– Но ты ведь наехал на него, когда он еще ничего такого не сказал, – обернулась девушка. Она поправила шапку и прижала к груди чертежи. Где-то над головами ребят мигал фонарь, вокруг негромко гудел вечерний город. Алина покачала головой и зажмурилась. – Ты параноик. – Не говори ерунды, – запротестовал парень. – Это ненормально. Вести себя так. – Я вел себя нормально. – Ты вел себя как неуравновешенный псих. – Хватит на меня наговаривать. – Мне не нужно, чтобы ты меня защищал, ясно? – Не нужно? – уязвленно переспросил Артур и вдруг усмехнулся: – Класс. Отлично. Ей не нужно. Да кому я вообще нужен, верно? – Что ты несешь? – растерялась девушка. – При чем тут ты? – А ты не со мной сейчас разговариваешь? – Артур, господи, я прекрасно понимаю, что ты делаешь, но я – не ты. – И что это, черт возьми, значит? – Не надо ходить за мной по пятам. Я помню, что с тобой случилось, помню, как тебя обманули. Не волнуйся, я ничего не забыла. Но ты ведь живешь дальше. Ты даже нашел себе друзей, хотя как, блин, такое возможно после всего, что случилось? – Я могу набивать шишки сколько влезет, – недовольно отрезал Артур, – а ты бы лучше прислушивалась к моим словам, а не спорила. Знаешь, как много подонков вокруг? Конченых кретинов. Я на это дерьмо уже насмотрелся. Я видел все это, и уже много раз. Брошенные, побитые, обманутые. – Где ты мог на такое насмотреться? – Неважно. – Вот оно, – девушка сердито усмехнулась и покачала головой, – это твое новое «неважно», от меня требуешь честности, но сам не можешь ответить ни на один вопрос! – А ты у нас старший брат? Ты у нас отвечаешь за сестру? – Нет, но… – Вот тогда и смирись, что у меня могут быть секреты, а у тебя – нет. Ты не говорила со мной толком почти целый месяц, и не надо мне лапшу на уши вешать о выставке. Ты с десяти лет крутишься в этих выставках и никогда не пропадала. – Значит, у меня были причины, – твердо ответила Алина. – И о причинах ты мне ничего не расскажешь. – Нет, потому что ты в очередной раз сделаешь тупые выводы и все испортишь. – Да когда я тебе что-то портил? – Паршиво, что Диана взорвала тебе мозг. Паршиво, что ее поступок так на тебе отразился. Но при чем тут я? Пытаешься доказать, что и меня поджидает похожая участь? – Я не хочу, чтобы она тебя поджидала – вот в чем фишка. – Я не тупая идиотка, Артур. – А я тупым был? – Ты был наивным, а я далеко не такая. Я смогу постоять за себя хоть с Вовой, хоть с кем-то еще. Я не витаю в облаках, не живу иллюзиями. Я точно знаю, чего хочу, и меня не прижмет к стенке какой-то урод, потому что я не забреду в клуб за острыми ощущениями. Я терпеть не могу, когда ты меня контролируешь. Мне ведь уже не двенадцать лет, Артур, я уже давно выросла. Но ты… – Девушка недовольно передернула плечом: – Ты еще ребенок. Не понимаешь, что у слов есть последствия. Что нужно думать, прежде чем выпячивать грудь и колотить по ней кулаками. Ты только что оскорбил человека, который несколько месяцев работал со мной над важным проектом, и сделал это не ради меня, а чтобы в очередной раз потешить свое самолюбие. – Не говори чепухи. – Успокойся уже, наконец. – Хватит делать вид, что ты все знаешь. – Но я знаю. – Я пытаюсь тебе помочь, но ты отпираешься и выставляешь меня кретином. Ладно, я понял. – Артур приподнял руки. – Сама разбирайся со своей жизнью. – И я разберусь. – Удачи. – Ты эгоистичный, самоуверенный балбес. Приведи в порядок свои мысли, иначе мы больше не будем разговаривать, уяснил? – Вот это угроза. Мне уже бояться? Алина обиженно поджала губы, чувствуя, как дрожит подбородок, и сгорбилась. Она столько всего хотела сказать, но в итоге не произнесла ни слова. Иногда людей переклинивает, и они начинают вести себя так, будто им все можно, будто они неприкосновенные. Но неприкосновенных не существует. Никогда прежде Алина так сильно не обижалась на брата. Она развернулась и ушла, а Артур, виновато хмурясь, смотрел ей вслед. Наверное, нужно было позвать ее и извиниться. Он ведь не хотел ссориться… Как так вышло? Арт взъерошил волосы и вновь уставился на удаляющуюся спину сестры. Он много о чем думал в тот момент, его одолевали сомнения и терзала вина. И все же… он чувствовал свою правоту. Алина могла обижаться сколько