Глава 14 День был солнечный, но прохладный. Скарлетт ехала в карете по Персиковой улице по направлению к лесопилке. Настроение у нее было приподнятое, она только что получила полный пакет документов на открытие магазина, закрыв, тем самым, еще одну брешь в своих многочисленных делах. После очередных удач, достигаемых своим трудом, она всякий раз испытывала прилив гордости за себя. Вот только жаль, что поделиться этим ей было не с кем. Однако расслабляться все же не стоило, сегодня ей еще необходимо было составить смету предстоящих расходов по ремонту лесопилок, обсудить это с Биллом и навестить Эшли, чтобы окончательно определиться с денежными затратами. Сворачивая на Пять углов Скарлетт, повстречала на своем пути разрисованную яркую карету Красотки Уотлинг, битком набитую расфуфыренными девицами всех мастей, следовавших в противоположном направлении. Встретившись на неширокой дороге, кучера обеих карет придержали лошадей, чтоб не столкнуться, а Скарлетт выглянула из кареты и нос к носу столкнулась с отвратительной рыжей Уотлинг. Она постаралась как можно скорее отвести свой взгляд, однако, выражение лица этой женщины показалось ей странным, и заставило насторожиться. Она смотрела на Скарлетт так, словно многое о ней знала и в этом ее взгляде читался немой укор. – Почему она так на меня смотрит? – возмутилась Скарлетт. Чего такого я ей сделала, черт возьми! Да кто она такая, чтоб позволять себе так смотреть на меня! И тут ее мысли стали метаться по всем углам памяти, погоняя друг друга и выстраивать цепочку логического рассуждения. Если дом Красотки действительно принадлежит Ретту, о чем Скарлетт точно никогда не знала, то между ними должна быть какая-то связь. Ведь получает же Ретт какую-то прибыль с этого проклятого заведения! А если так, то сейчас, когда его нет в городе, он наверняка переписывается с этой рыжей Уотлинг. Так, значит и информацию о ней, Скарлетт, Ретт получает от этой шлюхи! И она конечно же, знает каковы их истинные отношения, оттого и смотрела так укоризненно. Вот она, разгадка, почему Ретт вовремя прислал ей каталоги и мебель, и подтверждение того, что он следит за ней через кого-то. От этих мыслей настроение Скарлетт испортилось, хотя с утра оно у нее было превосходным, и радость от обладания шикарной мебелью, столько дней подряд гревшая ей сердце, внезапно померкла. Она, правда, пыталась убедить себя, что все это не имеет существенного значения, ведь главное, что Ретт для нее сделал, а каким способом, не важно! Ну что ж с того, рассуждала она – Ретт столько лет знается с этой шлюхой и какая, в сущности, разница, через кого он получает о ней, Скарлетт, сведения. Однако собственные убеждения не особенно утешали, а укоряющий взгляд располневшей хозяйки борделя не давал покоя. Скарлетт вернулась с лесопилки только к семи часам вечера. Она вошла в дом и обомлела! В сумрачной гостиной ее встречали Керрин и тетушка Полин. Обе дамы счастливо улыбались и Скарлетт стоило большого труда подавить свое возмущенное изумление и, улыбнувшись им в ответ, приветливо поздороваться. Про себя же она подумала, что прежде всего отчитает Клауса по всем правилам за такое самоуправство. Сейчас, когда столько дел и забот и нервы у нее на пределе перед открытием магазина, она не выдержит бесконечных причитаний и нравоучений старой тетки. За ужином тетя Полин жаловалась племянницам на плохое здоровье и свою одинокую жизнь в Чарльстоне. Керрин сочувственно поддакивала ей, а Скарлетт упорно молчала. Она думала только о том, как бы тетушка не напросилась доживать остатки своих дней вместе с ней в Атланте и своим молчанием не хотела давать ей для этого повода. После ужина Керрин изъявила желание пообщаться с племянниками и отправилась к ним в детскую, а тетя Полин сказала, что приехала к Скарлетт с определенной миссией и хочет немедленно об этом поговорить. – Как я уже сказала, Скарлетт, здоровье мое никуда не годится – начала свое повествование тетушка, поудобней