«Никто из вас, черти, завтра в баню не пойдёт! - со злостью подумал Глеб. - Грязными сдохните!». Ещё несколько человек вошли в воду, стали переправляться, держа карабины над головой. На берег высыпало ещё человек тридцать - люди мелкими партиями спускались в реку, кто-то смеялся: «Это вам не Днепр, господа!» Шубин затаил дыхание, плавно оттянул спусковой крючок - очередь стала сигналом: свинцовый сквозняк загулял над водой, такого не ожидали. Двое уже переправились и отфыркивались, стоя по щиколотку в воде, они упали первыми. Пули веером шли над рекой, поражали человеческие тела. Тем, кто был уже по пояс повезло меньше прочих - они погибли один за другим, но далеко не уплыли, цеплялись за коряги и перекрещенные стволы топляка. Испуганно орала бездонная глотка: солдат нырнул, наивно вообразив, что спасётся под водой и снова появился на свет - уже мёртвым. В считанные секунды на стремнине никого не осталось, остальные бросились назад, а те, кто ещё не вошёл, в воду открыли беспорядочный огонь. Смешалось вражеское войско: кто-то не выдержал, попятился, потом пустился наутёк в кусты. Пули вырывали людей из солдатской массы, сквернословил офицер, прячущийся за спинами своих бойцов, призывал подчинённых идти через реку, выполнить наконец свой священный долг перед Великим германским рейхом. Два десятка солдат бросились в воду, стреляя на ходу, они спотыкались, но упорно шли: бледные как призраки, с трясущимися лицами. Разведчики расстреливали их в упор, Глеб ловил в прицел белое как мел лицо белобрысого парня, тот сильно переживал, с уголков губ сочилась слюна - пуля от бросил его на коллегу, он зацепился за корягу задней частью ворота, всплыли ноги. Долбил МГ, нанося урон людям Шубина, что-то выкрикнул сержант Уфимцев, спохватился Затулин, засевший с пулемётом за опорой, перестал выкашивать пехоту в воде, перенёс огонь - пули вспахали пустую дорогу, потом отправились правее, затрясли кустарник. Покатилась краска по высокой траве - пулемётчик заткнулся. Для выживших немцев это было не самой лучшей новостью. Атака захлебнулась, часть солдат ещё шла вброд, двое вырвались вперед, бежали к берегу, высоко подбрасывая ноги. С косогора полетела граната - смельчаков отбросило назад в реку. Немногочисленные выжившие побежали обратно, выбрались на берег, где большинство из них полегло под градом пуль. Подставился офицер: дёрнулся, чтобы поймать сбитую пулей фуражку и зарылся в камыши. Уцелевшая пехота откатилась в ивняк, какое-то время оттуда стреляли, потом прекратили это бессмысленное занятие. На поле боя осталось порядка полусотни трупов: они лежали на подходе к кустам у самого берега; часть тел уплыла по течению, вырвавшись из лап вездесущего водяного; остальные зацепились за коряги, ветки деревьев, плавно колыхались в воде. Это создавало жутковатое ощущение. - Выкусили, падлы! - завизжал с советского берега Шуйский и злорадно засмеялся. - Не вставать! - протрубил Шубин. - Это только начало, сейчас опять пойдут. Уфимцев! - Да, здесь я! - Докладывай! - Мне трудно судить, товарищ лейтенант, сами сказали - не вставать. У нас есть потери: Мжельский, Уваров, Лимясов. - Ермаков убит, товарищ лейтенант, - прокричали с правого фланга. - Он рядом с Затулиным находился, а теперь вон, в реке плавает. - Седых ранили в ногу, - крикнул кто-то. - Его Курганов перевязывает. Плохо парню, но вроде не умирает. Хоть не спрашивай ни о чем - каждая потеря, как ножом по горлу. Шубин покосился влево: красноармеец Вершинин лежал на боку, в в искривлённой позе, сжимал рукоятку трофейного автомата, глаза неподвижно смотрели в землю, обрастая трупный мутью, на комбинезоне расплывалось бурое пятно. Ещё минуту назад этот парень задавал вопросы, хотел все знать, был полон сил и