— Я не Ольга. Молчание. — Я не мог сказать раньше. Только здесь. Твоя квартира защищена от наблюдения Темных. — «Не мог»? Суть она ухватила сразу. — Не мог, — повторил я. — Это лишь тело Ольги. — Антон? Я кивнул. Как нелепо мы сейчас выглядим! Как хорошо, что Светлана уже привыкла к нелепостям. Поверила она сразу. — Негодяй! Сказано было с той интонацией, которая скорее пошла бы аристократке Ольге. И пощечина, которую я получил, была из той же оперы. Не больно, но обидно. — За что? — спросил я. — За то, что подслушивал чужой разговор! — выпалила Светлана. Сформулировано было второпях, но я понял. Тем временем Света занесла другую руку, и я, презрев христианские заповеди, увернулся от второй пощечины. — Света, я обещал беречь это тело! — А я нет! Светлана глубоко дышала, кусала губы, глаза горели. В такой ярости я ее не видел и даже не подозревал, что она вообще возможна. Да что же ее так разозлило? — Значит, боишься любить срезанные цветы? — Светлана медленно наступала на меня. — Вот оно что, да? До меня дошло. Не сразу, правда. — Убирайся! Убирайся вон! Я пятился, уже ткнулся спиной в дверь. Но стоило мне остановиться, как остановилась и Светлана. Качнула головой, выпалила: — Ты в этом теле и оставайся! Оно тебе больше подходит, ты не мужик, тряпка! Я молчал. Молчал, потому что уже видел, как все будет дальше. Видел, как раскручиваются перед нами линии вероятностей, как плетет свои дороги насмешливая судьба. И когда Светлана заплакала, разом утратив весь боевой пыл, закрыв лицо руками, когда я обнял ее за плечи и она с готовностью разрыдалась на моем плече, внутри у меня было пусто и холодно. Пронзительно холодно, будто я вновь стою на заснеженной крыше под порывами зимнего ветра. Светлана еще человек. В ней слишком мало от Иного, она не понимает, не видит, как уходит вдаль дорога, по которой нам суждено идти. И уж тем более не видит, как эта дорога расходится в разные стороны. Любовь — счастье, но лишь когда веришь, что она будет вечной. И пусть это каждый раз оказывается ложью, но только вера дает любви силу и радость. А Светлана всхлипывала на моем плече. Многие знания — многие печали. Как бы я хотел не знать неизбежного будущего! Не знать — и любить, без оглядки, как простой смертный человек. Но все-таки как обидно, что я сейчас не в своем теле. Со стороны могло бы показаться, что две закадычные подруги решили провести тихий вечерок за просмотром телевизора, чаем с вареньем, бутылочкой сухого вина и разговорами на три вечные темы: мужики — сволочи, носить — нечего, а самое главное — как похудеть. — Ты разве любишь булочки? — удивленно спросила Светлана. — Люблю. С маслом и вареньем, — мрачно отозвался я. — По-моему, кто-то обещал беречь это тело. — А что плохого я ему делаю? Можешь поверить, организм в полном восторге. — Ну-ну, — неопределенно отозвалась Светлана. — Потом поинтересуйся у Ольги, как она бережет фигуру. Я заколебался, но все-таки разрезал очередную булочку на половинки и щедро намазал вареньем. — А кому пришла в голову эта гениальная идея — спрятать тебя в женском теле? — Кажется, шефу. — Не сомневалась. — Ольга его поддержала. — Ну еще бы: Борис Игнатьевич для нее царь и бог. В этом я слегка сомневался, однако промолчал. Светлана встала, пошла к шифоньеру. Открыла, задумчиво посмотрела на вешалку. — Халатик наденешь? — Чего? — Я поперхнулся булочкой. — Так и будешь ходить по дому? Эти джинсы на тебе лопаются. Неудобно же. — А какой-нибудь спортивный костюм найдется? — жалобно спросил я. Светлана насмешливо глянула на меня, потом смилостивилась: — Найдется. Честно говоря, подобный костюм я предпочел бы увидеть на ком-нибудь другом. На Светлане, например. Коротенькие белые шорты и блузка. То ли в теннис играть, то ли трусцой бегать. — Переодевайся. — Света, я не думаю, что мы проведем весь вечер в квартире. — Ничего. Все равно пригодится, значит, надо проверить, подходит ли размер. Одевайся, я пока схожу чай подогрею. Светлана вышла, а я торопливо стянул джинсы. Начал расстегивать блузку, путаясь в незнакомых, слишком тугих пуговицах, потом с ненавистью посмотрел на себя в зеркало. Симпатичная девушка, что ни говори. Прямо хоть фотографируй для журнала мягкой эротики. Торопливо переодевшись, я уселся на диван. По телевизору шла мыльная опера — поразительно, что Светлана включила этот канал. Впрочем, по остальным скорее всего то же самое. — Прекрасно выглядишь. — Света, ну не надо, — попросил я. — И без того тошно. — Ладно, прости, — легко согласилась она, усаживаясь рядом. — Так что нам необходимо делать? — Нам? — с легким нажимом повторил я. — Да, Антон. Ты же не зря пришел ко мне. — Тебе я должен был рассказать, в какие неприятности влип. — Допустим. Но раз шеф, — слово «шеф» Светлана ухитрилась произнести чрезвычайно вкусно, с уважением и с иронией одновременно, — позволил тебе раскрыться передо мной, значит, я должна тебе помочь. Хотя бы по велению судьбы, — не удержалась она. Я сдался. — Мне нельзя оставаться одному. Ни на минуту. Весь план строится на том, что Темные сознательно жертвуют своими пешками — либо уничтожают их, либо позволяют умереть. — Как в тот раз? — Да. Именно. И если эта провокация направлена на меня, то сейчас произойдет еще одно убийство. В тот момент, когда у меня, ну, по их мнению, конечно, не будет алиби.