располагаясь в кресле. – Может случиться, что я долго не проживу и отправлюсь на тот Свет следом за Евлалией. – Ах, тетя Полин, не стоит так волноваться, с момента нашей последней встречи Вы совсем не изменились, и я полагаю, что опасения Ваши насчет здоровья совершенно напрасны. – Сказала Скарлетт, хоть и видела, что тетушка действительно серьезно сдала. Не пытайся успокоить меня, Скарлетт, я приехала вовсе не за тем, чтобы искать твоего сочувствия. Во – первых, мне хотелось увидеть всех вас и тебя и Сьюлин и ваших детей, ведь вы единственные близкие мне родственники. А во – вторых, нам с тобой нужно решить вопрос о наследстве. С тобой, потому что ты старшая из сестер, да и обязана я тебе, как никому другому. – Тетя Полин, не стоит об этом, ведь я … – Не перебивай меня, детка, я повторяю, что многим обязана тебе. В голодные послевоенные годы, когда умер мой дорогой Кери, и я вынуждена была перебраться с плантации в Чарльстон к Евлалии, одна только ты поддерживала нас, хоть и самой тебе было не сладко, имея столько ртов на своей шее. Да и потом, когда ты разбогатела, выйдя замуж за Ретта Батлера, была очень щедра, присылая нам чеки ежемесячно. А ведь мы виноваты перед тобой, дорогая. Кто, как не мы с Евлалией были против этого брака? Ах, Скарлетт, человек многое начинает понимать только в конце жизни и оценивать все совсем по- другому. Ну да ладно, думаю, не стоит это обсуждать теперь, ведь прошлого все равно не вернуть! Как ты знаешь, дорогая, я являюсь сейчас единственной наследницей родительского дома в Саванне. Умирая, папа записал его на нас с Евлалией, потому что к тому времени Эллин была уже мертва. А теперь этот дом принадлежит мне одной и я, Скарлетт, завещаю его тебе, но с одним условием. Ты никогда не должна продавать его, таково желание нашего папы – твоего дедушки. Скарлетт вспомнила Саванский дом Робийяров – величавый и горделивый. Это было изящное здание во французском колониальном стиле, с высоким порталом, широкой парадной лестницей и бледно-розовыми оштукатуренными стенами. Последний раз Скарлетт была в этом доме у своего дедушки Пьера в войну, когда Эллин, удрученная подавленным состоянием дочери, отправила ее к родным, думая таким способом хоть немного отвлечь от горя. Этот дом тогда нагонял на Скарлетт тоску своим величием и чопорностью, размеренным образом жизни, строгим порядком и скукой однообразных дней. Зачем он ей, этот дом и почему дед запретил своим детям и внукам продавать его?! И тут же в трезвой, расчетливой голове Скарлетт промелькнула мысль – а ведь как было бы здорово его продать! Это был хороший дом, старинный и богатый и за него можно было получить приличную сумму – подумала она. И уж тогда, с двумя работающими магазинами, арендной платой за салун и деньгами, вырученными от продажи этого дома, она смогла бы что-нибудь придумать. Ну, например, арендовать помещение под хлопкоперерабатывающую фабрику и купить собственное оборудование, а по истечении срока частями выкупить и само здание. Или, немного поработав, построить свое собственное, где-нибудь на окраине Атланты там земля стоила не так дорого. Ах, как глупы порой бывают старики, ведь после войны тетя Полин и тетя Евлалия так нуждались в деньгах и если бы они имели право продать этот дом, то и жили бы в свое удовольствие, и ей, Скарлетт, не пришлось бы делиться с ними своими деньгами. Или сейчас, когда тетушка завещает этот дом ей, почему бы не продать его, если она так нуждается не в доме, а в деньгах? Рассуждая, таким образом, Скарлетт не брала в расчет то, что сама никогда не продала бы дорогую ее сердцу Тару ни за какие деньги. Ей было невдомек, что и деду его дом был дорог не меньше, чем ей Тара. – Чарльстонский дом Евлалии тоже теперь принадлежит мне – продолжала тетя Полин – и я думаю, что будет справедливо записать его на Керрин. На Керрин? – возмущенно переспросила Скарлетт и даже вскочила с кресла от изумления. – Вы же знаете, тетя Полин, что все принадлежащее