Стас поднялся с земли, доковылял до машины, упал на сиденье, хлопнув дверцей, и скомандовал: – Гони вперед! Далеко он уйти не мог. – Что случилось? – Этот подонок выскочил на трассу и помчался как сумасшедший. Я за ним. Почти достал его, но тут он круто подрезал мою колымагу, и я вылетел на встречку. Чтобы избежать столкновения, резко вывернул руль и врезался в ограждение. Надо же было так вляпаться! Моя машина кувырком, а он ушел. – Как голова? – О стойку долбануло. Такое ощущение, будто полскальпа снесло. – В бардачке пошарь, там должен быть бинт, – посоветовал Лев. – Потерпит, – отмахнулся Крячко. – Ты гони давай, по идее, мы должны уже нагонять этого урода. Гуров вел машину на предельной скорости, не переставая сигналить. Ошарашенные водители испуганно жались к обочине, пропуская сумасшедшего лихача, но автомобиль Синдеева все не появлялся. – Надо возвращаться, – вздохнул Крячко. – Видимо, он где-то свернул. Ушел с трассы, иначе мы бы его уже догнали. Гуров думал о том же. Доехав до очередного перекрестка, он развернул машину и, сбавив скорость, двинулся в обратном направлении, высматривая на дороге следы. След отыскался довольно странным образом. Проехав километров тридцать, Лев заметил грибников, кучкой стоящих у дороги. Они что-то шумно обсуждали. Притормозив, он поинтересовался, о чем идет спор, и они сообщили, что какой-то идиот угнал их «уазик». Он стоял внизу, на съезде с дороги, и дожидался хозяев. Грибники приезжают сюда каждый год и все время оставляют машину в одном и том же месте. Никогда еще не было такого, чтобы, вернувшись с полными ведрами грибов, они не нашли машину на месте. Старый, если не сказать дряхлый «уазик» не представлял интереса для угонщиков. Но в этот раз они вернулись, а машины нет. Гуров съехал с дороги и прошелся до лесополосы. Метрах в тридцати от дороги в кустах обнаружился синий «Опель», а еще через пятьдесят метров – свежие следы от колес «уазика». Он вернулся к машине. Грибники все еще спорили, как поступить в сложившейся ситуации, но склонялись к тому, чтобы ехать на попутках, а добравшись до дома, заявить об угоне. Проблемы грибников Гурова не волновали. Он сел на водительское место, завел двигатель и тихо сообщил Крячко: – Синдеев угнал «уазик». И сейчас он пытается пробраться через лес. Думаю, хочет выйти на трассу, обойдя Васькино. – Поедем за ним? – догадался Стас. – Попытаемся. По следам «уазика» машина Гурова вошла в лесополосу. Какое-то время ехать было легко, деревья здесь сажали намеренно ровными рядами, и пролеска между ними почти не было. Но вскоре искусственно возведенная лесополоса перешла в настоящий дикий лес, и машина начала вилять меж деревьев, следуя по едва заметной дороге. Углубившись в лес метров на сто пятьдесят, Гуров увидел «уазик». Водительская дверь была открыта. – Дальше придется идти пешком, – сказал он. – Стас, тебе придется остаться. – Я в порядке, – не согласился Крячко. – Где там твой бинт? Обмотаю вокруг головы и смогу идти. – Нет, Стас, тебе придется остаться. С разбитой головой ты будешь только тормозить меня, а я должен догнать профессора. Когда я уходил, девушка была без сознания. Нужно узнать, что он ей вколол, иначе врачи окажутся бессильны помочь ей. Жди меня, я вернусь. Выскользнув из машины, Лев двинулся к «уазику». Обойдя машину, обнаружил следы, которые вели прочь от дороги, и пошел по этим следам. Пройдя метров сто, заметил на траве следы крови. «Синдеев ранен? Возможно, это случилось, когда он врезался в машину Крячко. А может, уже здесь, в лесу, – размышлял он, продолжая идти вперед, ориентируясь по кровавому следу. – Напоролся на сук или упал и разбил колено». Капли крови попадались все чаще. Видимо, рана Синдеева становилась шире, увеличивая кровотечение. Гуров прибавил шаг. Впереди показался прогал меж деревьев, стало заметно светлее. Через несколько минут он вышел на поляну, где следы крови исчезли. «Поляну он не пересекал, – понял Гуров. – Значит, нужно вернуться. Где-то я свернул не туда». Он развернулся, собираясь идти обратно, и тут из-за соседнего дерева на него бросился Синдеев. В руках он держал увесистую палку. В самый последний момент Лев успел увернуться от удара. Дубина Синдеева ударилась о ствол дерева и разлетелась на куски, но сдаваться тот не собирался. Он выбросил палку и с диким воплем снова кинулся на Гурова. Тот выбросил вперед руку, закрываясь от удара, а Синдеев повис на плечах полковника, увлекая его на землю. Профессор оказался сильнее, чем мог предположить Лев. Это открытие неприятно удивило его. Теперь ему приходилось бороться в полную силу. То ли страх, то ли неконтролируемый гнев придавали профессору сил, и в какой-то момент Лев понял, что тот может его одолеть. Руки Синдеева добрались до цели и сжимали горло полковника настолько сильно, что он с трудом мог