– Да. – Вот и славно, потому что другого выбора у тебя все равно нет. – Вирджил, можно я задам тебе вопрос? – Хоть десять. – Ой-ой-ой, какой ты щедрый, – улыбнулась Фрэнки. Она понимала, что сильно захмелела, но ей было на это плевать. – Я хочу знать, принимаешь ли ты наркотики. – А ты не могла бы погромче, детка? Фрэнки сообразила, что почти прокричала свой вопрос, и обрадовалась тому, что ее голос потонул в ресторанном шуме. Подавшись вперед и взяв руки Вирджила в свои, она гораздо тише произнесла: – Извини. Так как? – Теперь ты коп? – Нет. – Ну тогда… гм. Естественно, да. – Ты соблюдаешь осторожность? – Я осторожен со всем, что попадает внутрь моего организма. Иначе ведь нельзя, правда? – Правда. А какие наркотики ты принимаешь? Его пухлые губы растянулись в улыбке и обнажили белоснежные зубы. – Хочешь прикупить? Тебе принести? – Нет. Просто любопытно. – Ну обычно я не делюсь этой информацией с теми, с кем не сплю, – ответил Вирджил, – но раз мы с тобой друзья, я, скажем так, не делаю различий между легальными и нелегальными препаратами. – Ты что-нибудь слышал о плохих наркотиках? О «приправленном героине»? Об «ангельской пыли»? О «солях для ванн»? Есть сведения о крайней галлюциногенной реакции. – Только у твоих пациентов, – ответил Вирджил. Фрэнки, шокированная, покраснела от гнева, и тот поднял вверх руки в знак капитуляции. – Извини, детка, я перегнул палку. Пэм приходила сюда на обед. Она рассказала мне, что происходит. Нельзя было тыкать пальцем в ежа. Фрэнки откинулась на спинку стула и покачала головой. – Вирджил, от меня так много вреда? – Из-за того, что ты копаешься в мозгах? Ну некоторым мозгам без этого не обойтись. – Я меняю реальность для людей, – сказала Фрэнки. – Потому что они тебя просят об этом, верно? – Да. Но, может быть, я не имею права играть в игры с Господом… Отец осуждал меня, говорил, что я ничем не лучше хирурга, делающего лоботомию. – Марвин всегда был очарователен, – сказал Вирджил. – Можно открыть тебе один секрет? Я совсем по нему не тоскую. Я даже не могу утверждать, что сожалею о его смерти. Я не признавалась в этом ни одной живой душе. Даже Джейсону. Произнеся эти слова вслух, Фрэнки испытала облегчение, будто сбросила с себя тяжелый груз, под гнетом которого жила многие месяцы. Всю свою жизнь отец был для них с Пэм эмоциональным мучителем. Вынуждая их чувствовать себя ограниченными. Бесполезными. Его гибель стала… облегчением. Ужасно, но это так. – Тебя грызет совесть за такие мысли? – спросил Вирджил. Весь в черном, он напоминал священника на исповеди. – Да. – Ну и зря. – Он был моим отцом. – И что из этого? Это чистая биология. Он просто пожертвовал свой сперматозоид. Что в этом такого благородного? Отцовство – это не половой акт. Это все то, что идет следом. – Твой отец жив? – спросила Фрэнки. – Не имею представления; наверное, да. Думаю, Господь не очень спешит увидеться с ним. А знаешь, что он сделал, когда я в десять лет сказал ему, что соседский мальчишка симпатичный? Он тыкал мне в рот черенком от метлы до тех пор, пока меня не вырвало. И заявил: «Мой сын не будет грязным пидором». Фрэнки на мгновение прикрыла глаза: – Сожалею, Ви. – Что тут сожалеть. Я все это к тому, что некоторые родители не стоят того, чтобы их оплакивали. Есть хорошие родители, а есть плохие. Наши с тобой плохие. – Наверное, надо радоваться, что не было хуже. В физическом плане он не причинил нам ни малейшего вреда. – Можно нанести множество ран, даже не прикасаясь к человеку, – сказал Вирджил. – Ты прав. Ты подумывал о том, чтобы сменить работу? Из тебя получился бы хороший психиатр. Официант подмигнул ей: – Жди счет. Отодвинувшись от стола, он встал, наклонился, чмокнул свою собеседницу в макушку и затерялся в ресторанной толпе. Фрэнки сразу стало одиноко. Она позвонила Джейсону, но на том конце включилась голосовая почта. Она позвонила Пэм, чтобы извиниться за ссору, но сестра тоже не брала трубку. И тут телефон звякнул. Новое письмо. Такое впечатление, будто преследователь сопровождает ее повсюду. Будто знает, что ей одиноко, и хочет составить компанию. Фрэнки снова оглядела ресторан, но если Ночная Птица и был там, то прятался за морем лиц. Она открыла сообщение. У тебя десять минут, чтобы спасти ее. «Не отвечай», – велела себе Фрэнки. Именно такое указание дала компания по безопасности. «Никогда не отвечать. Он будет всеми силами провоцировать вас на ответ. Именно этого он и добивается. Вовлечь вас. И обмануть». Не отвечать. Фрэнки набила на телефонной клавиатуре ответ: «Кого?» Ее палец завис над кнопкой «Отправить». Отправлять или не отправлять? Она знала, что делает ошибку, вступая в эту игру, однако уж больно зловещими были эти загадочные послания. Ты нужна ей. У тебя десять минут, чтобы спасти ее. Нет. Фрэнки стерла ответ, не отправляя его. Затем стерла и само письмо. Хватит с нее игр; пора домой. С облегченным вздохом она достала из сумки кошелек и, отсчитав деньги за еду и вино, положила их на стол. Она поискала Вирджила в толпе, чтобы попрощаться с ним, но официанта нигде видно не было. Снаружи, на Пост-стрит, росшие в кадках деревья поеживались от холода. Высокие здания по обе стороны улицы давили на Фрэнки своими громадами. Она оглядела улицу и решила, что здесь, в яркой субботней суете, ей ничего не грозит. Ведь ее дом – на ОʼФаррелл, всего в пяти кварталах отсюда. Фрэнки снова услышала, как звякнул телефон. Нет, этот человек не сдается. Психиатр колебалась. Как бы сильно ей ни хотелось оставаться в стороне, она все глубже увязает в игре незнакомца. Но выбора нет. Она открыла сообщение. Пять минут. На этот раз сообщение фразой не ограничивалось. Фрэнки увидела, что есть приложение – файл в формате JPG. Ага, он прислал ей фотографию. Не отвечать.