Керрин будет принадлежать монастырю, и, по-Вашему, выходит, что этот дом надо отдать монахиням? Нет, тетя Полин, тут я с Вами не соглашусь. Ведь есть еще Съюлин, ее дети и мои дети, уж лучше запишите Чарльстонский дом на кого-нибудь из них. – На Сьюлин я хотела записать свою рисовую плантацию, у меня там осталась добрая сотня акров земли и довольно приличный дом. Конечно, все это находится в запущенном состоянии и дом требует ремонта, но мне кажется, что Уилл, в случае нужды, со всем этим справится. Я ведь хочу, чтобы все было, по справедливости, дорогая. Довольно приличный дом! – Скарлетт ухмыльнулась, вспоминая ветхий домишко тети Полин. – О какой справедливости может идти речь, если чарльстонский дом отдается в чужие руки и уже не будет принадлежать нашей семье? Керрин никогда не сможет завещать этот дом кому-нибудь из нас, и я думаю, что тете Евлалии это не понравилось бы – пыталась Скарлетт сыграть на чувствах тетушки Полин. Уж если лишаться этого дома, думала она, то хотя бы выручить за него деньги. Несмотря на то, что дом был изрядно подзапущенный, находился он в самом центре Чарльстона и это место, уже само по себе, ценилось дорого. – Монастырь еще, чего доброго, в случае нужды, продаст этот дом сторгов – продолжала Скарлетт убеждать тетю Полин. – И его может купить какой-нибудь богатый янки. Вы хотите, чтобы в доме тети Евлалии жили янки? – Ах, Скарлетт, ты терзаешь мне душу, я никогда об этом не думала. Конечно, я вовсе не хочу такой судьбы чарльстонскому дому, но и Керрин обидеть я тоже не могу! – А Вы ее и не обижайте. Составьте завещание таким образом, чтобы дом переходил к Керрин только в том случае, если она уйдет из монастыря, а до той поры запишите его на кого-нибудь из нас. Тем более… Скарлетт перешла на доверительный шепот. – Тем более я хочу уговорить Керрин уйти из монастыря. Я знаю, что маме не понравился бы такой образ жизни Керрин, да и Мамушка очень переживает по этому поводу. Скарлетт вовсе и не думала уговаривать Керрин уходить их монастыря, понимая всю бесполезность такой затеи, эти слова были произнесены как-то сами собой, хотя, надо сказать, она была бы совсем не против этого. Глаза тетушки Поллин наполнились радостью. – Ах, Скарлетт, неужели тебе это удастся? – Возможно когда-нибудь и удастся! – Ну, что ж, дорогая, ты дала мне хороший совет, и я, пожалуй, им воспользуюсь, а до той поры запишу дом на тебя. Вечером, почти перед самым сном, Скарлетт имела серьезный разговор и с сестрой, объясняя истинную причину, по которой вызволила ее из монастыря. – Ты должна пообещать Мамушке, что скоро уйдешь из монастыря, Керрин. Она очень переживает, что не сумела удержать тебя, и что ей придется отвечать перед мамой за это на том Свете. Керрин недоуменно посмотрела на сестру. – Я приехала, чтобы попрощаться с ней, но обещать ничего не могу, Скарлетт. Ведь я не собираюсь уходить из монастыря. – Господи, ну какая разница, собираешься или нет. У тебя что, язык отвалится, если ты пообещаешь ей. Твое монашество разбивает ей сердце, и она страдает от этого больше, чем от болезни! Тебе что, ее не жалко? – Очень жалко, Скарлетт, ты же знаешь! – на глаза Керрин навернулись слезы. – Но пообещать такое – большой грех перед Богом, которому я служу. Ах, Скарлетт, как ты не можешь этого понять! Да и самой мне не хочется лгать, я думаю, что Мамушка поймет меня. – Ничего она не поймет. Ей надо успокоить свою душу перед смертью и уйти с легким сердцем. А твое монашество висит над ней как дамоклов меч, оно не дает ей покоя здесь на Земле, и она страдает от этого. Мамушка вырастила всех нас как своих собственных детей и у нее болит душа за каждого из нас, так неужели ты, Керрин, не можешь сделать ради нее такую малость – взять на душу совсем небольшой грех и солгать? – Грех, есть грех. Он не бывает большим или маленьким. Как странно, что ты до сих пор не уяснила для себя этого, Скарлетт. – Все это чепуха! Можно, в конце концов, солгать, а потом покаяться. Да