– Если ты не сможешь правильно понять какую-то деталь, я помогу тебе, исправлю ее, потому что хочу, чтобы ты абсолютно точно вспомнила, как все было. И что бы я тебе ни говорила, знай: это правда о том, что случилось. Очень важно, чтобы ты именно так все и запомнила. Ясно? – Ясно. В последний месяц они повторяли это упражнение множество раз на каждом сеансе и на множестве сеансов. И на каждом следующем сеансе Фрэнки слегка меняла детали того, что помнила Джиллиан о том дне в заливе. Люди считают, что воспоминания неизменны, но это очень далеко от истины. Каждый раз, когда человек берет воспоминание с полки и кладет обратно, он его меняет. У психиатров есть название для этого процесса. Реконсолидация. Ее муж Джейсон – невролог, и он может описать этот процесс языком химии, как белок синтезируется в мозгу. А главное тут то, что каждое оживленное воспоминание похоже на мягкую глину. Пока оно у тебя в руках, можно слепить из него что-то новое. – Ты готова? – спросила Фрэнки. – Да. Фрэнки нажала кнопку на пульте управления, и изображение на экране переключилось на другую череду образов. Она сама сняла этот видеоряд в Заливе, неподалеку от моста Сан-Матео, с приглашенными актерами в каяке. В кадрах были волны и вода. Обтянутые перчатками руки, сжимающие весло, и утлое суденышко, скользящее по бескрайней глади. Погода стояла великолепная, в голубом небе ярко светило солнце. Играла музыка – та же, что звучала из динамиков над головой. Та же, что Фрэнки включала на всех сеансах с Джиллиан. Эта музыка обладала властью над сознанием. – Расскажи мне о том дне, – сказала она девочке. Джиллиан приступила к рассказу. Точно так же, как десять раз до этого, она во всех подробностях описывала их с матерью поездку. В первый раз, несколько недель назад, эмоциональная травма стала проявляться у нее, когда Фрэнки сфокусировала внимание девочки исключительно на расслабляющих образах воды. В следующий раз, через неделю, она позволила Джиллиан вспомнить случившееся, но вынудила ее поверить в то, что мать оказалась рядом практически сразу и выровняла лодку. Никакой опасности не было. Сейчас же ей хотелось полностью отделить Джиллиан от случившегося. Это был последний этап лечения, разработанного ею для девочки. – Меня несет течением, – дрожащим голосом произнесла Джиллиан. – Откуда оно взялось? Я не могу управлять лодкой. – Не беспокойся. Все ты можешь. – Нет, она переворачивается… Мне страшно. Я не могу выбраться. Мама! – Это не ты, Джиллиан, – сказала ей Фрэнки. – Это кто-то другой. – Я ухожу под воду! – Нет, это не ты. Присмотрись внимательнее. Рядом еще один каяк. Видишь его? Вот та девушка в беде, а ты в безопасности. Фрэнки указала на экран, где девушка в каяке гребла веслом. Врач создала абсолютно другую версию случившегося, и Джиллиан предстояло увидеть ее и запомнить. Другой каяк – вымышленный – сильно раскачивался на волнах. Над ним нависал мост Сан-Матео, высокий и серебристый. – Видишь? Это не ты, Джиллиан. Это кто-то другой. С тобой всё в порядке. Ты отлично удерживаешь лодку. – Она перевернется! – Да, но твоя мама успеет помочь ей. – Я вижу ее! – Да, она на месте. Помогает. Всё в порядке. Видишь, лодка выправилась, и девушка сидит спокойно. – Да. – Теперь все в безопасности. – У всех всё в порядке, – сказала девочка. – И у тебя всё в порядке, правда, Джиллиан? – У меня всё в порядке. – Отлично. Давай-ка ты расслабишься на несколько минут, а потом мы всё повторим. – Конечно. В течение следующего часа они повторили воспоминание четыре раза. На третий раз Фрэнки уже не было надобности делать подсказки. Джиллиан рассказала историю от начала до конца, и ее уже не мучил страх перед тем, что каяк перевернется. Она уверенно управляла лодкой. А вот у другого каякера лодка перевернулась, девушка на короткое мгновение оказалась в воде, но мама Джиллиан успела прийти на помощь. Теперь все это стало ее реальностью. Ее воспоминанием. Для Фрэнки ужасная ирония состояла в том, что ее пациенты забывали прошлое, а она хранила все их тайны в своей голове. Она все еще ощущала панику Джиллиан, когда девочка задыхалась под водой. Одной мысли об этом было достаточно, чтобы почувствовать тяжесть в груди и желание глотнуть воздуха. Так происходило с каждым пациентом, будь то солдат или ребенок. Она слышала вой каждой бомбы, видела вывалившиеся кишки каждой жертвы, сжималась от прикосновения каждого негодяя. Создавалось впечатление, будто все их воспоминания перешли к ней. Когда сеанс закончился, Фрэнки оставила Джиллиан в лечебном кабинете, чтобы та поспала, прежде чем выводить ее из гипноза. Она оставила музыку, а на экране включила видеоряд с цветами. Снаружи ждала мать девочки. На ее лице отражалась тревога, в глазах застыл вопрос. Фрэнки улыбнулась. – Кажется, получилось, – сказала она. – Скоро узнаем. Десять минут спустя Фрэнки через громкоговоритель разбудила девочку. Полностью придя в себя, та вышла из кабинета, потянулась, зевнула и радостно посмотрела на мать. – Привет, – сказала Джиллиан. – Давно ждешь? – Нет, всего чуть-чуть, – ответила женщина и, встав, обняла