– Как долго все это продолжается? – Три-четыре минуты. Снаружи время идет быстрее, но долго я это место не удержу. – Что можно сделать? – Не знаю, что сказать. Это ты отдаешь приказы. В твоем распоряжении холодный туман. То, что осталось на тебе, в волосах и на одежде. Тот, который нас окружает. Дать визуализацию? Посмотри внимательней. Он встал с колен Цифраль и подошел к круглому пространству в переливающейся метели бриллиантовой пыли. Сунул ладонь в туман, отдернул, и пылинки пошли за его пальцами. Взгляд его внезапно обострился, ладонь выросла перед глазами, огромная, как горная долина, прорезанная рвами папиллярных линий, среди которых, будто облачка бабочек-подёнок, летали миниатюрные подобия Цифраль, той самой, которая сидела на пятках и медленно обмахивалась крыльями. Он пошатнулся и вернул себе нормальное зрение. Туман снова стал туманом. – Что это было? – Визуализация. Графическая накладка. Это тебе поможет. – Они выглядели как ты… – Тогда прикажи им, что делать. Они не больше частиц, но действуют вместе, как рой. И их миллиарды. Могут поднять гору, если окажется их достаточно много. Всякая может что-то прервать, соединить, перенести или поджечь. Если станешь думать о них не в категориях тумана, мистики или магии, тебе будет легче это проконтролировать. Приказывай миллиардам маленьких Цифраль. Помни, что каждая из них умрет, когда выполнит свое маленькое задание. Драккайнен посмотрел на свои руки, а потом потер лицо. – Безумие, – сказал он. – Но отчего бы и нет? Ладно, детоксикация. Пусть войдут в мои легкие, а потом найдут частички этой гадости и выведут ее наружу. Пусть сквозь легочные пузырьки войдут в систему кровообращения и очистят, что удастся. Просто пусть вынесут это в почки, но, боже сохрани, не в печень. В каком я физическом состоянии? – Один глаз полуоткрыт. Видишь каменные стены и стропила. Руки у тебя связаны сзади мокрым ремнем; две рыбачьи сетки на лице и теле. Они оплетены ременной петлей вокруг рук. Ноги связаны в щиколотках конопляным шнуром длиной в полметра, тот затянут впереди скользящим узлом, а со спины – плоским. Ты лежишь на правом боку. – Пусть развяжут узлы и освободят меня от сети, но пусть все останется на месте, только ослабленное. Это, полагаю, будет более щадяще, чем разрезание, перекусывание или пережигание? К делу. Детоксикация и освобождение а-ля Гудини. – Базовая команда не принята. В доступе отказано. – Ты что, издеваешься? Что бы это значило? – Не хватает кода доступа. – Какого, jebem ti majku, кода доступа? Это же моя собственная голова, perkele! – Спасибо. Код принят. – Что? – Финское проклятие. Ты сам это установил. – Тогда за дело, perkele saatani vittuu! А потом он сидел внутри собственной головы, на лугу, окруженный бриллиантовым туманом, в объятиях проекции собственного бионического импланта, которая приобрела форму эротической мечты влюбленного в аниме девианта, и ждал. Перед его глазами медленно и горизонтально разворачивался переливчатый поясок, окруженный гало, будто прямой кусок радуги. Он догадался, что это запись состояния. «Процесс выполняется. Ждите». Он и ждал. Испытывая все большее нетерпение. Ловушка. Котел. Однако более всего не давала ему покоя мысль о врагах. Он надеялся, что Спалле и Сильфана, ничего не дождавшись, пойдут на постоялый двор и встретят там Варфнира. Только вот им, ему и Грюнальди, отравленным испарениями, побитым, связанным и вброшенным в какой-то подвал, это не слишком-то поможет. Как обычно, он провалил операцию нахрен. Слабо подходил на роль командира и плохо играл в команде. Он установил для них резервное задание, две точки встречи – и все. Как обычно, решил, что как-нибудь справится сам и не приготовил никакой страховки. И влез в ловушку. Простейшую из возможных. Очевидную до