– А можно и этот. Для таких гостей ничего не жалко. А стаканы возьми красные. Там, справа, мои любимые. Компьютерных дел мастер, повернувшись к нам спиной, медленно извлек из бара серебряный поднос со стоявшими на нем толстостенными красными бокалами. – Набор «Кремлевские звезды» называется, – похвастался Борщевиков. – Подарок. Дорогой очень. Мишаня, услышав о ценности бокалов, понес их сверхосторожно. Затем аккуратно расставил на столе. Перед каждым из нас оказалось произведение искусства из красного хрусталя с серебряным основанием. Я испугался, что Строганов сейчас схватит его и от перевозбуждения подкинет вверх. Но, к счастью, он просто развлекался вращающейся столешницей стеклянного столика, слегка поворачивая ее туда-сюда. «В прошлый раз не наигрался?» – подумал я и незаметно стукнул его ногой. Тогда Арсений вытащил из кармана телефон и уткнулся в него. Борщевиков нахмурился. Пока Мишаня, вернувшись к бару, возился с пробкой, видимо за пятьдесят лет присохшей к бутылке, у Борщевикова зазвонил телефон, оставленный им на столе у окна. – Кто там еще, – проворчал он и стал вставать, чтобы ответить на продолжавший трезвонить телефон. Как только он повернулся к нам спиной, Арсений, схватившись за столешницу, резким, но точным движением повернул ее на 180 градусов. При этом бокалы, предназначенные для Борщевикова и Мишани, оказались около нас с Арсением. А наши «кремлевские звезды» переместились к ним. Раздался характерный «чпок» – это Мишаня вытащил пробку. Телефон вдруг перестал звонить, и Борщевиков вернулся обратно. Наконец все расселись. Мишаня разлил благородный напиток: вначале Борщевикову, потом мне, а затем Арсению. Когда он дошел до своего бокала, то на несколько секунд задумался: – Михал Иваныч, может, я воздержусь? Я же крепкие не пью, жалко переводить дорогую вещь… – Он пожал плечами, видимо исчерпав аргументы. – Нет. – Борщевиков уже взял свой бокал и, тихонько его покачивая, наслаждался ароматом. – Это неуважение, так нельзя. Да и пора тебе уже с пива своего переходить на серьезные напитки. Давай, мы же ждем. И Мишаня плеснул в свой бокал коньяка… – Давай, давай! По полной! – скомандовал Борщевиков. – Ну, а за что выпьем? Есть тост? Я, вначале подозревавший, что коньяк будет настоян на змеином яде, немного расслабился, ведь пить собирались все, так что вероятность отравления была минимальной. Да и аромат исходил от напитка приятный. А если учесть, что все внутри меня дрожало, включая сердце, я подумал, что самое правильное лечение в данной ситуации – это коньяк. Поэтому я бодро приподнял бокал, правда, немного нервным движением. – Who wants to live forever? – вместо тоста пропел Арсений и в одиночку выпил. Но боюсь, что кроме меня вряд ли кто-то оценил песню Фредди Меркьюри. Борщевиков нахмурил свои кустистые брови и недобро прищурился – наверное, если бы Арсений разбил его любимый бокал или вылил коньяк в раковину, он бы меньше разозлился, чем из-за такого нарушения традиций. – Будь здоров сто веков, – спас я положение. – Это перевод. – Другое дело. – И Борщевик стал с наслаждением пить древний напиток. Коньяк и вправду был хорош, чего не оценили ни Арсений, в два глотка осушивший бокал, ни Мишаня, который, морщась, медленно выпил все содержимое бокала. – Ну что, как говорится, поехали? – чуть повернулся Борщевиков к Мишане. – Сколько у нас времени на разговоры? – Полчаса максимум, – ответил компьютерщик, скривившись так, словно съел лимон, а не выпил коньяк. Он поискал по карманам и явно обрадовался, найдя жвачку. – Да! Начнем, пожалуй. – Арсений потер руки. – Вначале вас, наверное, интересует, почему мы здесь и куда запропастились сотрудники клининговой компании? – Кто? – воззрился на него Борщевиков. – Ну, из «зачистки», или как вы их там называете… Внутренние расследования, – пояснил Арсений. – Так вот, они самозачистились. Шучу. Их, скорее всего, арестовали. – И, не давая Борщевикову прийти в себя от новости, продолжил: – Но это так, ерунда… – Он махнул рукой в сторону окна. Коньяк явно развязал Строганову язык, а я чуть не подскочил от его следующего вопроса: – А вот зачем вы, уважаемые, отравили Яблочкову мартини? Почему не коньяк? – Строганов развалился в кресле и чувствовал себя