решимости - смерть была рядом, постоянно дышала в затылок, но почему не брала? - Ещё Вершинин погиб, - пробормотал лежащий дальше Шперлинг. Да уж, не слепой, трудно не заметить. Взвод потерял как минимум семерых, что будет дальше? Немцы не идиоты, чтобы снова соваться в лоб, будут искать обходные пути. Пусть потеряют время, но переправиться через речку и ударят с фланга, или, что ещё хуже - с тыла, или снова заговорит миномётная батарея и теперь уже будет стрелять не по площадям, а по конкретным целям. Впрочем последнее вряд ли - батарея отработала боезапас, а новый ещё надо подвезти. - Товарищ лейтенант, не пора ли сваливать?.. - как-то смущён выкрикнул Шуйский. - Обойдут нас скоро. В деревню надо отходить… - А может ещё повоюем? - засмеялся Герасимов с каким-то истеричным надрывом. - В самом деле «Фермопилы», товарищ лейтенант! Вон, сколько уже настреляли, царём Леонидом будете? Средний из него царь… Шубин колебался: «Полк ушёл, но на своих маневренных мотоциклах немцы догонят его за час, сомнут арьергард, истребят раненых… Эх, ещё бы немного простоять…». Вторая попытка ворваться в деревню была умнее: обходные пути немцы не искали, а если не так? - у бойцов Шубина всё равно оставалось время. Пехота накопилась в камышах, причём накопилась плотно. Фашисты залегли, открыли массированный огонь по дальнему берегу: пули швыряли грязь, изменили облик косогоры, поднять голову было невозможно. Затулин, отступивший за бугор со своим «Дегтярёвым» сделал попытку приподняться, но охнул, распластался плашмя с пробитой головой, пулемёт покатился по склону. Ахнул Боровой, метнулся наперерез, успел его придержать и мгновенно оказался в эпицентре огня, удача пока хранила парня: он отполз, сжимая свое приобретение, скалился как сумасшедший. А к нему, извиваясь ужом, волоча за собой пулемётный диск, полз Лёха Кошкин. Второй пулемёт был разбит, надеялись только на этот. Лёха стучал зубами, приладил диск, Боровой отдувался. - Не высовываться! - кричал Шубин, срывая остатки голоса. Но совсем не высовываться, это значит не стрелять, прекратить сопротивление. Красноармейцы отвечали хаотичным огнем, большей частью не прицельным. В камышах уже создалась критическая масса: люди в серых мундирах, пользуюсь слабым ответным огнем, стали перебегать, прятаться за телами мертвых. Плечистый военнослужащих с невозмутимым и каким-то квадратным лицом пристроил пулемёт на теле гренадера, стал манипулировать прицельной планкой, мертвец не возражал, смотрел водянистыми глазами на восходящее солнце - массированная очередь взлохматила косогор. Боровой с пулемётом решил устроить полноценную дуэль, но снова незадача: пули боронили земляной вал, сбивали камни. Кошкин нервно смеялся: «,Хоть картошку высаживай!». Жутковатое ощущение, что мёртвые стали возрождаться, шевелились, трясли головами. Снова критическая масса живых на берегу стала больше, чем мертвых. Полз на позицию, закусив губу, наспех перевязанный Седых, он подтягивался на руках, за простреленной конечностью тянулась бурая дорожка. «Тимофей назад! - истошно кричал сержант. - Куда ты прёшь?». Но тот уже пристраивал автомат, посылал наобум короткие очереди. Челюсть сводило от боли - на парня было страшно смотреть. В окоп с погибшим Вершининым скатился красноармеец Мухин – невысокий, щуплый, весьма подвижный, парню от силы девятнадцать, до войны учился в столичном ВУЗе, где успевал по всем предметам и даже был комсоргом группы. Марксистско-ленинское воспитание давало сбой: он как сорока, гнездо которое разорили, искал прибежище в соседнем гнезде, отшатнулся, обнаружив мертвого товарища, украдкой перекрестился, жалобно глянул на лейтенанта. - К земле прижмись! - посоветовал Шубин. - И не вставай - дольше проживёшь. - Намного