боли. Хватило бы просто решить, что остальные – тоже активные игроки. И что у них есть свои люди. Случай ван Дикена, пожалуй, доказывал это достаточно отчетливо. Полоска состояния развернулась до самого конца, и Драккайнен вдруг вплыл в темный, влажный подвал, в головную боль, в запах тухлятины и вонь лежащих на нем сетей. Болезненная точка в центре челюсти дергала, пульсировала и ныла попеременно. В темноте маячил лежащий под стеной сверток, тоже упакованный в сеть – и лежащий неподвижно. Как оно там звучало? Олдурмэ… – убить… настоящее время, третье склонение, действие… «убивай». Но было: ней олдурмэ. Ону ней олдурме! Кахдин ону истйор сахгул! «Не убивай его! Она хочет его живым!» – видимо, так. Амитрайский. Видимо. А значит, есть еще какая-то «она». Кахдин… Не просто «она». «Она» – уважительно. «Она – та, великая». Вот только какая из них? Фрайхор? Калло? Какая-то другая великая? Местная? Спасибо, что хочет живым. Головная боль наползала откуда-то из-за затылка и разливалась в висках. Тяжелая, туманящая, похмельно-мигренная – вдобавок к резкому дерганью в побитой челюсти. Вуко резко шевельнул ладонями, мокрый ремень свалился на булыжный пол, потом он сбросил с себя сетку и скорчился в резких спазмах, блюя столь отчаянно, что чуть не рассадил лоб о камни. Слезы потекли у него по лицу: горячие и крупные, словно горошины. В воздух поднялся вонючий пар. Грюнальди даже не шевельнулся. Драккайнен переждал, пока желудок кончит выворачиваться наизнанку, последний раз сплюнул солоноватой, густой слюной и поднялся на ноги. Пульс у Грюнальди был. Ощутимый, в сонной артерии, что располагалась иначе, чем у человека, чуть дальше, назад, у затылка. Слабый, неровный он был. Похоже, не знали, кого точно «она хочет», и пощадили обоих. Вдохновляюще. Он приготовил ремни и сеть, чтобы быстро набросить их, если услышит шаги, и ощупал подвал. Обычное подсобное помещение, заставленное какими-то бочками, выложенное известковыми блоками, обросшими пятнами селитры и как бы мхом. Под потолком висели ряды каких-то полок и веретенообразные рыбьи туши, топорщащие острые плавники, все пахнет дымом, все высохшее и жесткое. Двери, естественно, были заперты на дубовый засов. Атаковать их с помощью остатков магии или подождать? Времени ждать не было. Те, возможно, как раз перерезали глотку Спалле или насиловали Сильфану – перед тем как перерезать глотку и ей. Что еще хуже, были они неприятно, совершенно не по-средневековому ловки. Уз он не имел, а потому мог ожидать, что кто-то сюда заглянет – принести воды, проверить либо забрать одного из них на допрос, но такое могло наступить и утром и бог весть когда. К тому же они могли его сперва снова отравить, прийти впятером и вывести с клинком на глотке. Теоретически, он мог притворяться связанным и одуревшим, падать, а потом использовать элемент неожиданности. Вот только такое не обязательно удастся. – Посвети-ка мне, Цифраль, – пробормотал он и принялся обыскивать подвал в сопровождении летающей вокруг него и посверкивающей золотистым светом феечки. Помещение, увенчанное бочкообразным потолком, тянулось вглубь, мрачное, каменистое и влажное, украшенное гроздьями вроде-как-паутин, населенных не-совсем-пауками. По стенам шмыгали некие членистоногие создания, снабженные неприятно игольчатыми лапами и пучками круглых глазок, что светились отчетливо зеленоватыми огнями. Кучи бочек с напитками, из которых доносились ароматы ферментации, покачивающиеся над головой, привешенные к колышкам куски ветчины, тушки рыбин да бесформенные колбасы, коробки с присыпанными пылью странными корнеплодами, мотки веревки, какие-то металлические штуковины, подвешенные на гвоздях, несколько деревянных ведер, воткнутых одно в другое. Даже если он выломает двери – что, выскочит