в гармонии со всем миром, чего было не сказать о Борщевикове, ставшем багрового цвета. Мишаня, кстати, в лице не изменился, он просто сидел и бесстрастно ждал продолжения речи Строганова. А Арсений нагло прибавил: – Михал Иваныч, вы-то уж должны были сообразить, что мартини пьют девушки и Джеймс Бонд, а Яблочков предпочитал коньяк. – В коньяке тоже был препарат, но он его не взял, – неожиданно спокойным тоном произнес Борщевиков. Мы втроем уставились на него. Строганов с довольной улыбкой, Мишаня с некоторым удивлением, а я с нехорошим подозрением. В этой ситуации подобная откровенность могла означать лишь одно: Борщевик рассчитывал, что мы никому ничего не скажем. «Как говорил один мой знакомый, покойник: «Я слишком много знал», – промелькнуло у меня в голове. – Раз не взял коньяк, значит, не планировал ночевать у любовницы, так? – Арсений не мог удержаться, чтобы не похвастаться своими выводами. – Поскольку сообщение от жены о том, что она уезжает в Москву, он прочитал поздно, уже в гостях. И получается, что случайность, которой вы воспользовались… я про отъезд Алмазовой вечерним поездом, а не утренним… – Мы не полагаемся на случайности, – перебил сыщика Борщевиков. – У нас все было рассчитано… Тут его самого перебил стук в дверь. – Нельзя! – рявкнул Борщевиков и сам встал, чтобы закрыть дверь на ключ. Точнее, там был кодовый замок, поскольку он потыкал пальцем в какую-то панель на двери, набирая комбинацию. После чего уселся на место и сам себе налил коньяка. – Было запланировано, что Елена поедет вечером, а Яблочков понесется к любовнице. И, разумеется, захватит себе коньяк, а ей мартини. Поэтому мы добавили препарат в оба напитка. – А то, что Яснова могла умереть от отравленного мартини, вас не беспокоило? – разозлился Арсений. – Боевые потери, – отрезал Борщевиков, но потом добавил: – Беспокоило, конечно! Это Мишаня накосячил. Услышал, что Яблочков ищет мартини, и на радостях раздобыл ему бутылку. Я потом говорил, мол, на хрена ты в мартини намешал яду? Понятно было, что Яблочков сам пить этот напиток не будет, а везет его любовнице. А ему все едино, что коньяк, что мартини. – И Борщевиков удрученно покачал головой. – А на следующий день… – вставил нетерпеливый Арсений. – На следующее утро мы изъяли коньяк из кабинета, чтобы никто случайно не отравился. – Он пригубил из бокала. – Скажите, какая забота, – усмехнулся Строганов. – Ты, парень, давай-ка расскажи нам, кто вы такие и кто вас нанял? А главное – что удалось узнать и что вам теперь за это надо? Кстати, угощайтесь. Мишаня… – Никто нас не нанимал, а знаем мы все. Ну, почти все. – Строганов взял бокал и, кротко пожелав: «Мир вам!», залпом выпил. – Эх, кока-колы не хватает, – посетовал он. – Например, мы во всех подробностях знаем, как Черняев убил Яблочкова в реанимации. Но вопрос – зачем? Как вас угораздило сделать такую глупость? Я заметил, что Мишаня чуть побледнел, а Борщевиков насупился. И поскольку никто не ответил, Арсений продолжил заливаться соловьем: – Вместо того чтобы подождать несколько часов, пока Алмазова не нажалуется своему дяде генералу, а тот не встряхнет следственный комитет, сотрудники которого, в свою очередь, не обнаружат препарат в мартини… И тогда все можно было бы свалить на Яснову! Она же своими руками взяла яд в лаборатории! А вы вместо всего этого едете и убиваете Яблочкова. Такой глупости я еще не встречал… – И Строганов постучал себя по лбу пальцем. – Все мы задним умом крепки, – заметил Борщевиков, рассматривая моего приятеля из-под кустистых бровей. – Задним умом? – переспросил Арсений, видимо не зная этой поговорки, и почесал затылок. – Ну, допустим. Вы посчитали Яблочкова шпионом, отравили, затем добили в реанимации, перевели стрелки на Пивных и его магазин, это я тоже понимаю. Но зачем было пытаться убить Склифосовского? – Кого? – вытаращился Борщевиков. – Доктора Павлова, – пояснил Мишаня. – Он про аварию, я вам говорил… – А, вот ты о ком. Ну, так не надо слишком умничать… – недовольно сказал Борщевиков. – Во-первых, мы решили, что это он вас сюда к нам привлек. А значит, попал под подозрение: не шпион ли сам? Во-вторых, во время последнего исследования он там что-то такое в отчете нагородил, что прямо