Я стараюсь не обращать внимания на голоса в голове, наблюдая, как за ними закрывается дверь. У меня на душе становится тяжело, темно и угнетающе, потому что хоть я и хочу избавить от себя свою сестру, но не уверен, что я готов. Я улыбаюсь ей. – Ну что, пойдем? Она молчит, глядя на закрывшуюся дверь гостевого домика; не решается ответить что-то определенное. – Ммм… Давай проверим, не идет ли дождь? У меня перехватывает дыхание, я прихожу в оцепенение от того, что она могла предпочесть мне того парня. Я должен был это понять по изменившемуся выражению ее лица. Этот одурманенный взгляд. Зрелище стало для меня первой пощечиной. Ее интересует что-то, помимо меня. Нечто встало между нами, хотя, конечно, случай не столь важный… Это же всего лишь поездка на пляж. И хотя не хочу быть эгоистом, я не знаю, смогу ли это вынести. Мы вдвоем были аутсайдерами все детство и старшие классы. И несмотря на то, что это было дерьмово, это было для меня отдушиной, потому что я был для Каллы всем, она полностью растворялась во мне. Мы всегда были друг для друга всем. Желчь поднимается вверх по моему горлу, когда я смотрю, как она спускается из дома по ступенькам и идет по дорожке. Ее нижняя губа уверенно выступает вперед, а руки поправляют волосы. Она нужна мне. Мне необходимо, чтобы все оставалось на своих местах. Но я не могу рисковать нашими отношениями. Я не могу позволить моему безумию заглотить ее, а потом выплюнуть, как пережеванный мусор. Но она нужна мне. Мысли противоречивы, они смущают меня, въедаются назойливым жалом в мой мозг, прежде чем у меня получается сконцентрироваться. Я подаюсь к окну и смотрю на улицу, мой лоб крепко прижат к стеклу, пока я пытаюсь привести свое дыхание в порядок. Serva me, servabo te. Спаси меня и будешь спасена. Вспоминая надменную походку темноволосого парня, я ловлю себя на мысли, что он – это то, от чего я не смогу уберечь Каллу. Но жребий брошен. Теперь я знаю это наверняка. 7 Septum Калла Он пришел. Наверное, я выгляжу глупо, замешкавшись около дома и пытаясь сделать вид, будто я просто невзначай присела за маленький столик около бокового крыльца и не жду специально, пока они выйдут из гостевого домика. Не могу поверить, что он здесь. Прошло несколько дней, с тех пор, как я оставила ему папин номер телефона, все эти дни я надеялась, но он не звонил. Уже начала думать, что этого не произойдет, что я придумала всю эту химию между нами, эту связь. И возможно, я придумала его. Однако юноша продолжал появляться в моих снах снова и снова. Он улыбался мне, смотрел на меня пристально, просто был со мной. Мое подсознание, несомненно, пытается подтолкнуть меня к нему, а может, к тому, чтобы просто снова начать жить. Я не знаю. Все, что мне известно, – это то, что он сейчас здесь, появился из ниоткуда, с его темными глазами, британским акцентом и на мотоцикле, ни больше ни меньше. Провидение всегда побеждает. Мои легкие трепещут в унисон с сердцем, дрожь проносится сквозь тело, через желудок, к низу живота. Это словно вибрация, смехотворная хаотичная тряска. Такое чувство, как будто это то, что должно было случиться: наши случайные встречи, сны, и вот он здесь, в моей жизни. От этой мысли у меня еще больше захватывает дух. Это чувство лишь усиливается, когда дверь гостевого домика, наконец, открывается и оттуда выходят мой отец и Дэр. Они пожимают друг другу руки, и папа указывает в сторону дома, на его губах легкая улыбка. На полпути по тропинке он отклоняется от своего пути и кивает мне. Поравнявшись со мной, он опускает взгляд. – Последние несколько