наружу, вооруженный колбасами и помойными ведрами? Под большим, почерневшим от копчения окороком, заканчивающимся такой лапой, что не хотелось и задумываться над внешним видом животного, высоко под потолком в деревянную полку был воткнут нож. Грубый, склепанный на коленке, с деревянной рукоятью и поржавевший – но нож. Такой, чтобы тому, кто спустится в подвал, можно отрезать кусок мяса, не ища чего-то еще. Какой-то чрезвычайно добрый и умный человек воткнул нож в полку точно под рукой, в месте, где его не заметил бы никто, кто пришел бы сюда не за шматом поросенка, а для проверки, подходит ли помещение под камеру. Он прихватил деревянный подойник и вернулся к Грюнальди. Разрезал ремни и узлы на запястьях, а потом попытался привести его в себя. Мореход что-то бормотал, начал шевелиться, но вяло и беспомощно. Вуко нашел глиняный жбанчик, пахнущий остатками того кошмарного дрожжевого пива, потом воткнул шпунт в бочку и наполнил жбанчик. Что бы ни происходило, а Людей Огня будили, приводили в сознание и лечили прежде всего пивом. А потом едва успел подставить подойник и придержать товарища за плечи, чтобы тот не разбил себе голову о край ведра. Помогло не слишком. Грюнальди встряхнул, как бык, головой, отвел от лица пряди оранжевых волос и принялся шевелить губами, будто пытаясь вспомнить, каково оно – говорить, потом указал на тени, раскачивающиеся над ним, и проговорил торжественно: «Рыба!» После чего повалился на бок и принялся хихикать. Безнадежно. Драккайнен уложил его так, чтобы тот не подавился, и вернулся к обыску подвала. «Не переставай комбинировать, – повторял Левиссон. – Все время что-то делай. Импровизируй. Все является оружием. Безнадежные ситуации случаются очень редко». Подвал тянулся еще несколько метров и заканчивался стеной, заставленной большими бочками, лежащими дном вперед. Инструктируя жестами и негромким голосом Цифраль, используя ее как летающий фонарик, он обыскал полки, стены, корзины и пол. Быстро и нервно, но систематически. Он проанализировал систему балок. Расклад камней. Заглянул в жбаны. Не знал, что именно он ищет. Что-то. Все может стать оружием. Все может оказаться выходом из ситуации или пригодиться. Он обстучал бочки, забившие торец подвала, и понял, что их ничто не сдвинет с места. Во-первых, в каждую можно было бы воткнуть корову, во-вторых, они лежали одна на другой и блокировали все до самого потолка. Как-то их наполняли, вот только как? Большинство были забиты деревянными шпунтами. Когда он их ослабил, изнутри потекло что-то липкое, пахнущее дрожжами и будто сиропом для кашля. Но одна бочка вместо шпунта имела примитивный металлический курок с вентилем, однако она была пустой. Покрутил затвор – и ничего. Такой курок больше бы пригодился на бочке, которой пользовались. Он еще раз осмотрел пол и увидел отчетливое пятно – лужа от вина подле другой бочки, – конечно, с воткнутым вместо шпунта курком. Отбивали шпунт, подставляя посудину, а потом втыкали туда курок, но все равно какое-то количество жидкости вытекло на пол. Он вернулся к той пустой бочке, поскольку она не давала ему покоя, и попытался шевельнуть всем, чем можно было. Он обстучал бочку, попытался подергать ее со стороны в сторону, ощупал курок. Цифраль летала подле его головы, присвечивая со скептическим и заботливым выражением на мордашке. Курок провернулся в сторону, похоже, случайно, в результате хаотического дерганья, открывания и закрывания вентиля. Он гладко провернулся вправо, прокрутился под прямым углом, но дальше идти не желал. В другую сторону он провернулся вниз и тоже не захотел двигаться дальше. Драккайнен провернул его снова и дернул. Щелкнуло, после чего дно бочки диаметром почти в метр выскочило вперед и открылось в сторону Драккайнена, как люк. Внутри было темно, воняло