дольше, товарищ лейтенант? - засмеялся Мухин каким-то не естественным смехом. - Да всё в порядке, я уже приспособился как-то. Знаете, я верю, что когда-нибудь опять появлюсь на свет: родит меня мамка, только уже другая, видимо, мамка. И время будет мирное, жизнь превратится в сплошное удовольствие. Вот тогда заживём, а сейчас уж ладно, как-нибудь перетерпим – будь что будет… Признайтесь, товарищ лейтенант вы ведь тоже надеетесь что когда-нибудь опять родитесь? Ну убьют сейчас, но это ведь не конец - верно? Шубин спрятал ухмылку - подобные мысли в той или иной форме приходили каждому на этой войне, даже убеждённым коммунистам и вера в Бога тут не причём, это другое. Бога нет, но что-то всё равно есть - невозможно пребывать ничего не чувствуя до скончания веков. Возможно именно подобные умозаключения и помогали бойцам идти на танки с винтовками «Мосина». Дальний берег вновь был серым от неприятельских мундиров. Несколько человек спустились к воде, застыли в ожидании, Уфимцев рискнул, соблазнившись целью: подскочил, полоснул из автомата и снова рухнул. Солдаты бросились врассыпную, никто не пострадал, но решимость угасла. Поднялись другие, пошли вперёд, ведя прицельный огонь: кто-то увлёкся, передёргивая затвор, не посмотрел под ноги и оступился при подходе к воде, съехал в реку, закричал от боли в сломанной ноге. К рванной пальбе добавился грохот крупнокалиберного пулемёта: по дороге с запада приближался бронетранспортёр - машина нещадно чадила, пулемётчик поливал свинцом противоположный берег. Охнул боец откатился, застыл с разброшенными руками. БТР с крестами на борту предназначался для перевозки личного состава, за башенкой в отсеке для десанта, пряталось отделение солдат, теснились каски, словно страусовые яйца. Пулемётчик стрелял без остановки, словно змея извивалась пулемётная лента, поступая из коробки в приемник патронов, снова земля летела клочьями. Уцелевшие красноармейцы сползли на дно окопов, чертыхался Боровой, дёргая заклинившись затвор ДП. Немцы приободрились, получив поддержку, стали подниматься. БТР, ломая топляк, вошёл в реку, медленно форсировал водную преграду. Пулемётчик сделал передышку - менял ленту, солдатам в воде тоже было не до стрельбы. Вал на Советском берегу ощетинился огнем, но эффективностью он уже не мог похвастаться, взвод нес потери: ещё замолкли двое или трое. Немцы брели по воде, укрывались за своими отвоевавшими сослуживцами. БТР застрял только раз - на стремнине. Механик-водитель выжил из машины всё, что мог, БТР продолжил движение и вскоре обогнал пехоту и упёрся в склон. Жирный пот струился по глазам, разогрелся автомат, Шубин сменил в магазин, снова припал к прицелу. Стреляли все, кто был способен держать оружие, даже Седых, сохранивший автомат. Пехота противника снова несла потери, но продолжала форсировать реку. БТР с ревом взгромоздился на склон, пулемётчик опять был в деле - вероятно все перенесли огонь, распознав в нем главную опасность. В пылу боя тот забыл про свою жизнь - пули просто порвали его. Загомонили пехотинцы в десантном отсеке - им на головы скатился труп. БТР уже полз по склону, над косогором взмыло противотанковая граната, упала с недолётом - боевую машину окутал дым, она не пострадала, только осколки посекли лобовую часть, закованную в броню. Но водитель предпочёл остановиться, двигатель ревел на холостом ходу, пехота посыпалась на землю и сразу же попала под перекрестный огонь: трое упали в грязь; остальные кинулись под защиту транспортёра, по очереди высовывались и стреляли. Основные силы, форсирующие реку, пока не подтянулись… - Всем отход в деревню! - прокричал Шубин. - Не останавливаться!.. К амбару!.. Хватайте Седых, мы прикроем. Раненый ефрейтор внезапно оказал