– Ого, тебя хватило на не вмешиваться целых пять секунд… Это новый рекорд, даже для тебя. – Я просто хочу знать. Когда у тебя в прошлый раз появились деньги, почти все они улетучились вместе с порошком в твой нос. Это так, Пэм, нравится тебе это или нет. Пэм огляделась по сторонам, проверяя, не слушает ли их кто-нибудь, а потом подалась вперед: – Я хожу на собрания. Ты же приставила ко мне Джейсона в качестве сторожевого пса, забыла? Не беспокойся, Фрэнки, я каждую неделю получаю свою дозу унижения. – Собрания не для того, чтобы унижать тебя. Их задача – сохранить тебе жизнь. – Ага, только ты не обязана ходить на них, да? Будь хорошей девочкой и рассказывай группе лузеров, что ты еще больший лузер, чем они. Мне жаль, что мы все не можем быть знаменитыми на весь мир физиками, психиатрами и неврологами. Некоторые из нас – простые люди. Пэм помахала рукой и случайно задела свой стакан. Коктейль разлился по столу. Вскочив, она чертыхнулась и жестом попросила Вирджила принести новую порцию. Фрэнки принялась салфетками вытирать лужу. Как всегда, она подчищает за Пэм… Дзинь. Еще одно письмо. Фрэнки схватила телефон и открыла сообщение. Оно было от того же отправителя: Я тебя вижу. Фрэнки вскинула голову. Ресторан был забит посетителями, люди сидели буквально плечом к плечу. Из-за приглушенного света разглядеть лица было трудно. Ее взгляд скользил по залу, выискивая в толпе того, кто смотрел на нее. Кто был знаком ей. Таких не оказалось. Фрэнки вдруг обнаружила, что у нее дрожит рука, а пальцы так ослабели, что почти не держат телефон. Пэм снова села. Разгневанная и напряженная, она старалась не смотреть на сестру. – Прости, – тихо проговорила Фрэнки. Пэм ничего не сказала. – Я действительно сожалею. Я не хочу ссориться. Я не хочу вмешиваться в твою жизнь. Знаю, иногда мои действия выглядят так, будто я вмешиваюсь… – Ты как папа, – заявила Пэм, зная, что для сестры это удар ниже пояса. Фрэнки сдержалась, несмотря на сильнейшее искушение снова ввязаться в спор. – Ладно, ты права. Папа всегда к тебе придирался, а я не хочу быть как он. Он тоже сводил меня с ума, но только по-другому. Он был трудным человеком. – Трудным? – переспросила Пэм с таким видом, будто это слово совсем не подходило для описания характера отца. И ведь это было правдой. – Дело в том, что когда мы были в Пойнт-Рейес, у нас с папой наметился кое-какой прогресс в отношениях. Перед самым несчастным случаем. – Как мило… Только ты не хотела, чтобы я за вами увязывалась, забыла? Ты сказала, что я буду только мешаться. Фрэнки секунду колебалась. – Конечно, помню. Вот я и говорю: прости. – Не надо. Как сложилось, так и сложилось. Над их столом навис Вирджил. На его лице, будто приклеенная, красовалась притворно радушная улыбка. Он знал, что они ссорятся. Такое было не впервые. За все годы, что сестры приходили сюда, он видал ссоры и похуже. Заметив в его руке бокал «Пино нуар», Пэм нахмурилась. – Ви, я же просила мартини. – Не беспокойся, «Беллини» номер два уже на подходе, – ответил он Пэм. – А это для Фрэнки. Знак внимания от господина за барной стойкой. Фрэнки повернулась. «Я тебя вижу». – От кого? – спросила она. У барной стойки посетителей была целая толпа, и она не увидела среди них знакомого лица. – Зачесанные назад каштановые волосы. Борода. Приятный. Фрэнки снова вгляделась в лица и на этот раз заметила мужчину, смотревшего на нее. Вирджил был прав. Мужчина оказался очень привлекательным. Он был моложе ее и обладал секретным оружием: улыбкой, от которой у любой женщины слабели колени. Из-за бороды его подбородок казался квадратным, на остром носу выделялась горбинка. А еще этот мужчина был умен. Фрэнки всегда умела увидеть в глазах ум. – Отнеси вино назад, – сказала она Вирджилу и тут же схватила его за руку. – Нет, подожди, я сама. Фрэнки встала. На каблуках она казалась выше мужчины за барной стойкой. Врач придала своему лицу выражение холодного равнодушия. Пока она шла к мужчине, тот наблюдал за ней, уверенный в себе. Как будто женщины только и мечтают о том, чтобы он угощал их выпивкой. Вид у него совсем не испуганный, но преследователи-то знают, как прятаться