тухлятиной и подвальным холодом, но не было ни малейшего запаха вина. Ничего. Только тухлятина, старое дерево и пыль. И легкий ветерок на лице. Едва ощутимый. – Внутрь, – прошипел он Цифраль. Та состроила оскорбленное личико, но послушно прошмыгнула внутрь бочки, будто большая пылающая ночная бабочка. – Туннель, – заявила, вынырнув через минуту. – А потом еще один подвал. – Идем, – приказал он. – А Грюнальди? – Он нам не поможет, а тут он будет в безопасности. Я за ним приду. – Они сделают из него заложника, если ты его оставишь. – И то верно. Грюнальди, волоченный под мышки, уже не блевал, но продолжал называть всякие предметы, мимо которых шел, и чуть не лопался от смеха. Говорил: «мясо», «кувшин», «подойник», а потом – «бочка». Вуко прополз сквозь бочку на другую сторону, повернулся, влез туда снова и проволок внутрь приятеля, таща его за кафтан. Донце можно было ухватить изнутри за простой металлический засов, закрыть, а потом прокрутить его, блокируя люк. Второе помещение было похоже на первое, только более вонючее, и тут не складировали пищу. Посредине на короткой цепи висела металлическая лампа, вот только не было ничего, чем ее можно было бы зажечь. Цепь продета сквозь проушину, воткнутую в потолок, и пришпилена к стене. Он спустил лампу, откупорил пробку и удостоверился, что внутри хлюпает и отдает знакомым запахом драконьего масла, и как можно быстрее вложил затычку на место и снял металлическую заглушку с фитиля, который сразу же принялся дымиться, потом раскалился, а потом фукнул маленьким желтым огоньком. Помещение наполняли полки, где стояли оббитые кожей и окованные небольшие ящики, а посредине лежали сокровища. Золото, серебро, какой-то другой металл, поблескивающий серебристо и будто светящийся изнутри. Монеты – круглые, квадратные, в виде продолговатых плиток, с дырой посредине и без, слитки, секанцы, лом, пластины… Смесь. Куча. Сокровища. – Чудесно, – сказал он Цифраль. – Мечта грабителя. Вот только мне не это нужно. Может, мы и богаты, но все так же в заднице. – Золото, – заявил Грюнальди и захихикал. – Лампа. – Невозможно, чтобы всякий раз, когда он хочет отложить из выторгованного, Вуко ползал между картофелем и пролазил сквозь бочку. Это просто-напросто невозможно. Он посадил Грюнальди на пол и дал ему для развлечения сундучок с монетами, после чего обыскал помещение, присвечивая себе лампой. – Нумизмат… – ворчал. – Жаль, что складирует наличность, вместо того чтобы инвестировать ее в ценные экземпляры оружия. – Вон то выглядит как двери, – осторожно подсказала Цифраль. – Именно, – ответил он. – Вот только проблема – это не то. Мы внутри сокровищницы, а сокровищницы, уж не соображу отчего, закрыты обычно снаружи. Сколько осталось там твоих маленьких трудолюбивых сестричек? – Щепотка. Можешь перенести карандаш, превратить стакан воды в стакан водки или поджечь воробья. Непросто описать. Все зависит от того, что ты решишь делать. В любом случае – могут немного. Драккайнен проговорил что-то по-фински, потом поднял лампу и снова осторожно обошел помещение. В одном его конце находились солидные окованные двери, к которым вели каменные ступени. У двери не было заметного замка, были они заперты наглухо. Он поднял светильник и повел им вокруг, внимательно поглядывая на пламя. – Этот сквозняк не отсюда, – решил Вуко. Он обошел помещение в третий раз, поднимая и опуская лампу около полок, сундуков, бочек и кожаных мешков. – Бочки, – сказал Грюнальди, раскачиваясь на полу. – Точно. Снова бочки, – согласился Драккайнен. – Можно держать ценности в бочках, но зачем? Может, это исключительно дорогие напитки? Три больших бочки лежали под стеной пирамидой, втиснутые в угол рядом с полками. Вуко присел и повел лампой вокруг донышек. Потянул носом подле шпунтов.