и нельзя такой обман назвать грехом, ведь он совершается ради спасения ближнего. – Очень много бед на Земле совершается ради спасения ближнего, как ты говоришь, а ведь Бог сам знает, что нужно этому ближнему и такие жертвы, зачастую, не приносят счастья никому. – Ах, Керрин ты не видела, сколько страдания было в глазах у Мамушки, когда она говорила о твоей жизни в монастыре, ты не видела в них страха перед смертью, когда человек считает, что не выполнил свои обязательства здесь на Земле. Ты печешься только за свою собственную душу, страшась запятнать ее безвредной ложью, а на Мамушкины страдания тебе наплевать! Что ж, если ты не желаешь выполнить мою просьбу, то нечего тебе и ехать к Мамушке. Ведь ты еще больше разобьешь ей сердце, пусть лучше она тебя совсем не увидит! Я сама что-нибудь придумаю. Вот возьму и напишу письмо, якобы от тебя ко мне и намекну в нем, что ты подумываешь вернуться в Тару и прочту его Мамушке. Пусть в ее сердце останется хотя бы надежда. Что ты на это скажешь? – Хорошо, Скарлетт, не кипятись. Я подумаю, как облегчить душу Мамушке и обещаю тебе, что она не будет страдать. – Как же, она подумает! Вы только посмотрите на нее, святоша! – распалялась Скарлетт в душе, нервно перебирая оборки манжет на рукаве и краснея от негодования. – Ну что ты ей скажешь, что? Будешь описывать все прелести монастырской жизни и говорить как ты счастлива там? Так вот знай, она тебя не поймет, точно так же, как не понимают тебя и все остальные, только им на это наплевать, а ей нет! Ее может утешить только надежда на то, что ты уйдешь из монастыря, Керрин и я прошу тебя дать ей эту надежду. Все остальное здесь не пройдет! – Ну, хорошо, Скарлетт, я же сказала, что подумаю. Возбужденная разговором с сестрой, Скарлетт долго не могла уснуть и все думала, что Керрин совсем свихнулась в своем монастыре, и что у нее завтра все же не хватит духа солгать Мамушке. И если она сама не поедет с Керрин в Тару и не возьмет инициативу в свои руки, пусть даже ей придется для этого все время стоять за спиной сестры и силой выуживать из нее это лживое обещание, то вся ее затея потерпит крах. Утром, встав раньше всех, Скарлетт наскоро выпила чашку чаю и отправилась в гостиницу к Клаусу. Она велела портье немедленно разбудить его и попросить спуститься к ней в холл. Когда он спустился, встревоженный ее ранним визитом, Скарлетт без предисловий поведала ему о своем плане. – Я опять уезжаю в Тару, Клаус, этого требуют обстоятельства. К открытию магазина все подготовлено, и я не вижу смысла откладывать это до моего возвращения. Вообще-то я рассчитываю вернуться через пару дней, но мало ли что может случиться… Итак, я полагаюсь на тебя, ты управляющий, тебе и карты в руки. Скарлетт достала из сумочки связку ключей от магазина и вручила их, еще не пришедшему в себя после сна, Клаусу. – Все работники предупреждены и придут завтра в магазин к восьми часам утра. А чтоб тебе было легче, можешь сегодня договориться с Джоном Петерсоном, он побудет с тобой при открытии, а там, глядишь, и я подъеду. – Миссис Скарлетт, не стоит так беспокоиться, я думаю, что все будет в порядке. Занимайтесь своими делами. Но если Вам так спокойнее, я приглашу Джона. – Ну что ж, Клаус, раз ты так уверен в себе, то и я поеду с легкой душой. Итак, до свидания, мне надо поторопиться, поезд в Джонсборо уходит через полтора часа, а я должна еще вернуться домой и всех разбудить. Скарлетт направилась к выходу, но Клаус окликнул ее. – Миссис Скарлетт, я хотел сказать, что у Вас очень хорошая сестра, вот только жаль, что она упрятала себя в монастырь. Как Вы считаете, это у нее надолго? Скарлетт удивленно посмотрела на Клауса. – Она говорит, что навсегда! – Что ж, дело усложняется. – Какое дело, Клаус, ты о чем? Клаус пожал плечами и ничего не сказал. Однако выражение лица при этом у него было каким-то глупым или смущенным, Скарлетт не разобрала, а в поезде, вспомнив про это, подумала, уж не влюбился ли Клаус в Керрин?