за маской. Он что-то насвистывал, но замолчал, когда Фрэнки приблизилась. Она буквально сверлила его взглядом. – Кто вы и зачем забрасываете меня письмами? Откуда вы узнали мой личный адрес? Мужчина удивленно заморгал, а потом взгляд его очень красивых голубых глаз замер на Фрэнки. – Простите, кажется, вы меня с кем-то спутали, доктор Штейн. Меня зовут Фрост Истон, я из полиции Сан-Франциско. Я хотел бы поговорить с вами. Глава 9 Фрост оценивающе смотрел на Франческу Штейн. В процессе расследований он познакомился со множеством психиатров, однако никто из них не произвел на него особого впечатления. Они с радостью делали вид, будто знают все ответы, но если один из их пациентов вдруг расстреливал зрителей в кинотеатре, мозгоправы обвиняли в этом кого угодно, кроме себя. Фрост воспринимал их как маленьких сереньких фрейдов, исследующих слабости с той же увлеченностью, что и маленький ребенок, тыкающий пальчиком в пузо толстого дядьки. Штейн не проявляла никакой заносчивости, но взгляд ее карих глаз был ледяным. Она умела с непередаваемой грацией держать людей на расстоянии. Тощая, она, однако, не выглядела хрупкой. Ее сестра – а то, что они сестры, было очевидно – отличалась сногсшибательной красотой, но, по мнению Фроста, Фрэнки была интереснее. Создавалось впечатление, что до ее сути придется долго-долго докапываться, при этом так и не добраться до дна. Вирджил, официант с дикими белыми волосами, нашел для них свободный столик у окна. На улице тротуар был запружен пешеходами. В вечер пятницы любители хорошего куска мяса спешили на Пост-стрит, несмотря на холодный туман, наползавший с океана. «Субурбан» Фроста был припаркован в красной зоне перед рестораном. Шак спал на руле, и поддатые девицы, проходя мимо машины, обязательно останавливались и принимались сюсюкать с котом через лобовое стекло. – Так о чем вы хотели бы поговорить со мной, инспектор? – спросила Штайн. Ее голос прозвучал на удивление мягко. – О Бринн Лэнсинг, – ответил Фрост. – Она была вашей пациенткой. – Уверена, вы знаете, что я не имею права разглашать сведения о своих пациентах, – заявила она. На мгновение нахмурившись, заморгала и уточнила: – Была? – Бринн погибла. Штейн явно была озадачена. Ее эмоции казались абсолютно искренними. – Сожалею. А что случилось? – Она пыталась забраться на Оклендский мост. У нее не получилось. – Что? Во всех подробностях описывая ситуацию, Истон наблюдал за ее реакцией. И видел только замешательство. – Ужасно, – сказала врач, когда он замолчал. – Загадка… – Я надеялся, что вы дадите мне разгадку, – сказал Фрост. – Как-никак вы ее психиатр. – Даже если б могла, я все равно не имела бы права что-то вам рассказывать. Врачебная тайна не заканчивается автоматически со смертью пациента. – Я предполагал, что вы это скажете, – признался Фрост, доставая из кармана куртки сложенный лист бумаги и разворачивая его. – И поэтому попросил родителей Бринн подписать разрешение на обнародование. После ее смерти все полномочия переходят к ним. Штейн прочитала документ. – Что ж, справедливо. Я рада помочь, если смогу. К сожалению, в данном случае у меня нет ничего, что было бы вам полезно. Я не виделась с Бринн несколько недель. Лечение, через которое она прошла, имело отношение к очень незначительной проблеме. Ей даже было неловко говорить о ней. – Боязнь кошек, – подсказал Фрост. – Да, именно так. – И вы помогли ей забыть о ней? – спросил он. – Ведь именно так работает ваш метод? Всю вторую половину рабочего дня полицейский штудировал методику Франчески Штейн. Сейчас он пытался избежать скептических интонаций в голосе, но получалось плохо. Прочитанное убедило его в правоте Люси. Внешне красивая, эта женщина действительно немного напоминала доктора Франкенштейна. – Примерно в этом, если говорить простым языком, – согласилась Штейн. – Процесс называется реконсолидацией памяти. – Как конкретно вы этого достигаете? Врач достала из сумки телефон. Он был подсоединен к портативному аккумулятору. Нажав какие-то кнопки, она протянула телефон Фросту. – Вот это видео я показываю людям на собеседовании. Взгляните. Продолжительность несколько секунд.