ли она, о чем идет речь? Может, Уайти поведал ей о своих планах и поэтому она не особенно вслушивалась, когда читали завещание? Джессалин никогда не интересовалась финансами, иногда даже затыкала уши, если кто-то заводил разговор на эту тему. Всякое обсуждение подоходных налогов вызывало у нее повышенное сердцебиение. Маккларены никогда не жили с размахом или вызывающе, как другие, даже победнее, чем они, а в результате они скопили неплохие деньги, сами того не сознавая. Инвестиции Уайти, как и его бизнес-риски, отличались консервативностью; да, небольшая прибыль, но с годами она существенно разрастается. Если не считать пункта о доверительном управлении, завещание Уайти нетрадиционным не назовешь. Равные доли для наследников, раздача небольших пожертвований отдельным людям и благотворительным организациям, которым они с Джессалин помогали на протяжении многих лет, – ничего необычного, если разобраться. Ни загадочных фамилий, ни неожиданных бенефициаров. Нет незаконнорожденного ребенка, нет второй семьи. Ничего такого, что могло бы озадачить или смутить родственников ушедшего. Хоть такое облегчение. (Разве нет?) Что касается доверительного управления, то у вдовы, похоже, не было никакого мнения на этот счет. Желание супруга неоспоримо, в финансовых вопросах она привыкла полностью ему доверять. А то, что она не может употребить сотни тысяч долларов или миллионы на собственные нужды, так это ее мало заботит; мысль о том, чтобы воспользоваться такими деньжищами, для нее все равно что задумать побег в Тасманию, или в Аргентину, или на Галапагосы, или в Антарктику. То, что дети так возбудились из-за нее, вызвало у Джессалин смех. Впрочем, они (вероятно) возбудились бы еще больше, если бы она, заполучив огромные деньги, решила бы сразу их потратить. – Мама, ты не расстроена? Это хорошо. – Нет, дорогая, я тебе уже сказала. Почему они ее все время донимают? Как можно быть такими бесчувственными! Инвестиции, недвижимость, страховка, «Маккларен инкорпорейтед»… это чертово поместье… траст… остаток жизни… какое все это имеет значение, после того как она потеряла мужа? Она смотрит на свои горящие руки… как будто она их скребла по живому с антисептиком. Дети хотели зайти в дом, но Джессалин с вымученной улыбкой сказала, что она ужасно устала и хочет прилечь. – Но мы можем побыть с тобой! Составить тебе компанию. – Вдруг ты захочешь поговорить о завещании? О доверительном управлении? О будущем? – Нет, нет. Со мной все в порядке. – Мама, ты уверена? – Ты точно в порядке? Умоляют. Принуждают. Может, боятся, что она что-нибудь с собой сделает, если останется одна? Упадет с лестницы и сломает себе шею? Допьет виски и впадет в ступор? На нее все это обрушилось, хватит. Ее вдовство еще толком не началось, а силы уже на исходе. – Поезжайте домой. Пожалуйста. У вас своя жизнь. Я справлюсь. Я не одна… со мной Уайти. Спасибо вам за все! Дорогая, сделай глубокий вдох, еще один. Ты сумеешь это преодолеть. Электрошокер – Ваш отец лежал на земле, совершенно беспомощный, – говорил Азим Мурти. – А они тыкали в него, снова и снова. Никакого сопротивления он не оказывал. Перестал к ним взывать. По-моему, он уже был без сознания… Начало ноября. Том Маккларен решил подать гражданский иск на департамент полиции Хэммонда, и тут в его жизни, словно из ниоткуда, появился Азим Мурти. Доктор Мурти узнал о смерти мистера Маккларена, прочитав некролог в газете. – Я единственный свидетель случившегося. Оказывается, Мурти приехал в больницу поздним вечером 19 октября узнать, не привезли ли в отделение неотложной помощи «мужчину лет под семьдесят, седого, крупного, белокожего» с ранами, полученными от электрошокеров полицейских. Но медперсонал, с которым он общался, не очень-то ему помог. Да, «скорая» привезла мужчину по имени Джон Эрл Маккларен, шестидесяти семи лет, с диагнозом «инсульт» в результате автомобильной аварии, а что касается ран от электрошокеров, то таких (явных) подтверждений врачи не нашли. Но доктор Мурти сразу насторожился. Он заподозрил, что «жертва инсульта» и есть тот мужчина, которого атаковали копы на автостраде Хенникотт. – Ваш отец остановился из-за меня. Он возмутился тем, что меня избивают двое полицейских. Отважный человек, он спас мне жизнь. Но за это ему от них крепко досталось. Они швырнули его на землю, стали бить ногами и