сопротивление, теперь уже своим товарищам, он отбивался здоровой ногой, хрипел, чтобы оставили его в покое, он прикроет, задержит немцев. «Кретины, не донесёте - все погибнете! А ну кыш отсюда!.. Сержант, прикажи!». Уфимцев был белый как извёстка - разрывался между порядочностью и благоразумием. Разведчики по пятились, растерянно смотрели на товарища, а тот уже лежал, раскинув ноги, заговаривал боль, смеялся страшным смехом: дескать, пошли отсюда, к чёртовой матери, скоро свидимся! Ему удалось задержать противника секунд на двадцать, но в создавшейся ситуации это были очень важные секунды. Потом, в районе камня, где лежал Седых, взорвалась граната и последний очаг сопротивления был сломлен. Шубин на бегу попытался пересчитать людей, это было бесполезно, возможно дюжина или даже меньше выжили: сержант Уфимцев; Серёга Герасимов; Шуйский с Кошкиным; кто-то ещё… Люди бежали без оглядки: мимо лужи водохранилища, где нашло погибель мотоциклетное подразделение; мимо груды металлического лома. Впереди мерцало вытянутое дощатое строение - бывшее колхозное правление, слева мастерские, но туда не надо. Горстка людей кинулась за угол, несколько секунд и здание прикроет. БТР уже перевалился через косогор, над гребнем береговой неровности, мелькали солдатские каски, заработал пулемет, захлопали карабины. Разведчики ныряли за угол: кто-то захрипел за спиной - красноармеец Мухин, прилежно наступавший на пятки, внезапно отстал, он двигался как неисправный робот - рывками переставлял ноги, подчинённый жалобно смотрел на командира, кровь сочилась изо рта. Глеб бросился к нему, но помощь уже не требовалось - боец свалился в руки и невольно защитил от пуль... Глеб чувствовал, как они пронзают мёртвую плоть, глаза бойца застыли - дай Бог, чтобы его теория оказалась верна! Так чудесно появиться на свет в мирное время. Больше никого не потеряли. Шубин заполз за угол управления, потом покатился, чтобы не терять время, ведь семеро одного не ждут. Немцы уже бежали, от реки чадил вырвавшись вперед бронетранспортёр, несколько человек забрались в кузов и стреляли с брони. Глеб вкатился за угол, пробежал - открытое пространство перед глазами: какие-то постройки; силосная башня; за плетнем скирды неиспользованного сена. В живых остались не семеро – больше: люди спасались бегством, озирались, пятился Уфимцев, яростно жестикулировал: «Товарищ лейтенант, давайте живее! Где вас носит?». Это был рывок, без сомнения достойный олимпийской медали. От взвода осталось десять или одиннадцать человек - по-прежнему отсутствовала возможность всех пересчитать. Все выжившие собрались у амбара, тяжело дышали - с этой позиции немцы их не видели, но уже подвалят через двадцать секунд, а БТР и того раньше. - Сержант, по плану… - выдохнул Глеб. - С тобой семеро. Поваляйте тут «Ваньку», остальные за мной, в деревню. Встречаемся на Восточной околице. - Товарищ лейтенант, немцы могли одновременно с лобовым штурмом пуститься в обход, - возразил сообразительный сержант. - Если перекроют дорогу, то мы не вырвемся из деревни. - Хорошо, сержант, согласен. Не сможем прорваться - собираемся в подвале сельсовета, каждый знает как можно незаметно туда пробраться. Это решение было принято не спонтанно: сельсовет располагался в центре, там была плотная застройка, несколько мелких предприятий, местность обследовали ещё перед рассветом - лишь бы память не подвела. Так хотелось ещё хоть на час задержать оккупантов - пусть знают, что каждая деревня в России - очаг упорного сопротивления! Несколько человек, во главе с Шубиным исчезли за углом амбара, остальные остались. Шубин подгонял: «Не спать, пехота!». Горстка людей пронеслась вдоль стены амбара, замазанной глиной, миновала небольшой пустырь, утонула в бурьяне у