недель выдались сложными. Даже слишком. Я не стану притворяться, будто понимаю, что ты чувствуешь, потому что у нас разные пути и мы по-разному переживаем нашу потерю. Вот что я тебе скажу. Будь осторожна. Ты слишком наивна и чиста, твоя мама точно знала бы, что сказать тебе в этой ситуации. Но не я. Это первый раз, когда я заметил, как ты оживилась за последние недели. Так что все, что я могу тебе сказать, – будь осторожна. Хорошо? У меня не остается никаких слов, потому что выражение лица моего папы такое понимающее. Как будто он заглянул в мою голову и увидел связь, которую я чувствую между мной и Дэром, мою заинтересованность, интригу. Он переживает за меня, но все еще собирается сдавать Дэру гостевой домик, потому что нуждается в деньгах. А также потому что считает, что Дэр сможет отвлечь меня от моего горя. Я киваю. – Хорошо. Он кивает мне в ответ, а затем уходит в дом, не проронив ни слова. Могу поклясться, внезапно меня пронзает ощущение, что я чувствую взгляд Финна позади себя, он просачивается сквозь оконные стекла и вонзается мне прямо в спину. Но я отбрасываю это ощущение прочь, ведь я не делаю ничего плохого. Или делаю? Потому что, когда Дэр смотрит в мою сторону и наши взгляды встречаются, он улыбается мне, складывается впечатление, будто мы в сговоре. И именно эта улыбка заставляет меня думать, что я делаю нечто неправильное. Попробуй брось мне вызов. Но что неправильного может быть в моих действиях? Эта мысль утоляет мою тревожность. Дэр медленно проходит через двор и садится в кресло напротив меня. – Это место занято? Я закатываю глаза. Опять эта игра? – Нет. Он больше не задает вопросов, просто садится, вытягивает вперед свои длинные ноги, скрещивая лодыжки, и смотрит на меня, словно там и есть его место. Я поднимаю бровь, но он продолжает молчать. – Итак, ты говоришь с британским акцентом, но твоя фамилия – Дюбрэй. Как так получилось? Я спрашиваю это скорее для того, чтобы он перестал уже пялиться на меня. Уголки его губ вздрагивают. – Это твой третий вопрос? Досада поднимается внутри меня бурлящей пеной, несмотря на то, как чудесно звучат все вещи, которые он произносит. – Я что, должна считать каждый вопрос, который я задаю? Всего лишь пытаюсь поддерживать вежливую беседу. Он встряхивает головой и лишь слегка улыбается. – Хорошо, на это я тебе отвечу просто во имя вежливой беседы. Мой отец умер, когда я был младенцем. Он был французом. Моя мать же была англичанкой. А теперь я переехал сюда. Его прекрасный, восхитительный акцент! Я киваю. – Сожалею о твоем отце. Он пожимает плечами. – Он был хорошим человеком, но это произошло очень давно. У меня язык чешется спросить, сколько ему лет, но я пытаюсь справиться с этим намерением. Я пока не могу использовать свой следующий вопрос. Но могу поспорить, ему двадцать один. Или около того. – Ты говоришь по-французски? – спрашиваю я с надеждой, потому что, знает бог, это было бы потрясающе. – Oui, Mademoiselle, – произносит он очень мягко, – up peu[8]. Немного. Бедное мое сердце! Я зачарованно смотрю на него. – Итак, – совершенно беззастенчиво меняет тему он, как будто даже не догадывается о том, что является самым сексуальным и крутым из ныне живущих мужчин, – как ты выживаешь, обитая в одном доме с похоронным бюро? Ты когда-нибудь видела призрака? Я не обращаю внимания на выпрыгивающее сердце и поднимаю бровь. – Посмею ответить тебе вопросом на вопрос: а у тебя самого достаточно храбрости, чтобы снимать здесь гостевой домик? Он смеется, и этот сорванный, с хрипотцой звук отдается где-то у меня в животе.