– Что же мы можем сделать? – спросила Уна. – А армия на что? Кто помешает ей выдвинуться в Дерри? Всего несколько миль от границы. – Да полно, – встрял Шеймас. – Вряд ли это будет разумно, – сказал Джим. – Какой уж тут разум, когда люди трясутся за жизнь? – возразила Айна. – Ох, лично мне кажется, что нам нужно вести себя крайне осторожно, – сказала Маргарет. – А людей пока пусть убивают? – Да, дело дрянь, – кивнул Джим. – Ну не умора? – спросила Айна. – Ирландская армия может отправиться на Кипр и в Конго, а в Дерри – помочь соотечественникам – ей, видите ли, нельзя. Нора попыталась перехватить ее взгляд и намекнуть, что лучше оставить эту тему, но Айна на нее не смотрела. Она сверлила глазами дядю Джима. – Не знаю, чем это кончится, – сказала Уна. – Да ладно, все закончится довольно скоро, – ответил Шеймас. – Ну, я бы так уверенно не судила, – заметила Маргарет. – Это и правда кошмар. Мы с Джимом видели вчерашние новости. Трудно поверить, что такое творится в родной стране. Айна собралась что-то сказать, но промолчала. Несколько минут за столом было тихо. – А Фиона едет в Лондон, – объявил Конор и огляделся в поисках одобрения. – Конор! – прикрикнула Фиона. Джим с Маргарет и Уна с Шеймасом посмотрели на Фиону. По ее реакции было ясно, что Конор не соврал. – В Лондон, – мягко повторила Маргарет. – Это правда, Фиона? – Я хотела в этом году еще раз съездить, пока не начала преподавать, а этот проныра, должно быть, подслушал. – В Лондоне будет полно протестантов, – сказал Конор. – Они подожгут дом, выкурят тебя и погонят по улице. – В Лондоне не н-настоящие протестанты, – подал голос Донал. – Лондон очень хорош, – сказала Маргарет. – А где ты остановишься? Знаешь, у меня где-то записано название места, где мы жили. Это гостиница, где очень хорошо принимают ирландцев, маленький такой отель. А можешь остановиться там же, где была в прошлый раз. – Из училища туда многие уехали на лето – подработать в отелях, и у всех есть жилье, – ответила Фиона. – На несколько дней туда здорово скататься, – сказала Уна. В битве за деньги Фиона так или иначе победила. По ходу обсуждения Лондона, тамошнего жилья и надобности держать ухо востро поездка Фионы оформилась в четкий план, а Джим с Маргарет и Уна с Шеймасом сошлись на том, что она заслужила ее после столь усердной учебы и пусть порадуется перед началом трудовой жизни. В конце вечера Джим вручил Фионе и Айне конверты с банкнотами, а мальчикам дал по десять шиллингов. Прибирая позднее, Нора сказала Фионе, что по пути с работы завтра снимет со счета деньги и отвезет ее в Росслар. – Здорово, – улыбнулась Фиона. – Я посмотрю, когда отходит паром. Глава четырнадцатая Нора смотрела в окно, за которым Филлис уверенно развернула автомобиль на маленьком пятачке. Она ее не ждала, но подумала, что если откроет дверь и выйдет на порог, то это будет дружеский и гостеприимный жест. – Нет-нет, я не буду заходить, – сказала Филлис. – Терпеть не могу, когда врываются без предупреждения, и сама не собираюсь вламываться незваной. – Я очень рада вас видеть, – ответила Нора. – Я только хотела сообщить, что в Уэксфорде собирается хор и могут быть свободные места. Не знаю, что они планируют, но будет замечательно, а я знакома с регентом, и он очень хорош – по крайней мере, когда в радужном настроении, так что место я получаю автоматически. Я побеседовала с Лори О’Киф, и она говорит, что охотно вас подготовит, чтобы уже имелись наработки. Для прослушивания. Нора кивнула. Она не хотела говорить, что Фиона и Айна уже побывали на уроке фортепиано у Лори О’Киф и после первого же занятия поклялись больше не возвращаться. – Разве она не… – Вполне, – подхватила Филлис. – Не для всех, доложу я вам. Но если ей понравиться, то она славная, а вы ей очень по душе. – Она же меня не знает. – Зато вас знает ее муж Билли – во всяком случае, он так сказал, и оба твердо пообещали сделать для вас все возможное. Не спрашивайте о деталях, но они буквально загорелись, когда я упомянула ваше имя. – И что от меня требуется? – Свяжитесь с ней, договоритесь о встрече, а потом просто спойте, пусть послушает. И можно будет разучить пару-тройку вещиц для Уэксфорда. – А это надолго затянется? – Ну, зная Лори… Нора прикинула, не рубануть ли сплеча и попросить Филлис передать О’Кифам, что она безнадежно занята. Колеблясь, она увидела, что Филлис пристально за ней наблюдает. – Не откладывайте в долгий ящик, – посоветовала та. – Я не хочу ее обижать. Понимаете, она очень одаренная – или была. По-моему, ей тут немного скучно. Нора вспомнила вечер в новом актовом зале монастыря Введения Девы Марии во Храм, куда она с Морисом и Джимом отправилась на благотворительный концерт для Общества Святого Викентия де Поля. Лори О’Киф дирижировала оркестром. По мере того как ее манера становилась все неистовее, Морис с Джимом начали