Я уставился на Арсения. А тот, придерживая подозреваемого за локоть, нажал на кнопку, и лифт поехал вверх. – Да, конечно, давайте! – стуча зубами, заговорил Черняев. И тут произошло непредвиденное – двери распахнулись, но проем загораживал здоровенный охранник с пистолетом в руках. Направлено оружие было прямо на нас. Я застыл как столб, а Строганов швырнул нашего пленника на охранника. К счастью, тот не выстрелил. Черняев не удержался и упал, а Арсений, мгновенно подлетев к охраннику, вывернул ему руку вместе с пистолетом и завалил того на пол. Затем быстро надавил ему на шею. Охранник обмяк и остался лежать на полу перед лифтом. Черняев вскочил и зайцем метнулся по коридору. – Держи его! – гаркнул мне Строганов, но я уже несся за убегавшим. Мне не хватило всего двух секунд: он юркнул в дверь с надписью «выход», которая тут же захлопнулась. Я подергал дверь за ручку, но, вероятно, магнитный замок был довольно прочным. – Черт! В сторону! Я едва успел отойти. Строганов пнул дверь, хотя она открывалась наружу, потом еще раз выругался и стал шарить по карманам. Достав магнитную карточку, он приложил ее к замку. Замок открылся. – Это ты во всем виноват! – проорал он мне, пока мы неслись по лестнице. – Я?! – Я даже остановился. Но, собственно, Арсений тоже встал как вкопанный. На этот раз путь нам преграждал Громов, собственной персоной. И пистолет он держал не в вытянутой руке, как его подчиненный, валявшийся сейчас около лифта, а в согнутой, с прижатым к туловищу локтем. – Руки за голову, – коротко приказал он. Мы подчинились. – Оставаться на месте! – прикрикнул он на Арсения. – И лицом к стене. Живо. А теперь я хочу знать, что тут творится. – Приятно иметь дело с профессионалом, – улыбаясь, сообщил Арсений. – Приятно, но опасно. – Да уж, лучше не рискуй, – буркнул начальник службы безопасности. – У вас везде, что ли, камеры? – как ни в чем не бывало поинтересовался Строганов. – Здесь их нет, – ответил Громов. – Поэтому если вдруг я вас обоих пристрелю, то никто и не узнает. Я слушаю! Кто вы на самом деле и что здесь делаете? И что за разборки с нашим доктором? Но Арсений обратился ко мне, а не к державшему нас на мушке Громову. – За каким чертом ты на него набросился? Надо было сделать вид, что… – Я дважды повторять не буду, – ледяным тоном предупредил Громов. Но тут вдруг зазвонил мой телефон. Заиграла мелодия Дашкевича из «Шерлока Холмса». Затем смолкла. Громов хотел что-то сказать, но тут ему тоже позвонили. – Слушаю. Доктора Агапова? Нет, не видел. Заблудился, наверное… Да сейчас найдем, не волнуйтесь… Так, – обратился он теперь к нам. – Есть проблемка. Вас, доктор, ждут на исследовании. Мне звонил Федор Павлов… – Да это не проблема! – перебил его Арсений. – Это элементарно. Пусть доктор идет и экспериментирует, а мы с вами пообщаемся. Если вы имеете отношение к убийству Яблочкова, то все, что я расскажу, вы и так знаете, поэтому я… – Что? – В голосе Громова послышалось удивление. – Что ты несешь? – Истину, – серьезно ответил мой напарник. – А если не имеете отношения к этому преступлению, то вам будет очень интересно послушать… Я сидел в кабинете Федора – комнатке, заставленной стеллажами с книгами. У окна стоял компьютерный стол, на котором помещались ноутбук и… пишущая машинка! А между столом и тумбой втиснулся диванчик. Словом, обитель анестезиолога – скромная, но уютная. Так вот, я сидел и пытался успокоить дрожь в ногах. А затем в руках. Федор, решив, что у меня похмелье, даже предложил мне коньяка, но я попросил кофе… Мог ли я ошибиться? Этого ли доктора я видел в реанимации с пачкой анализов в руках? И видел-то всего-то минуту или две. Но голос? Захара Черняева, вне всяких сомнений. А вот Громов, похоже, ни при чем. Не сыграть такое удивление, когда Строганов сообщил ему про убийство. Теперь осталось лишь определиться с Федором… – Старик, вот твой кофе, сахар. Ты как? В порядке? – Мой коллега ясными глазами смотрел на меня, и во взгляде читалось лишь беспокойство, смогу я работать или нет. – Все нормально, – кивнул я, глядя в глаза Склифосовскому. – Спасибо большое! Слушай, я хотел тебя расспросить… – Да, конечно, я тебе все расскажу и покажу, время еще есть, ты не волнуйся. – Федор решил, что я беспокоюсь по поводу предстоящего наркоза. – Нет, я не про исследование. – Я сделал глоток, даже не замечая насыщенного аромата кофе. – Помнишь, ты говорил, что Елене в день смерти Сергея сообщили, что у него есть любовница? Федор нахмурился. – Да, – помолчав, нехотя ответил он. – А она тебе сразу позвонила, как узнала? – Так мы вместе в этот момент были. В кафе сидели. Ей и позвонили. – Было очевидно, что для него это неприятные воспоминания, но он продолжил: – Я после звонка спросил, что случилось. Тут Лена и рассказала про любовницу… – А ты не спросил, кто ей звонил? – осторожно уточнил я. – Она не сказала. – Он пожал плечами. – То есть сказала «неважно кто». Я тогда предположил, что ей просто наврали, а она и поверила. Но Лена сказала, что все это правда. И что она уже подозревала. – А дальше что вы делали? – Погуляли, – спокойно ответил Федор. – Погода хорошая была. И я собрался отвезти ее домой, как вдруг она попросила подбросить ее до