Финн NOCTE LIBER SUM NOCTE LIBER SUM В НОЧИ Я МОГУ БЫТЬ СВОБОДНЫМ. ALEA JACTA EST ЖРЕБИЙ БРОШЕН. ЖРЕБИЙ БРОШЕН. ЧЕРТОВ ЖРЕБИЙ БРОШЕН. SERVA ME, SERVABO TE. СПАСИ МЕНЯ, И Я СПАСУ ТЕБЯ. СПАСИ МЕНЯ. СПАСИ МЕНЯ. СПАСИ МЕНЯ. – Братишка, – Калла входит в мою комнату, внезапно, неожиданно, и я в мгновение ока захлопываю свой дневник, пытаясь скрыть свои мысли под его обложкой из коричневой кожи. – Что нового? Я улыбаюсь, сглатывая свой страх, я прячу все очень тщательно, оставляю за своими зубами. – Да ничего особенного. А у тебя? – Ничего особенного. Просто не могу найти себе места. Она бесцеремонно плюхается на мою кровать, оказываясь рядом со мной; ее пальцы моментально оказываются на буквах, начертанных на обложке дневника. Она достаточно хорошо знает о том, что его нельзя открывать. Я пожимаю плечами. – Ну чем-то же мы должны заняться. Веди себя нормально. Она кивает. – Ясно. Что ты предлагаешь? Может, поедем на пляж Варрентон? Чтобы увидеть старые руины Айрдейла? Мы видели их уже миллион раз, ну да все равно. – Конечно, – просто отвечаю я. Потому что иногда чем меньше слов, тем легче скрыть безумие. Мы встаем с кровати, и Калла поворачивается ко мне, хватая меня за локоть. – Слушай, Финн. Я останавливаюсь и внимательно смотрю на нее. – Что? – Мне кажется, что… Ты не в себе всю прошедшую неделю. Мне казалось, что, сходив на групповые занятия лишний раз, ты почувствуешь себя лучше. Но ты все такой же странный. Если бы что-то было не так, ты бы сказал мне об этом, верно? ТынеможешьТынеможешьТынеможешьТынеможешь. Ты сумасшедшийсумасшедшийсумасшедшийсумасшедший. НеРаскрывайЕйСвоюТайнуТайнуТайну. Я проглатываю голоса, застрявшие в моем горле. Веди себя нормально. – Я в порядке, – вру я. Живительная ложь, чтобы усмирить ее волнение, защитить свою честь и избежать унижения быть запертым в комнате с мягкими стенами, в месте, где ключи спрятаны подальше, а безумцы преданы забвению, закрытые в раковинах из лекарств. – Точно? – Калла настойчива, ее рыжие волосы пылают огнем на фоне белой занавески. Почти всегда она верит моим словам, но не сейчас; кажется, она раскусила меня. Она знает, что я лгу. – Repromissionem, – убеждаю ее я. Она закатывает глаза. – Ты знаешь, иногда латинский кажется мне таким сложным. Ты используешь целых пять букв, вместо того, чтобы уместить это в две. Я улыбаюсь, пожимая плечами. – Это благородный язык, с характером. – Если под «благородным» ты подразумеваешь «мертвый», то я соглашусь с тобой. Она смеется, я притворяюсь, что тоже, потому что все равно все мы прячемся в своих раковинах, независимо от того, принимаем лекарства или нет. Мы больше не те, кем были раньше. Просто выглядим так со стороны. Мы спускаемся по скрипучим ступенькам, перебрасываясь взаимными колкостями, делая все от нас зависящее, только бы казаться нормальными; мама всегда говорила, что нужно уметь держать хорошую мину даже при плохой игре. Мы, совершенно точно, следуем ее завету. Когда мы сворачиваем в большое, прекрасно отделанное фойе, снаружи раздается отчетливый звук тормозов мотоцикла, разрушающий умиротворенную атмосферу похоронного бюро. Мы переглядываемся. У нас не так часто появляются плакальщики на байках так высоко в горах. Папа спускается следом, с любопытством глядя на Каллу. – Спасибо, что нашла жильца в гостевой домик. Я не ожидал от тебя помощи в этом, учитывая, как сильно ты хотела жить там сама. Калла замирает на месте, пристально уставившись на отца. – Он позвонил? Он? Ее голос наполнен волнением, счастьем и надеждой одновременно. Я внимательно смотрю на нее. Что за черт? Папа кивает. – Да, сегодня утром. Наверное, это он приехал осмотреть дом. Калла поворачивается на месте и выглядывает в окно. Я тоже смотрю туда через ее плечо. Черный брутальный мотоцикл Triumph припаркован на повороте около нашего дома, а высокий парень с темными волосами снимает с головы шлем, тоже черный. Калла так поглощена наблюдением за ним, что она даже не замечает, как пристально я уставился на нее. Губы сестры растянулись в блаженной улыбке. – Прошло несколько дней с тех пор, как я сказала ему. Я решила, что он передумал. Отец поднимает бровь. – Ну, он может еще передумать. Сегодня он приехал просто посмотреть. Очень быстро. Откуда ты его знаешь? Она молчит пару секунд. – Мы познакомились в кофейне рядом с больницей несколько дней назад. Сталкивались пару раз до этого. Он приходит туда кого-то навещать. Он вроде милый. Милый. Отец не успевает ничего ей ответить, потому что парень уже поднимается по лестнице ко входу. – Извините, я пойду покажу ему дом. Я предпочитаю не беспокоить ее вопросами о том, кто этот парень такой и зачем она втянула его в наш жизненный уклад, предложив отцу сдавать ему дом, в котором и она, и я хотели поселиться. Мне не нужно спрашивать. Все и так написано на ее лице. Она сияет, глядя на него: я никогда раньше не видел такого выражения на ее лице. Он ей нравится. Очень нравится. В моем животе начинает зарождаться дурное предчувствие, когда я вижу, как отец пожимает ему руку, как они идут вместе к гостевому домику. Парень выглядит вполне благопристойно, но в нем есть что-то отталкивающее. Что-то вызывающее беспокойство, не считая того, что моя сестра смотрит на него с нескрываемым восхищением. ИзбавьсяОтНегоИзбавьсяОтНегоИзбавьсяОтНего.