околицы. Но основные события развернулись у западных ворот хранилища зерновых культур. Колхоз имел обширные угодья, зерна добывали много, но денег на постройку элеватора не было, поэтому возвели вот это: здание было добротным, влагонепроницаемым, все щели замазаны глиной и соломой, даже ворота когда-то были качественные, не пропускали воздух - как западные так и восточные. Пространство было разгорожено на закрома и сусеки, но в текущий исторический момент там было шаром покати - всё зерно давно вывезли. Когда БТР снёс какой-то утлый сарай и вырвался на простор, у западных ворот приплясывали семеро, изображая из себя дезориентированных и растерянных: они бранились; метались взад, вперёд. Когда из-за сараев попёр неприятель, люди стали кричать от страха, бросились внутрь через разомкнутые створы. Пулемёт с БТРа врезал очередью - она прошила законопаченное дерево. Пехота валила через пустырь, бронетранспортёр обогнул бегущих, вырулил в левый проезд и помчался по нему, спеша перекрыть дорогу тем, кто собрался выбежать через восточные ворота. Он бы успел это сделать, имеется у ребят Уфимцева соответствующее желание. БТР совершил резкий разворот, возникнув у ворот, спрыгнули четверо солдат, засели за броней, но из ворот никто не выходил - вся семёрка осталась внутри. Пулемётчик поливал огнём амбар: пули крупного калибра разбивали доски, в иной ситуации немцы не стали бы задерживаться, оставили бы отряд, чтобы разобраться с кучкой русских и пошли бы дальше. Но основные силы ещё не подошли и, возможно неприятель решил, что других выживших нет. Пехотинцы окружили амбар, залегли: четверо солдат подкрались к приоткрытым западным воротам; длинноногий военнослужащий отстегнул от пояса колотушку, сделал несколько шагов почему-то на цыпочках, забросил её внутрь - вся компания пустилась на утек. Одинокая граната взорвалась в пустом пространстве и ничего не произошло. По команде офицера солдаты подняли карабины и отправились в путь. У восточных ворот происходило примерно тоже: немцы не были дураками, догадывались, что внутри подстерегает засада. - Ну давай, Петренко! - выдохнул Шубин, приподнимаясь в бурьяне. Красноармеец хищно осклабился, повернул компактный рубильник - спасибо сапёрам, не по жадничали: в пустых отсеках, в центральной части житницы, были заложены шесть килограмм тротила. Провод от ворот тянулся в бурьян, взрыватель срабатывал от электрической искры. Схему разработали перед рассветом, но не были уверены, что её удастся воплотить в жизнь, а оказалось, что все выполнимо. Провод немцы не заметили, скопились у амбара в достаточном количестве. Замкнулось электрическая цепь, сдетонировал заряд, таким количеством тротила можно было подорвать небольшую крепость. Амбар разнесло по доскам, обломки крыши взвились в воздух, огромный сноп пламени взметнулся ввысь. Те, кто оказался рядом с амбаром в зависти не нуждались, а их было не меньше двадцати: взрывной волной унесло всех, кто находился в округе. Вылетели ворота с обоих концов, вспыхнул бронетранспортер, с него спрыгнул объятый пламенем водитель, стал кататься по грязи, пронзительно визжа. Остальные даже не попытались покинуть машину - прийти на помощь оказалось некому. Пехотинцы дружно полегли, полз оборванный солдат с обожженным лицом, подтягивался на руках, беззвучно открывал рот. Праздничный салют успешно состоялся, от амбара осталась груда досок. Окружающее пространство представляла жалкое зрелище: соседние строения охватило пламя; чадил БТР; валялись обугленные тела; гоготали в полный голос, окопавшиеся в бурьяне бойцы. Красноармеец Петренко исполнял зажигательный танец лёжа на спине и в этот момент напоминал жука, перевёрнутого панцирем вниз. За судьбу товарищей переживать не стоило: ещё