угодно, но на его месте она поступила бы так же. Вот и весь ответ. Алина вернулась домой, стянула ботинки и кинула их на коврик. Не глядя на свое отражение, прошла мимо зеркала, чувствуя, как горят щеки. Сняла шарф и швырнула его под ноги, туда же полетела куртка. Из кухни донесся мамин голос, и девушка что-то машинально ответила, даже не задумываясь над смыслом собственных слов. Она спустилась в подвал, ведя пальцами по холодной стене, зашла в мастерскую и включила свет. Закрыла за собой дверь на замок и обернулась, прищурившись от ярких ламп. Они освещали десятки мольбертов, на которых пылали красные фигуры. Всего одна фигура. Та самая. Недостающий фрагмент пазла, как ей сказал Костя. Крепкая и прочная фигура. Красный прямоугольник, составленный из двух толстых линий. Неужели это именно то новое чувство, к которому стремятся люди? Из-за него столько размолвок, столько ссор, столько жгучей боли и, главное, разочарований? Алина невольно моргнула и вдруг вспомнила эту самую комнату, молодого человека в белой майке и толстую кисть. Вспомнила, как он водил кистью по холсту, рисуя будущее, наслаждаясь настоящим. Она вспомнила, как он обнимал ее и дышал ей в волосы. Как его руки крепко сжимались вокруг ее талии, когда он рассказывал о родителях, о том, как ему трудно одному. Алина зажмурилась, отвернулась, и вихрь воспоминаний унес ее дальше. Вспомнились его огромные глаза. Ее тяжело вздымающаяся грудь. Алина прижала пальцы к губам и вспомнила, как поцеловалась с парнем, который на целое мгновение, на целые миллиарды долей секунд, стал для нее воплощением всего. Ее мысли вернулись в тот самый миг, когда Константин Ромал шагнул к ней навстречу и заключил в объятия, которые обещали нечто такое, что невозможно обещать словами. И сейчас, когда Алина открыла глаза и увидела десятки картин с фигурой, которой не существовало, она ощутила себя обманутой. Покинутой. Сломленной. Она потеряла контроль над своей жизнью, позволив постороннему человеку проникнуть к ней в душу и в ее мысли. Алина схватила со стола банку с черной жидкой краской и поднеслась к мольберту. Один взмах – и красная фигура покрылась угольными пятнами. Еще один взмах – и больше не было сердца, креста, прямоугольника. Ничего не было, кроме черной пустоты. Так ведь проще, так спокойней. Алина наносила мазок за мазком, чувствуя, как воздух вокруг словно бы становился наэлектризованным и горячим. Девушка избавлялась от воспоминаний, которые так прочно засели в ее голове, но так просто испарились из головы другого человека. Возможно, Артур был прав. Мы ошибаемся не потому, что мы глупые. Мы ошибаемся потому, что хотим быть счастливыми. Глава шестнадцатая Близкие – Не надо. Поднимать. Руку. На девушку, – Костя выплевывал слова, методично нанося удары в живот темноволосого высокого парня. Тот вскрикивал, морщился и жался спиной к каменной стене. По его щекам струились кровавые потеки, подбородок судорожно дрожал. Парень жмурился и стонал: – Хватит, я понял, я все понял! – Девушка ведь не может ответить, – поучительным тоном проговорил Арт, гуляя за спиной Ромала туда и обратно, – так нечестно. – Я вышел из себя. – Нельзя выходить из себя. – Но я… мне просто… так получилось, так, блин, получилось! Костя вновь впечатал кулак парню под дых и холодно процедил: – Так не должно получаться. Парень захлебнулся воздухом, согнулся, будто вопросительный знак, а блондин с печальным вздохом подошел к вортако. Сегодня они разбирались уже с третьим уродом, и у каждого находились оправдания. Кто-то из себя вышел, у кого-то выбора не было, кого-то спровоцировали. Одни несчастные создания кругом. – Я больше не буду, – разрыдался парень, оседая на асфальт, – я не буду, клянусь, не буду, не буду. Он опускался все ниже, а Костя закатывал глаза все сильнее, и казалось, глазные яблоки у него вот-вот совершат полный оборот. Любой, кто поднимает руку на женщину, – ущербный выродок. Самоутверждаться за счет других – это болезнь, психическое расстройство. Таких людей надо лечить и изолировать от общества. В их программе заложен инстинкт унижать того, кто слабее, а что может быть более опасным и гнусным? – Думаю, он нас понял, – предположил Артур, покосившись на Ромала.