тыкать электрошокерами. Не остановились даже после того, как он потерял сознание. Они вели себя как маньяки. Перед этим и мне досталось от их шокеров – без всякой причины. Меня остановили на хайвее под предлогом, что я «лихачил», «менял полосы, не включая поворотник». На самом деле (как сказал мне адвокат) они приняли меня за чернокожего и подумали, что наверняка найдут в машине наркотики или что-то такое. А когда увидели, что я… что я не «афроамериканец»… то пришли в ярость. Их не интересовало, что я врач и где я работаю. Даже не заглянули в мое водительское удостоверение. Они сделали вид, будто я «нахожусь под воздействием алкоголя и что я «лихач». Не найдя в моей машине наркотиков, они еще больше разъярились. Закричали, чтобы я убрал руки за голову и лег на землю лицом вниз. Хотя я выполнял все их приказы, они продолжали орать как ненормальные. Я пытался закрыть лицо и голову… я просил их не причинять мне боль… а они это истолковали как сопротивление аресту. Продолжали орать. Без всякого повода… только потому, что я не лежал неподвижно, а извивался… стали в меня тыкать шокерами. Это было ужасно… меня чуть не парализовало… я думал, что сейчас умру. Сердце вот-вот остановится. Не мог дышать. Никогда не испытывал такой боли. У меня начались конвульсии. И тут ваш отец затормозил, вышел из машины и закричал полицейским, чтобы они оставили меня в покое. Тогда они переключились на него. Это спасло мне жизнь. Всего я не мог рассмотреть, но видел, как они повалили его на землю, били ногами и добивали шокерами. И орали, орали: «Лежать! Лежать, сука!» Хотя он уже и так лежал. Меня они заковали в наручники и повезли в отделение, а ваш отец остался ждать «скорой». Они видели, что у него сердечный приступ или инсульт. Кажется, испугались, что могли его убить. В тот момент я испытывал такую боль и был так напуган, что до конца не понимал, в каком состоянии находится мой спаситель. Стыдно признаться, но я был зациклен на себе и плохо соображал. Я опасался за свою жизнь. Хотя я гражданин США, но родился в другой стране. И было страшно, что меня по какой-то причине депортируют. Меня раньше никогда не арестовывали и не привозили в отделение. Ни разу не останавливала дорожная полиция. А тут могли запросто убить. И это не кино и не телесериал. У меня отобрали мобильный. Но в четыре утра непонятно почему меня отпустили. Я был в плохом состоянии. Раны и гематомы сильно меня мучили. Но по крайней мере, я был свободен. И никаких обвинений, «иди на все четыре стороны». Какой-то офицер, боясь, что я умру в изоляторе, разрешил мне сделать один звонок. Я позвонил другу и попросил, чтобы меня забрали и отвезли в отделение неотложной помощи в Сент-Винсенте, где я работаю. Там меня осмотрели на предмет повреждений головы и лица, сломанных ребер, сделали снимки ран. «Вас сильно избили, – сказали мне. – Мы должны вызвать полицию». Но я взмолился: «Нет! Я хочу домой». Я и сейчас не до конца восстановился, но понимаю, как мне повезло, что я выжил. Я врач-ординатор в клинике Сент-Винсент, работать приходится много. Домашним о своих проблемах я не рассказывал, они пришли бы в еще больший ужас, чем я. После этого нападения я очень плохо сплю, меня мучают головные боли. Мне было сказано, что на меня завели дело как на «чернокожего»… и по этой причине я был задержан. Мало того что я пережил настоящий кошмар, так еще и невинный человек – ваш отец – погиб от рук этих сумасшедших. Я подал на них в суд. Мне известны их имена… я предоставлю вам всю информацию, которую удалось раздобыть моему адвокату. Я дам показания по поводу моего избиения и «незаконного ареста». Я выступлю свидетелем по поводу избиения вашего отца, он не был вооружен и не сопротивлялся. Они убийцы! Том был так огорошен этим словоизвержением из уст молодого индийца, которого он видел в первый раз и о котором ничего не знал, что ему пришлось попросить Азима Мурти повторить сказанное и помедленнее. Было мучительно больно слушать все эти подробности о том, как бедный Уайти был жестоко избит на обочине шоссе, не имея возможности себя защитить. Собственно, Том изначально подозревал, что отец умер не своей смертью. – У вас есть все основания для открытия уголовного дела против полицейских и для подачи гражданского иска на миллионы долларов. Том услышал это от судебного юриста по имени Бад