– Жизнь, Пэм, не игра, – сказала Фрэнки. Та закатила глаза. Фрэнки не осуждала ее. Когда они с Пэм оказывались вместе, она тут же принималась читать сестре лекции, как ребенку. Так было всегда. Когда Пэм нужно было спасать, Фрэнки немедленно бросалась на помощь, и именно Фрэнки делала все, чтобы сестра почувствовала себя полным дерьмом. Они напоминали завистливых подростков. Фрэнки услышала, как звякнул телефон. Значит, на ее личную почту пришло новое сообщение. Прочитав адрес, она поняла, что отправитель тот же. На этот раз он написал: Я тебя помню. Пэм заметила, как сестра вдруг нахмурилась. – Что такое? – Ничего. – Фрэнки положила телефон на стол и приказала себе не думать о сообщении. Вероятно, кто-то просто глумится над ней. – Ничего особенного. Вирджил принес Пэм ее мартини – стакан с янтарной жидкостью и орхидеей в качестве украшения. Пэм сделала глоток и облизала губы. – Великолепно, Вирджил. Ты мой спаситель. – Сожалею, но мы с Фрэнки сменили религию. Мы все отправляемся в ад. – Ваше право, – хмыкнула Пэм. Вирджил оставил их одних, и Пэм стала оглядываться по сторонам, внимательно изучая мужские лица. Когда кто-то улыбался ей, она улыбалась в ответ. Фрэнки хотелось узнать, как у нее прошел день, однако она знала, что каждое предложение из сестры придется вытаскивать клещами. – Как собеседование? Пэм даже не повернулась к ней. – Отлично. Здорово. Уверена, меня возьмут. – Так ты даже сходила туда? На этот раз Пэм посмотрела на Фрэнки, и взгляд у нее был убийственный. – То есть? – Так ты ходила на собеседование или нет? – Естественно, ходила. – Если я позвоню, что они мне ответят? – Звони, – сказала Пэм. Отпив из своего стакана, она добавила: – Это так бодрит – то, что ты доверяешь мне. Фрэнки пожала плечами. – Ты права. Прости. Дело было в том, что за всю жизнь Пэм не дала никому из близких ни единого повода доверять ей, однако сейчас Фрэнки не хотела заострять на этом внимание. Живя в семье целеустремленных ученых, стремившихся к самосовершенствованию, Пэм намеренно шла в противоположном от них направлении. После первого курса бросила колледж. Меняя работы как перчатки – танцовщица, официантка, модель, – постепенно пристрастилась к кокаину и дважды попадала на реабилитацию. Пять лет назад вышла замуж за португальца, разработчика веб-сайтов, с которым познакомилась в ночном клубе в Мишен-Дистрикт. Он бил ее. Она изменяла ему. Когда он ее вышвырнул, Пэм перебралась к Фрэнки, в гостевую спальню, и до сих пор обитала там. Сейчас у нее были деньги. Отец оставил им небольшое наследство, но, глядя на то, как сестра транжирит свою долю, Фрэнки считала, что этих денег хватить всего на несколько лет. Пэм не умела заглядывать так далеко в будущее, а Фрэнки умела и поэтому всячески старалась устроить сестру на работу. На любую. То собеседование, о котором шла речь, было в одной пиар-компании, с которой Фрэнки работала, когда оказалась свидетельницей в судебном процессе. Для связей с общественностью внешность имеет первостепенное значение, и Пэм как нельзя лучше подходила для этой должности. Телефон Фрэнки снова подал голос. Еще одно письмо. Поколебавшись, она взяла телефон. Сообщение от того же отправителя. Она прочитала: Какое твое худшее воспоминание? На этот раз она стала писать ответ, сердито набивая текст изящными пальцами: Кто это? Фрэнки поспешно, пока не передумала, отправила письмо и в сердцах швырнула телефон на стол. Все это не укрылось от внимания Пэм. – В чем дело? – Кто-то меня троллит. Расскажи о собеседовании. – Что рассказать? – спросила Пэм. – О чем тебя спрашивали? – Не знаю. Всякие пиарные вопросы. Удобно ли вам лгать в лицо корреспонденту? Вы согласились бы спать с клиентом, чтобы расширить бизнес? И всё в таком роде. – Забавно, – сказала Фрэнки. – Ладно тебе. Я же радую глаз. Ты это знаешь. Я это знаю. Они это знают. Фрэнки ничего не сказала. Она потягивала вино и изучала лицо сестры. Пэм что-то скрывает, но это не меняет дела. Она всегда что-то скрывает. Всегда лжет. Единственное, в чем она искренна, так это в своем сожалении по поводу успехов старшей сестры. – Ведь ты туда не ходила, да? – спросила Фрэнки. Пэм отпила мартини. – Да. – Господи, Пэм… – Что? Я больше не на мели. Когда понадобятся деньги, тогда и найду работу. – А они понадобятся очень скоро, если ты и дальше будешь пастись в «Нордстроме». Ты хоть представляешь, какие связи мне пришлось задействовать, чтобы тебе устроили собеседование? – Да, спасибо, что сжалилась надо мной, – ощетинилась Пэм. – Я сыта тобой по горло. Хватит с меня. – Я была бы рада так думать, но с тебя никогда не будет «хватит», Фрэнки. Как и с отца не было «хватит». – Я в том смысле, что можешь идти своей дорогой, – твердо заявила Фрэнки. – Что, ты хочешь, чтобы я съехала от тебя? Сняла себе жилье? – А разве ты этого не хочешь? Взгляд Пэм был холодным как лед. – Нет. – Конечно, в пентхаусе гораздо лучше. И за аренду платить не надо. – Фрэнки, ты хочешь, чтобы я заплатила за аренду? Хорошо, я буду платить. – Речь вовсе не об этом, – сдалась Фрэнки. Так повторялось каждый раз. Они не могли оказаться в обществе друг друга и не поссориться. Джейсон был для них своего рода миротворцем. Когда же его не было рядом, сестры доставали кинжалы и старались перерезать друг другу глотки. Фрэнки все это ненавидела и понимала, что виновата не меньше Пэм. Она надеялась, что после смерти отца их отношения сложатся по-другому, однако они остались такими же порочными, как и прежде. Спустя какое-то время Фрэнки нарушила тягостное молчание и более мягко спросила: – Пэм, ты чиста? – То есть? – Кокаин, – пояснила Фрэнки.