в тот же день пришло распоряжение из Центра… Впрочем, это к делу не относится. Так что Федор ваш сам виноват, – заключил он. Я разозлился. Даже страх пропал. – Умные не надобны, надобны верные, – процедил я сквозь зубы. – Вы его хотели убить только потому… – А Зволдин-то, надеюсь, не шпион? – перебил меня Арсений, бросив в мою сторону недовольный взгляд. – Или вы его тоже… – Он изобразил, как перерезают горло. – Нет, – вздохнул Борщевиков. – Зволдин, конечно, подставил нас всех своими исследованиями и наркотой, но он хоть не предатель, как некоторые. – А вы действительно считаете Яблочкова шпионом-предателем? – уточнил Арсений. – А кто он, по-твоему? – вскричал покрасневший Борщевиков. – Герой труда? Порядочный семьянин? Устроил нам всем проблемы… Правильно говорят, по делам твоим и воздастся… – Ну надо же! – Арсений хлопнул ладонью по столику и вскочил. – Ты не думай, – обратился он ко мне, – я и так знал. Просто удостоверился. И Строганов стал расхаживать взад-вперед по кабинету. – Это и явилось главной ошибкой, – теперь он говорил Борщевикову. – Не расстраивайтесь, не только вашей, спецслужбы на это тоже купились. Дело все в том, что… Яблочков… не был… шпионом! – раздельно произнес Арсений. – Никому не пришло в голову (кроме меня, конечно!) спросить: на фига ему продавать секретные данные? Из-за денег? Они у него были. Или он хотел свалить отсюда? Так давно бы уже свалил. Чего же ему не хватало для счастья? Не поверите! Он хотел, чтобы долго жили не только несколько богатеньких владельцев вашей компании, а и все остальные люди. Осчастливить человечество он хотел! Дошло до вас? «Видимо, нет», – подумал я, глядя на Борщевикова. Он морщился и отрицательно мотал головой. – Не верите? – огорченно поинтересовался Арсений, остановившись напротив Борщевикова. – Тогда для вас есть еще одна новость. Увы, плохая… И Строганов уселся прямо на стол. Борщевиков вылупил глаза. – Куратор-прокуратор, – усмехнулся Арсений. – Вы тут себя и правда главным считаете? Вынужден расстроить… – А ну, слез со стола! – заорал Борщевиков и попытался схватить своей ручищей Строганова. А тот, конечно же, не мог отказать себе в удовольствии ответить и, мгновенно вывернув тому кисть, толкнул. Борщевиков с воплем бухнулся обратно в кресло. Мишаня живо отреагировал на угрозу: он мгновенно выхватил какое-то оружие, похожее на шуруповерт, и стал целиться в Арсения. – Ух ты?! – Строганов, не вставая со стола, обернулся к Мишане. – Пушка Гаусса? Или плазменный пистолет? Или… – Тэйзер, – хмуро сообщил Мишаня. – Сам собрал. Стокилограммовую свинью валит. Так что… – Жаль, у нас тут свиней нет, – весело ответил Арсений. – Только люди… – Мишаня, – послышался голос Борщевикова, предусмотрительно вжавшегося в кресло. – Когда уже? – Еще минут пятнадцать, – непонятно ответил этот самоделкин. – Хотите, я их по очереди электричеством? Только вам придется одного подержать, пока я картридж буду менять. Меня стало потряхивать, а Строганов заржал. – Джентльмены! – воззвал он. – Уверяю вас, доктор справится с вами обоими, поэтому предлагаю мир! Тем более что я остановился на самом интересном месте. – Слез с этого места! – злобно приказал Борщевиков. – Сел на свое! Тогда, может быть, мы тебе дадим возможность закончить. Да, главный тут я! Все понял? Мишаня отодвинулся от стола вместе с креслом, продолжая держать нас на прицеле. Я решил, что ничего хорошего нам впереди не светит, и налил себе коньяка. Борщевиков неожиданно поддержал меня и даже Мишаню заставил выпить пару глотков. Для этого ему пришлось встать и бочком подойти к столу. Арсений лишь усмехнулся и последовал общему примеру. – Задумано было неплохо, но слишком много просчетов, – неожиданно сказал он Мишане. – В самом деле, когда вы писали письмо от имени Федора, то могли бы и получше, пореальнее сочинить. Но это ерунда, – он махнул вдаль рукой, – а вот с женой Пивных вышло еще хуже… Неразделенная любовь, да? И поэтому решили подставить ее мужа? Но забыли, что этим летом фотографировались с ней на встрече выпускников Политеха. – Арсений развел руками и притворился огорченным. – Мишаня, он про что вообще говорит? – Борщевиков недоуменно смотрел на них, но Мишаня ничего не ответил, лишь побледнел.