больницы. – Это во сколько примерно было? – спросил я. – Я не помню, уже поздно вечером. – Федор покачал головой. – Мы заехали на территорию, у меня же пропуск есть, я не сдал, когда увольнялся. Лена хотела идти в реанимацию, чтобы поговорить с Сергеем, но потом одумалась. Пришла в себя. Он же все-таки больной… Был. – И что было потом? – Да ничего. Сидели в машине, разговаривали. А потом я отвез ее домой и поехал к себе. А утром ей позвонили и сказали, что Сергей… – То есть вы вообще в корпус не входили? – Я внимательно смотрел на своего приятеля. Как там у Шекспира?.. «Лживое лицо скроет все, что задумало коварное сердце». А у Федора лицо было открытое и честное. Так что я снова был уверен, что он не врал. А это означало, что Строганов ошибается! И насчет Елены, и, что для меня было значительно важнее, насчет Федора. – В корпус? Нет, – уверенно ответил он, мотнув головой, затем прищурился и удивленно спросил: – А с чего это ты… – Спасибо за кофе, Склифосовский! Очень вкусный! – Я хлопнул приятеля по плечу. – У вас тут что, кофемашина в ординаторской? – Нет, автоматы. Бесплатные. – Он заулыбался, видя, что я пришел в себя и готов к работе. – Я такое только в Швеции видел! Ну что, руки привязывать тебе будем? – отпустил я «реанимационную» шутку. – И ноги. Только катетер не вставляй… – усмехнулся Федор и протянул мне фирменный пакет с медицинской формой. – Если понравится, забирай себе на работу. Я переоделся в бирюзового цвета и приятный на ощупь хирургический костюм, и мы отправились принимать участие в научных экспериментах. Привычная рабочая обстановка заставила отвлечься от мыслей про Строганова с Громовым, про сбежавшего Черняева и про побежденного охранника у лифта. Бестеневая лампа уже горела, и помещение для исследований сверкало, как операционная. Я подошел к функциональному столу, осмотрелся и присвистнул: такую аппаратуру я видел или на картинках, или на выставках «Медицина будущего»: наркозный аппарат «Drager», дополнительный кардиомонитор, новехонький аспиратор, дефибриллятор, столик с интубационным набором, с блестящими клинками, эндотрахеальными трубками и лицевыми масками. А еще мобильный компьютерный томограф и какой-то фантастический аппарат для снятия ЭЭГ! Назначение остальных приборов мне было вообще неизвестно. Сотрудники, все в белоснежных халатах, сновали туда-сюда, но совершенно без суеты. Стремительно вошел Зволдин. Поприветствовав всех, он кратко описал ход эксперимента. Оказалось, что он умеет говорить просто, по-деловому, без своего обычного хвастовства. – Мы вводим препарат, – говорил он, обращаясь лично ко мне, – и параллельно воздействуем электроимпульсами определенной частоты на определенный участок головного мозга. Это целиком наша разработка, которую мы собираемся запатентовать. Эффект колоссальный. Без преувеличения, – добавил он. – А наркоз для чего? – поинтересовался я. – Выключить сознание, чтобы разобщить взаимодействие коры и подкорковых структур. – Испытываете тот препарат, про который вы нам рассказывали? – уточнил я. – Нет, нет. Другой. Мы его сами создали и еще даже названия ему не дали, – пояснил Зволдин. – Два года назад, работа только началась, мы использовали его изомер. И получили как слабый положительный эффект, так и любопытный побочный. Мы на крысах начинали, потом на собаках… Я насторожился. – Если интересно, могу в двух словах… – Очень интересно! – искренне заинтересовался я. – У крыс все было нормально. А вот у собак… – Зволдин знаком велел сотруднику сесть за прибор. – Так вот, ноотропный эффект проявился в том, что собаки легче поддавались дрессировке, могли различать эмоции людей, их мимику, например, отличали агрессию от страха. Я вспомнил, как псы напали на Арсения, но не тронули меня! – Обоняние у них превосходило контрольную группу, – продолжал он. – Но и побочные эффекты были довольно интересные. Например, нейропатия. При попадании воды на шерсть они испытывали выраженный дискомфорт. Вот оно в чем дело, сообразил я. Это не бешенство, да и не невроз, конечно. Лесные псы, с которыми мы свели знакомство, участвовали в экспериментах Зволдина. Интересно, они сами сбежали или их выбросили за ненадобностью? Мне стало жалко несчастных животных. Осень дождливая… – А всех делов-то было – создать зеркальный изомер молекулы! Что мы и сделали. И побочных эффектов никаких. Ну что, готов? – обратился Зволдин к Склифосовскому. – Поехали, – улыбнулся Федор. Он лежал на операционном столе, анестезистка уже поставила капельницу и выжидательно смотрела на меня. – Десять минут, полет нормальный, – пробормотал я, наблюдая за показателями на мониторе. И прибавил: – Тьфу, тьфу, тьфу! Все исследователи были при деле. Кто-то снимал показания с приборов, кто-то воздействовал током на голову Федора, и даже Зволдин поучаствовал в общей работе, собственноручно поправив электрод на голове испытуемого. Словом, ничего внештатного не происходило. Я немного расслабился. Через двадцать минут исследование было закончено, и мы прекратили вводить пропофол. Тут-то Федор и выдал тахикардию. – Доктор, пульс девяносто, – обратила мое внимание медсестра. – Вижу. И давление поднимается… – с тревогой добавил я, взглянув на монитор.