Хоули, бывшего коллеги Уайти. Хоули навел справки в городской полиции Хэммонда и получил подтверждение, что Азим Мурти действительно был задержан 18 октября 2010 года по обвинению в «лихачестве», «неподобающем поведении», «неподчинении полиции» и «оказании сопротивления при аресте». Позже все эти обвинения были с него сняты. Ни слова о другом задержанном в то же время и в том же месте. Ни слова о втором мужчине, насильно удерживаемом и избиваемом с применением электрошокеров. Зато сохранилась запись в городской больнице о доставке в отделение экстренной помощи Джона Эрла Маккларена, шестидесяти семи лет, с подозрением на инсульт, случившийся в то же время и в том же месте на автостраде Хенникотт, где он, предположительно, врезался в отбойник. Фамилии копов – Шульц и Глисон. Оба патрульные с большим стажем. Адвокат Азима Мурти, беседовавший с копами, охарактеризовал их ответы как «надуманные и необоснованные», как следствие «расовых предубеждений». Полицейские настаивали, что молодой индийский врач лихачил, почему они его и остановили; у них были все основания подозревать, что он находится под воздействием наркотиков или алкоголя; они утверждали, что он им угрожал; невзирая на предупреждения, он пошел на них и полез во внутренний карман пиджака (вероятно, за оружием); им пришлось применить силу из соображений собственной безопасности. Когда Мурти «продолжил сопротивление», им ничего не оставалось, кроме как «минимально» применить шокеры. Все эти фразы, хорошо заученные, с угрюмым видом и даже некоторым вызовом, были высказаны под взмахи дирижерской палочки адвоката, который защищал интересы полицейских и настаивал, что его клиенты никоим образом не нарушили полицейский протокол. – Тыкать в безоружного человека шокерами, после того как его бросили на землю и сковали наручниками… это не является нарушением полицейского протокола? И все это они оправдывают соображениями собственной безопасности! Присутствие второго мужчины, позже идентифицированного как Джон Эрл Маккларен, было установлено после затяжного допроса полицейских адвокатом Мурти. Поначалу Шульц и Глисон отрицали этот факт, но после предъявления задокументированных показаний они признали, что второй мужчина появился на месте происшествия. Маккларен съехал на обочину с целью помешать аресту Мурти. Полицейские решили, что это его сообщник, и им пришлось от него защищаться. Маккларен якобы тоже «угрожал» копам, наступал на них, «невзирая на предупреждения», «угрожающе» потянулся за чем-то в карман, и им пришлось «применить силу», в том числе шокеры, но не больше двух или трех раз. Это еще была эпоха без полицейских видеокамер, и, стало быть, инцидент(ы) не фиксировались. Поэтому только двадцативосьмилетний Азим Мурти, сам пострадавший от насилия, мог свидетельствовать в суде против двух офицеров. Предварительное слушание состоялось по просьбе адвоката Мурти в небольшой комнате городского суда. Том при этом не присутствовал и обо всем узнал позже. Решение судьи вызвало у него бурю эмоций. Эти подонки отправили моего отца на тот свет. Спровоцировали инсульт, от которого он так и не оправился. Они убийцы. Протокола задержания Джона Эрла Маккларена 18 октября 2010 года найти не удалось. Если был арест, то должен существовать протокол. Если же был только рапорт, то его, видимо, уничтожили. Бад Хоули пошлет судебный запрос о допуске к компьютерной базе полицейского отделения. Но скорее всего, электронный файл позже поправили по чьей-то указке. Том располагал доказательствами об ожогах от шокеров у отца на лице, горле и руках. Он сделал множество фотографий и сразу отослал их Баду Хоули из опасений, как бы чего не случилось с его телефоном. У него также есть копия больничного освидетельствования, где прямо сказано о «подобии ожогов», которые ранее ошибочно посчитали «рваными ранами» от автокатастрофы (а никакой автокатастрофы, как выяснилось, не было). Про автокатастрофу копы соврали. Соврали, что у Джона Эрла Маккларена за рулем случился «удар» и он, съехав на обочину, врезался в отбойник. А новый отчет говорил о том, что Маккларен остановил машину «с явной целью» помешать аресту. Теперь они не отрицали, что повалили Маккларена и пустили в ход шокеры, но исключительно «из соображений собственной безопасности». Перед тем, как заковать его в наручники, а не после.