перед рассветом обнаружили вход в подвал внутри амбара, а из него подземный проход в расположенное по соседству овощехранилище - до последнего разрушения не дошли, здание уцелело, зияли повреждения в кирпичной кладке - примета бесхозяйственности, а не войны. Овощехранилище окружали горы мусора, трава по пояс, неподалёку околица и люди сержанты имели все шансы убраться незамеченными. Радоваться было преждевременно: нарастал гул, боевая техника переправлялась через реку, места мёртвых занимали живые. На подходе к амбару уже звучали встревоженные крики. Шубин шикнул на своих ликующих бойцов: «Не к месту разгулялись, плохая примета». Требуемое время группа продержалась - можно отступать. По команде пять человек бросились к плетню. Глава шестая Разъяренные каратели прочесывали деревню: колхозное строение уже зачистили, сжигали постройки из огнемётов - западную окраину Краснухи затянул смрадный дым. В деревне была всего одна улица и несколько переулков. Населённый пункт был растянут, до войны здесь проживала тысяча сельчан. По деревенской дороге ползли бронетранспортеры, пулемётчики вели огонь по всем подозрительным объектам: разнесли стенд наглядной агитации; сбили красный флаг с сельсовета; прошлись огнем по второму этажу упомянутого здания, сыпались стекла из оконных переплётов. Солдаты шли по обочинам, увязая в грязи, костерили российское бездорожье. Подтянулись на грузовике бойцы огнемётного подразделения, спешились, стали облачаться в амуницию - через минуту пылало здание клуба, следом почта, телеграф, затем дошла очередь до сельсовета. Вдоль дороги дул сильный ветер - пламя перекинулось на соседние строения, солдаты брезгливо воротили носы. Сопротивление никто не оказывал, да и мирных жителей в деревне не было, за исключением нескольких пенсионеров, которым некуда было уезжать - военнослужащие расслабились, потеряли бдительность. БТР выехал на середину дороги, устремился к восточной окраине - взрыв прогремел под колёсами: машину подбросило, развернуло поперёк дороги, сработала противотанковая мина, зарытая ещё утром, установили две - трудно рассчитать, где именно пройдут колёса. Расчёт оказался верен: БТР превратился в огненный факел, обожженные люди посыпались с брони, корчились от боли, днище пробило мощным зарядом, ахнул боекомплект. Последовал второй взрыв и подбитая машина скрылась за густой пеленой. Пехотинцы присели от неожиданности, потом схлынули к ограде. Бесновался офицер во втором эшелоне: требовал принятия немедленных мер, но противник на войну не явился. Подошёл второй БТР, встал на безопасном удалении, открыл огонь по видимой части деревни: сыпались стёкла, разлетелась поленница с дровами, загорелась солома стрехе и ветер перекинул её на соседний сарай. Повинуюсь окрику, поднялись солдаты, в темпе двинулись дальше. Из палисадников, по обеим сторонам дороги, полетели гранаты, что стало ещё одним сюрпризом: гремели взрывы; падали солдаты, нашпигованные осколками; выжившие побежали обратно. Глеб выбрался из под кучи соломы, побежал по грядке, увязая в мокрой земле - грязь липла к сапогам, ноги обрастали тяжестью, стрелять из-за штакетника было неудобно, но пришлось: сверкали пятки убегающих солдат. Он выпустил длинную очередь, свалил кого-то, а затем и сам повалился, когда обнаружил, что пулемётчик целится именно в него. Возможно у страха глаза велики, но пули носились где-то рядом - трясли одичавшую малину, затем стрелок развернул пулемёт. Глеб приподнялся - он находился на заброшенном огороде, причём забросили его давно: грядки обросли сорняками, валялась жёлтая, прошлогодняя ботва. Дощатая халупа просвечивала в глубине участка - прятаться там не было резона. Судьба разбросала разведчиков: каждый контролировал свой участок