тишком посмеиваться, и Нора укоризненно толкнула Мориса. В середине концерта Джиму понадобилось в туалет и он ушел, трясясь от беззвучного смеха. Морис двинулся следом, удостоившись свирепого взгляда Норы. Оба так и не вернулись. Потом она нашла их в дальнем конце зала – стояли там с видом робким и глуповатым. * * * Она согласилась связаться с Лори О’Киф, и Филлис уехала, однако Нора протянула несколько дней, пытаясь понять, почему она столь открыта для незваных гостей, которые якобы лучше ее знают, как ей жить и чем заниматься. Она полагала, что Филлис хотела помочь, но все же Нора подумала, не лучше ли запереться от всех визитеров, заниматься Доналом с Конором, день-деньской вспоминать Мориса, пока воспоминания не поблекнут сами собой. Размышляя о пении, она живо представила голос матери – столь горделивый и уверенный на высоких нотах. Даже когда мать состарилась, Нора отличала ее голос от других, звучавших в церковном хоре. И ей было приятно, когда люди рассказывали, как в молодости голос ее матери заполнял все пространство и прихожане специально приходили послушать ее к одиннадцатичасовой мессе. Нора вспомнила, как в бесконечные бессонные ночи, когда Морис умирал, а она понимала, что ей предстоит остаться с детьми одной, на заднем плане маячила мысль, что мать рядом, или где-нибудь ждет ее, или знает действенную молитву, которая все изменит. Мать виделась ей спокойным воплощением силы, она присутствовала в больничной палате. Норе казалось важным – по крайней мере, в те больничные дни, – что матери, несмотря на их холодные отношения, наверняка захотелось бы побыть рядом с Морисом. Она умерла всего за семь лет до того. Стремясь забыть то больничное время, Нора постаралась забыть ее, избавиться от мыслей о ней – ей не хотелось, чтобы воображаемое присутствие матери перешло и в ее нынешнюю жизнь без Мориса. * * * Через несколько дней после визита Филлис Нора, направляясь по Уифер-стрит к Бэк-роуд, сообразила, что находится в двух шагах от дома О’Кифов. Ей захотелось развернуться и пойти домой, а к О’Кифам заглянуть как-нибудь потом, но она взяла себя в руки – лучше уж разделаться с этим побыстрее. Ей было известно, что Лори О’Киф когда-то жила во Франции, что когда-то состояла в монахинях. У Билли она была второй женой. Первая умерла, а дети от того брака выросли и разъехались. С первой женой было связано что-то этакое, чего Нора никак не могла припомнить; она была бережлива до скупости, это точно, и Нора смутно помнила, что по воскресеньям та посещала только семичасовую мессу, чтобы никто не увидел, как скверно она одета, как нищенски выглядит, невзирая на то что мужнины дела шли неплохо. Она толкнула калитку перед домом О’Кифов, отметив ухоженность сада, отмытые до блеска окна, необычный, почти величественный облик старого дома. Билли вышел на пенсию, прежде он то ли владел страховой компанией, то ли занимался страхованием, и Нора знала, насколько ей вообще было известно что-либо о горожанах, что каждый вечер он берет трость и в одно и то же время ходит на Корт-стрит в “Хейес” выпить бутылочку “Гиннесса”. Поднимаясь на крыльцо, она вспомнила, как Морис однажды сказал ей, что Билли ненавидит музыку, что он оснастил звукоизоляцией комнату, где Лори играет и дает уроки, и затыкает уши берушами, едва заслышит аккорд. Морису нравились такие детали чужого быта. Билли открыл дверь и сразу пригласил Нору внутрь, придерживая за ошейник лабрадора. Прихожая была просторной и темной, со старыми картинами на стене. Пахло лаком. Билли крикнул жену, ответа не последовало, тогда он запер собаку в комнате слева и стал спускаться по скрипучей лестнице в подвал, велев Норе остаться в прихожей. – Вот никогда не откликается, – заметил он весело. Вскоре Билли О’Киф вернулся. – Она просит вас спуститься, – сообщил он. Он проводил ее по узкой, уставленной книгами лестнице на маленькую площадку, выложенную плиткой. Затем отворил дверь, за которой оказалось ярко освещенное помещение, явно пристроенное к задней части старого дома. Лори О’Киф встала из-за рояля. – Билли приготовит нам чай, если только вы не хотите кофе, – сказала она. – И захвати печенье, Билли, – то вкусное, которое я купила. Она улыбнулась ему, и он закрыл дверь. – Это всего-навсего кабинетный рояль, – сообщила она, будто Нора спросила, – и у меня, конечно, есть наверху и другой, старый, на нем барабанят ученики. Кроме нескольких старых стульев, в комнате больше не было ничего. Пол устилал ковер, повсюду горами лежали ноты. Выкрашенные в белое стены на разных уровнях увешаны репродукциями абстрактных картин. – Чаю мы выпьем здесь. – Лора провела ее в соседнюю комнату, где стояли два кресла, стереопроигрыватель с колонками и шкаф до потолка, полный пластинок. – Никто не пожалеет женщину, муж у которой лишен музыкального слуха, – посетовала она. – Никто!