– Как голова? Не болит? – с улыбкой поинтересовался Арсений, опустив стекло. Тот смачно сплюнул и мгновенно исчез. Забравшись в машину, я вздрогнул. На заднем сиденье лежала плоская фигура Яблочкова в полный рост. Наклеенная на картон фотография произвела на меня впечатление. – Может, расскажешь, чего ты этим хочешь добиться? – спросил я, не особо рассчитывая на объяснения. Но ошибся. – Ну это же элементарно, Ватсон! Вот представь, убил ты пациента… – Нет, не могу я себе такого представлять, да и не хочу, – перебил я Арсения. – А зря! – назидательно сказал Строганов, повернувшись ко мне. – Фантазия и воображение – качества, необходимые для сыщика! Ну, хорошо. – Он снова стал смотреть на дорогу. – Допустим, ты случайно убил пациента. Ввел ему не то лекарство… – О господи, – вздохнул я. – Да, – закивал Арсений. – Ты раскаялся, все такое… А потом такой стоишь на кухне, пьешь свой кофий, а по улице идет тот самый пациент, который умер. Что ты испытаешь? – Порадуюсь, наверно, – пожал я плечами. – Раз он живой, значит, я его не убил. – Это невозможно! Ты неисправим! – негодующе закричал Строганов и включил музыку. За ночь в машине появились две здоровенные колонки, к которым через весь салон тянулись провода от музыкального центра. Загремел индастриал-метал. – Шведы – самая музыкальная нация, не находишь? Это «Pain». Мы неслись по пустынному Московскому проспекту. Небо было ясное, с утренними звездами. Ожидался скорый рассвет. Арсений резко свернул в какой-то переулок и встал между двумя домами эпохи сталинского неоклассицизма, или «сталинками», как их называют в народе, хотя один был построен в конце тридцатых годов, а другой в середине пятидесятых. Арсений, взяв «Яблочкова» под мышку и повесив здоровенный бинокль на шею, пошел к более старому дому. Тот был отгорожен от проспекта чугунной решеткой, а на выделенной территории стояли припаркованные машины и росло одинокое дерево. – Так, доктор. Ты стоишь тут, за этим микроавтобусом, чтобы Борщевик тебя из окна не видел. Понял? Теперь держи… Вот за рукоятку… – Он передал мне фотографию с неаккуратно приделанной сзади пластиковой трубкой. – Это черенок от моей швабры, – пояснил Арсений. – Держишь за нее, чтобы Яблочков был виден из окна, а ты нет. Ты понимаешь? – Да-да! Чего тут не понять? Мы были похожи на пару подозрительных типов, задумавших что-то незаконное. Я огляделся вокруг. К счастью, было еще не слишком светло, а главное, никого вокруг не было… Кроме двух полицейских, двигающихся в нашу сторону. – Черт, Арсений! Полиция! – Вот некстати… – Он развернулся в их сторону. – Слушай, у нас нет времени на объяснения. Их только двое, я с ними быстро справлюсь… – Охренел?! – воскликнул я. – Даже не думай! Но, разозленный возможной задержкой операции, Строганов меня не слышал. Я словно увидел, как он превращается в сжатую пружину… Двое патрульных приближались к нам быстро, но с осторожностью, явно ощущая исходившую от нас опасность. И тут я вначале рявкнул, а потом только осознал, что именно говорю: – Отставить вопросы! Проводится спецоперация! – Я мгновенно извлек из кармана свой больничный пропуск и показал им обоим на вытянутой руке. – Кру-гом! – скомандовал я. – Левое плечо вперед, марш! Произошло необъяснимое – они оба, кажется, даже в ногу, пошагали в обратном направлении и вскоре скрылись за углом. – Я впечатлен! – Строганов стоял с открытым ртом. – Это что, гипноз? Ладно, потом расскажешь. – И он, словно кошка, стал карабкаться на дерево. Я почувствовал, что ко мне вернулось дыхание. Арсений, сидя на дереве, позвонил Борщевикову. Я так понял, что по первоначальному плану он не собирался звонить сам, а просто хотел подождать, пока тот случайно не взглянет в окно со своего второго этажа и не заметит фигуру Яблочкова. Но долгое ожидание (минуты три-четыре) плохо действовало на моего приятеля, он не мог ждать и жаждал действовать. – Посмотри в окно, я здесь! – измененным голосом произнес Строганов в телефон. Мне было не видно, какие эмоции испытал Борщевиков, но, вероятно, лицо его изменилось, поскольку Арсений, рассматривавший его в бинокль, вдруг захихикал. – Доктор! Убирай Яблочкова скорее! – послышался сверху голос, затем раздался треск ломаемой ветки, и Строганов рухнул вниз. Впрочем, он умудрился приземлиться на ноги. – Теперь бежим! – возбужденно крикнул он и понесся на полусогнутых ногах под прикрытием припаркованных во дворе автомобилей. Не зная, что делать с фотографией Яблочкова, я вместе с ней бросился за Арсением. – И что, твой план удался? – спросил я его, когда мы сидели в машине и пили кофе. – Еще как! – радостно ответил он. – Ты бы видел рожу Борщевика… Обхохотался бы. – Не сомневаюсь, – пробормотал я. – А кроме комического эффекта, еще чего-нибудь мы достигли? – Он стал звонить и, видимо, кричать в трубку. – Арсений многозначительно посмотрел на меня. – По губам можно было прочитать имя, кому он звонил… – Кому? – Я застыл с надкусанным бутербродом. – Вот представь себе, доктор. Убил бы ты пациента… – завел он свою шарманку. – Так, все, спасибо, с меня достаточно! Не хочешь