и собственным ходом выбирался из деревни. Немцы перестроили порядки, надрывался старший. Через дорогу мелькнули две фигуры в маскхалатах, они бежали по грядкам, а когда немцы стали хлестать вдогонку, дружно залегли. Солдаты вермахта приходили в себя, снова шли по улице, автоматчик прилип к забору, стрелял по неподвижным бугоркам. Привстал Петренко, швырнул гранату, удача изменила - он рухнул замертво ещё до того, как она упала на землю - автоматчик залег и взрыв не доставил хлопот. Поднялся второй разведчик и, пользуюсь дымовой завесой, побежал к ближайшему сараю. Шубин втиснулся в узкий проход между грядками, пробороздил его носом, обогнул растерзанную поленницу. Его заметил чей-то зоркий глаз, выстрелил вдогонку, но поленница уже осталось за спиной. Лейтенант энергично полз, погоня отсутствовала - немцы заинтересовались кем-то другим. Шубин кубарем скатился в яму, отдышался в облетевшей жимолости: ягоды в этом году никто не собирал, они гнили на голой земле, въедались в руки и колени, оставляя фиолетовые разводы. Дыру в частоколе пришлось проделывать ногой - хватило удара пяткой: треснули хлипкие деревяшки, он перелез к соседям, пробежал за утлой постройкой с трубой, полз по бурьяну, закусив губу. Усилилась стрельба на другой стороне дороги - немцам никто не отвечал, взорвалась граната. По дороге пробежали, громко топая, несколько человек: за кем они охотились? Где все? Людей разбросало и основная масса выживших оказалась в другой части деревни. Возможно кто-то уже вырвался, поджидает товарищей за восточной околицей. Шубин полз по грязной земле, за ржавыми лопухами. У противника не хватало сил пройти облавой всю деревню: работали избирательно - там, где видели для себя угрозу. Ещё три участка - на подворье не было, ни людей, ни животных. До окраины осталось несколько дворов: терпение отказало, он двинулся короткими перебежками - остались незамеченными. Набежавшие тучи потемнели, нахмурилось небо, усилился ветер: он гнул кусты вдоль дороги, исполнял какофонию рваными листами жести. Дождь стартовал мелкими каплями, плавно усилился, застучал по земле. Видимость закрыла косая пелена, стало темно как поздним вечером - не сбылись предполагаемые прогнозы. Стрельба в деревне затихла, сзади надрывался двигатель, кричали солдаты - немецкий аналог «раз-два взяли», пытались стащить с дороги подбитый бронетранспортер: радостные крики возвестили, что это удалось. Шубин перешёл на бег, споткнулся о какую-то доску, чуть не насадил переносицу на торчащий гвоздь - это сельскохозяйственное бытие начинало утомлять. Околица находилась рядом, темнел лес за пеленой дождя. Мглу на востоке прорезал яркий свет: он становился ярче, разгонял муть - шла колонна грузовых машин, её сопровождали мотоциклисты. Немцы обошли деревню, видимо, нашёлся ещё один брод и часть переправившихся войск свернула в Краснуху. Не давал покоя вопрос: что им это деревня? Единственный объект, через который проходит сравнительно сносная дорога на восток? - но тогда им придётся ремонтировать мост или укладывать понтоны, впрочем, это не проблема, учитывая современный уровень развития военной инженерии. Глеб приступил к наблюдению, стараясь игнорировать непрекращающийся дождь: колонна полностью заблокировала выход на восток, огоньки фар мерцали как огни гирлянды; встали грузовики, высадили солдат. Успел ли кто-то прорваться на восток? - неясное чувство подсказывало, что нет. Если кто-то выжил, то все находятся в деревне. Он пробежал немного по инерции, встал под развесистой рябиной, усыпанный гроздьями ягод, рядом бочки, проржавевший бак для сбора воды, обросший грязью, садовый инвентарь… Фигура разведчика слилась с деревом, дождь не унимался, околица было под боком. За мутной серостью