дочь. – Джиллиан, хочешь пить? – спросила Фрэнки. – Я тут налила тебе воды. Она указала на стакан с водой, стоявший на стеллаже возле двери. Заметила, как мать девочки затаила дыхание и напряглась. Джиллиан перевела взгляд на стакан. И дернула головой. Потом сделала глубокий вздох – и замешательство исчезло, как легкое облачко. Она расслабилась и улыбнулась, очаровательно сморщив веснушчатый носик. – Ой, спасибо. Пить ужасно хочется. Джиллиан взяла стакан и выпила его до дна. Глава 5 – Просто не верится, что Бринн больше нет, – не в первый раз проговорил Габриэль Техада. Фрост и юрист из Саусалито стояли в конце Джонсон-стрит, недалеко от причала, возле которого покачивались парусные суда. Вдали виднелись коричневые холмы Тибурона. В этом небольшом ответвлении рая, находившемся к северу от Золотых Ворот, жили только те, у кого денег было больше, чем у бога. Даже богу было не по средствам купить здесь жилье с этими великолепными видами. – Сочувствую вашей утрате, – сказал Фрост. Он ненавидел эту фразу. Банальность, но сказать больше нечего. – А родители Бринн знают? – Да, я вчера говорил с ними. Нет на свете худшей обязанности, чем среди ночи будить родителей и рассказывать им о смерти дочери. Фрост знал это лучше кого-либо. Мать и отец Бринн Лэнсинг обезумели от горя – так всегда бывает с родителями. Никаких объяснений для них у него не было. Ничего более-менее вразумительного. Еще вчера с твоей дочерью все было в порядке – и вот она камнем падает с Оклендского моста… – Я любил ее, – сказал Техада. – Я ей еще не признался, но любил. Приятель Бринн облокотился на деревянные перила и устремил взгляд в воду. Волны бились о пирс. Легкий бриз поигрывал такелажем, создавая постоянный мелодичный фон. Техада был крупным мужчиной, широкоплечим, атлетического сложения. Фрост тоже был не маленький, ростом пять футов и одиннадцать дюймов, но Габриэль возвышался над ним на целых четыре дюйма. Его костюм-тройка был довольно необычной одеждой для Калифорнии, даже для юриста. Медного цвета кожа блестела на солнце. Облик дополнялся торчащим носом и черными, как вороново крыло, волосами, смазанными бриллиантином. Он не расплакался, когда узнал о смерти Бринн, но Фрост по его лицу видел, что им владеет глубокая печаль. – Как давно вы знакомы с Бринн? – спросил он. – Около четырех месяцев. Мы познакомились незадолго до Рождества. Между нами будто проскочила искра. Я прежде никогда не испытывал ничего подобного. Никто не знает, как сложатся отношения, но с ней я был уверен, что у нас есть будущее. Я просто не могу поверить в то, что Бринн покончила с собой. Кто угодно, только не она. – Все это не выглядит обычным самоубийством, – сказал Фрост. – У нее случился психологический срыв. Техада покачал головой. – Все это какая-то бессмыслица. Бринн любила жизнь. Я никогда не видел, чтобы она впадала в скрытую, глубоко запрятанную депрессию. Едва ли на свете существовала более уравновешенная женщина. – Когда вы в последний раз виделись с Бринн? – спросил Фрост. Техада повернулся спиной к гавани и лицом к забитой толпами туристов главной улице приморского городка. Сунув руки в карманы, он задумчиво нахмурился. – Четыре дня назад. Она осталась у меня. – А после этого вы с ней разговаривали? – Два дня она не отвечала на мои звонки и сообщения. Я уже было решил, что она отшила меня. Я подумывал о том, чтобы она переехала ко мне, и опасался, что она пока что не готова к этому шагу. А вчера Бринн вдруг написала мне сообщение и сказала, что все отлично. Мы планировали уехать на выходные. – Она не говорила, что в ее жизни происходит нечто необычное? Не упоминала какую-нибудь проблему? – Нет. Ничего в таком роде. – Ее соседка, Люси Хаген, сказала, что вчера вечером они с Бринн поехали на вечеринку в Аламеду. Вам что-то об этом известно? – Да, я тоже должен был поехать с ними. Но мне понадобилось срочно встретиться с клиентом. Вечеринку устраивал мой сокурсник с юридического факультета, он собственный юрисконсульт в «Оракле». – Заметив, что Фрост улыбнулся, Техада добавил: – Вечеринка юристов, инспектор, не так уныла, как кажется, когда есть деньги. Если я не ошибаюсь, он пригласил Игги Азалию. Там собрались молодые, красивые люди. Как Бринн. Фросту не хотелось признаваться в том, что он не знает, кто такая Игги Азалия. Хотя Истон и был молод, он гордился тем, что не гоняется за модой. Он знал необузданную сторону жизни Сан-Франциско, но никогда не присоединялся к толпе. Он был холост и мирился с этим статусом. Дуэйн, брат, периодически пытался наладить его личную жизнь, да и Фрост получал множество предложений, так как женщин в нем привлекало сходство с Джастином Тимберлейком[4]. Чаще он отвечал отказом. Иногда все же ходил на свидания, однако они так и заканчивались ничем. И дело было вовсе не в том, что серьезные отношения его не интересовали. Просто ему нравилось одиночество. Если выпадал свободный вечер, Фрост обычно проводил его в одном итальянском ресторанчике в двух кварталах от дома вниз по Рашн-Хилл, где читал книги по истории. Владелец ресторана разрешал ему брать с собой Шака.