говорить, не говори. – Я отвернулся от этого гнусного типа и стал смотреть в сторону парадной, где жил Борщевиков. – Ого! Смотри, за ним приехали! Мы наблюдали, как подъехал черный автомобиль с тонированными стеклами, шофер вышел, открыл дверцу, к которой подошел Борщевиков. Усы его топорщились, лицо было багровое, он обвел взглядом все машины вокруг, посмотрел туда, где «стоял Яблочков», потом вдруг погрозил кому-то кулаком и сел в машину. – Пожалуй, нам пора, – сказал Арсений с довольным видом и повернул в замке зажигания ключ. – А ты со своего телефона звонил? – поинтересовался я. – Ну, если твой телефон был при тебе, то, естественно, со своего, – сказал он тоном, каким говорят с тупицами. – А ничего, что он есть у Борщевикова? – невинным тоном спросил я. – И он тебя опознал. – Доктор, я что, идиот, по-твоему? У меня мозгов совсем нету? Чего же ты раньше меня не предупредил: типа, не звони со своего телефона, там же номер определяется! А то я и не знал! – Он достал из кармана кнопочный телефон и показал его мне. – Смотри, это купленный вчера телефон, а в нем вчера же купленная сим-карта. Не на мое имя. Борщевику я звонил с него. Так что он меня не опознал. – А откуда у тебя адрес Борщевикова? – спросил я, когда мы снова поехали. – Громов дал. Еле-еле из него выцарапал. Решил, наверное, что мы его грохнуть хотим, когда я спросил, куда его окна выходят… Тут у него зазвонил его обычный телефон. – Помяни черта… – проворчал Арсений. – Да, Василий Михайлович! – Он поставил телефон на громкую связь. – Внимательно и чутко мы вас слушаем. Вы раскрыли отравление Яблочкова? – ехидно поинтересовался он. – Да, похоже на то. – Послышалось, как Громов усмехнулся. – Да ладно?! – вскричал и подпрыгнул Арсений. Хорошо, что он был пристегнут. – Я даже был приятно удивлен твоей догадливости, – без иронии, но и без особой радости говорил Громов. – Я про Дину. – Да говорите уже, – сквозь зубы произнес Арсений. – Все просто, – сказал Громов. – Я посмотрел, во сколько Черняев уехал с работы в тот вечер, затем прикинул, какой дорогой он добирался до больницы. Вариантов всего два. Затем посмотрел, что на углу с Захарьевской есть бизнес-центр, там хорошие уличные камеры. Дальше попросил Мишаню, он подключился к их серверу. Нам повезло, данные того дня еще не стерлись. И, просмотрев все записи, мы с Мишаней увидели черняевский «Мерседес». Он как раз останавливался на светофоре. Там с камеры хорошо видно пассажирское место… – Ну?! – проскрежетал зубами Арсений. – Что ты нукаешь? – обиделся Громов. – Я лошадь, что ли? Так вот, окно было открыто, и пассажирка была хорошо видна. Это была Дина! Я сам в шоке, если что, – прибавил он. Не скажу, что я был так же поражен, поскольку после истории с лабораторией и ядом, которым она нас стращала… – Время, день, все сходится? – уточнил Строганов. – Да, именно тот вечер, – подтвердил Громов. – Они ехали вдвоем в больницу, других вариантов нет. Единственно… Я сейчас с Воронцовым Романом встречался… – И что он сказал? – Что проверил биллинг телефонов Мишани, Дины, ну и мой тоже… Чтоб тебя, сыщик хренов! – добавил Громов, но вроде уже не так раздраженно, как вчера. – Никого из перечисленных на территории больницы в тот вечер и ночь не было. А вот Черняев как раз был. – И что вам не нравится? – спросил Арсений. Мне показалось, что он успокоился и даже повеселел. – Как – что? Ведь если мы подозреваем Дину и она ехала с Черняевым в больницу, то почему ее там не засек Воронцов? – чуть озадаченно сказал Василий. – Элементарно! – Строганов ухмыльнулся, после чего уверенно произнес: – Сами говорили, что Дина женщина умная, она просто не взяла телефон с собой, чтобы ее не запеленговали. – Да? – с сомнением произнес Громов. – Ну допустим. Подожди, мне звонят… отвечу… – Что-то я ничего не понимаю, – обратился я к своему напарнику. – Выходит, Дина действительно сообщница Черняева? А Мишаню и Громова мы можем исключить из подозреваемых? А при чем тут тогда Борщевиков? Строганов ответил какой-то странной шуткой, но я не расслышал, поскольку… Я вдруг представил себе Дину в медицинском халате, в маске и колпаке. А не она ли была той самой медсестрой из отделения гинекологии, той самой, про которую мне вынес весь мозг Арсений? Ведь это была одна из его версий! Убийца переодевается в доктора, а его сообщница – в медсестру. И если Черняев пришел под видом доктора, то Дина… Медбрат Паша мне сказал, что он ту медсестру не знает и что с ней общалась Анжела. Я полез в карман за телефоном и стал звонить. Краем глаза заметил, что Строганов умолк и искоса смотрит на меня. – Анжела, привет! – обратился я к своей сотруднице. – А, здравствуйте, доктор! Неужели по работе соскучились? А то я смотрю, что вас уже какую смену нет в реанимации… – Слушай, Анжела, у меня вопрос… – сбивчиво заговорил я. – Помнишь дежурство, когда у нас Яблочков умер? – Вспомнила бабушка, как девушкой была, – усмехнулась медсестра. – Ну, мы тогда еще вечером в отделение бегали, «на судороги»! Ночью Яблочков у нас умер. А вечером к нам за магнезией заходила медсестра из отделения гинекологии…