проявлялись очертания грузовиков, мотоциклы, урчали двигатели, звучала каркающая немецкая речь, приближалась вереница огоньков. Она охватывала всю деревню в восточном поперечнике: немцы развёрнутой цепью шли облавой. Судя по количеству огней, их было не меньше двух взводов. Шубин попятился, на что-то наступил и чуть не познал на собственном лубу, что такое «наступить на грабли», но успел перехватить инструмент, прислонил обратно к дереву. Облава быстро приближалась, бежать назад - значит выдать себя с головой. Что-то хрустнуло под ногой, отпрыгнул, обругав свою неуклюжесть, между бочками и рябинной лежал фанерный щит, заваленные сгнившей ботвой, Глеб потащил его вверх, опустившись на корточки вскрылась компостная яма с характерными с запахами. В такие ямы колхозники собирали траву листву, где всё это гниёт в течение года, превращаясь в удобрения, потом вытаскивают, подкармливают растения, а в яму утрамбовывают свежие силос. В текущем году людям было не до этого - яма наполовину пустовала, но запашок испускала убийственный. Выбора не было - дом прочешут, подсобные постройки вывернут наизнанку. Он оттащил фанерный лист, неловко задев рябину - перезрелую ягоды посыпались в яму. Глеб пристроился на боку, прижав к себе автомат, натянул лист, стараясь не стряхнуть наваленную на него ботву, затаил дыхание. Он лежал как в зловонным гробу, кому расскажешь – обсмеют. Першило в носу от едкого запаха, могло быть хуже - например, выгребная яма. Голоса делались громче, солдаты ломали ногами штакетник на соседнем участке, чавкала земля - дождь затянулся, монотонно насыпал на раскисшую ботву. Душевного покоя явно не хватало, затекла нога, приклад ППШ упирался в бедро, он мог поднять его одной рукой, застрелить парочку солдат: фашисты обменивались рублеными фразами. Свободная рука нащупала оторвавшуюся от рябины гроздь, он сунул в рот, оторвав зубами несколько ягод, стал жадно жевать – горечь скрутила горло, но он продолжал работать челюстями, проглатывал кисло-горькие плоды, чувствовал, что уже измазал весь рот: немцы найдут - сдохнут от хохота. Пала под ударами кованых сапог последняя ограда: солдаты обошли рябину и снова сомкнулись, земля протяжно зачмокала. - Мне это непонятно, Отто, - прозвучал голос: - Как русские во всём этом жили? Здесь невозможно жить! Это совершенная разруха, постоянная грязь, отсутствие дорог, ужасный климат, когда за один день сменяются три сезона. - Скажи спасибо, что не четыре, - усмехнулся сослуживец. - Надеюсь зиму в России мы не увидим - скоро всё кончится: наши войска выходят к Вязьме, а русские настолько глупы, что оставили в нашем тылу четыре армии, которые мы добьём за несколько дней. А дальше дорога на Москву открыта - там нет никаких войск, мы пройдём это расстояния за считанные дни. И уже к началу ноября будем обживать наши зимние, московские квартиры с видом на Кремль, если нас что-то, разумеется, не задержит… - Ты же не имеешь в виду Русскую Армию? - О нет, я имею в виду дороги, погоду, непролазные леса и деревни, в которых невозможно жить. А представь: ещё целый месяц с небо будет литься эта дрянь… Что-то пошло не так: солдат испуганно вскрикнул, выругался - земля прогнулась в сантиметре от фанерного щита. Глеба проглотил остатки рябины, поднял автомат, немец что-то отбросил - оно упало с металлическим лязгом… Засмеялся товарищ, стал поздравлять с новым боевым крещением. Сослуживец бранно выражался, поносил несносных русских крестьян, бросающих где попало свой инвентарь. «Грабли атаковали…», - догадался Шубин. Сам же прислонил их к дереву - мелочь, но приятно! Удалилась цепь солдат, ругался пострадавший. В стороне прозвучали несколько выстрелов, смеялись люди… «Кошку пристрелили или загнанного в угол разведчика».