дышать. Сцепившись в клубок, Гуров и Синдеев катались по земле, меняя положение, и профессор все чаще оказывался сверху. Гуров слабел, его руки пытались расцепить пальцы профессора, в голове шумело от нехватки кислорода. «Как глупо! А ведь мог вырубить его одним ударом. Недооценил ты противника, Гуров. Хотел узнать, как помочь девушке, перестраховался. Теперь поздно об этом жалеть», – мелькнуло у него в голове, и он закрыл глаза. И тут что-то произошло. Профессор ослабил хватку и тихо вскрикнул. Тело Синдеева обмякло и всем своим весом придавило Льва к земле. Но дышать стало гораздо легче. Он хватал ртом воздух, пытаясь сбросить с себя тело профессора. И вновь произошло что-то странное. Профессорская туша поднялась над Гуровым и шмякнулась в двух шагах от него. Лев открыл глаза и все понял: над ним стоял Стас Крячко. Лицо его заливала кровь, но губы растянулись в широкой улыбке. – Привет, полковник, как жизнь? – Впервые в жизни я рад, что ты, Стас, не умеешь выполнять приказы, – превозмогая боль в горле, прошептал Лев. – Еще бы ты не был рад, – разразился громким смехом Станислав. – Вот был бы позор, если бы тебя, опера-«важняка», одолел какой-то вшивый профессоришка! Да над твоей могилой весь МУР хохотал бы. Вдруг раздался тихий стон, это профессор начал приходить в сознание. Крячко помог Гурову подняться. Отстегнув от пояса наручники, Лев защелкнул их на запястьях Синдеева. Потом вместе с Крячко они подтащили его к ближайшему дереву, привалили спину к стволу и стали ждать. – Как думаешь, с девушкой все будет в порядке? – спросил Крячко. – Надеюсь, – ответил Лев. Синдеев открыл глаза и снова застонал. – И снова здравствуйте, гражданин профессор, – вытирая кровь с лица, произнес Крячко. – Долго же вы нас мурыжили. – Зачем вы влезли в это? Зачем помешали мне? – В голосе Синдеева слышалось отчаяние. – Все было бы совсем по-другому. В итоге все было бы правильно. Логично и оправданно. – Зачем? Ты спрашиваешь, зачем мы помешали тебе убивать невинных девушек? – взорвался Стас. – Ты, видно, умом тронулся, гражданин профессор, раз думаешь, что мешать тебе было неправильно. – Вы не понимаете, – забормотал Синдеев. – Вы не понимаете. Это все ради науки, ради спасения жизни людей. Они послужили науке. – Кто послужил науке? Те девушки, которых ты убил? – Сегодня все должно было получиться. Она бы справилась, наверняка справилась, – продолжал бормотать Синдеев. – Она моложе всех, организм крепкий, а я все предусмотрел. Я все исправил. Да, у меня все получится. Осталось подождать всего два часа, и можно вводить сыворотку. Дайте мне ввести сыворотку! Он выкрикнул последнюю фразу и попытался броситься на Крячко, при этом взгляд его стал совершенно безумным. Стас резко рванул профессора за ворот, возвращая на место. Синдеев притих и снова забормотал: – Вторая фаза вот-вот начнется. Три кубика в час. Следить за давлением. Температура в норме. – Он, часом, умом не тронулся? – Крячко посмотрел на Гурова. – Такое иногда случается, я знаю. – Синдеев, скажите, что вы вкололи Зое? – Гуров поднял лицо профессора и посмотрел ему прямо в глаза: – Зоя сейчас в больнице, помогите спасти хотя бы ее жизнь. – Я всех спасу, всех их спасу, – бормотал Синдеев. – Это прорыв, понимаете? Это Нобелевская премия! Нет, это безграничная, всемирная власть! Лев размахнулся и ударил Синдеева ладонью по лицу. Сначала по правой, потом по левой щеке. Сильно, хлестко, так, что голова профессора дернулась и ударилась затылком о ствол дерева. На минуту взгляд обрел осмысленное выражение, он узнал полковника и испуганно произнес: – Где мы? Что вы собираетесь со мной сделать? – Что вы вкололи Зое? Назовите препарат, чтобы мы могли ее спасти, – повторил вопрос Гуров. – Зою можно спасти. В нагрудном кармане блокнот. Первая страница, там все, – проговорил Синдеев, его бормотание снова стало бессвязным и бессмысленным: – Увеличить дозу. Повторить эксперимент. Что убрать? Что? Да, уже ближе. Гуров достал блокнот, открыл на первой странице и набрал номер Шароватова. Здесь, на поляне, связь работала исправно и это избавило Льва от необходимости оставлять раненого товарища наедине со слетевшим с катушек профессором. Шароватов был уже в Москве. Приказ Гурова он выполнил в точности. Доставил девушку в институт имени Склифосовского, отыскал там Натана Гайдина, заставил связаться с Сергеем Юрковым. В данный момент врачи совещались, решая, как помочь больной. Гуров велел Шароватову передать трубку Гайдину. И когда услышал в трубке голос друга, прочитал ему все, что было записано на первой странице. Только после того как Гайдин подтвердил, что понимает значение всех этих непонятных медицинских терминов и знает, как помочь девушке, Гуров отключил телефон. Поднявшись на ноги, он заставил подняться и Синдеева. Полковники подхватили профессора с двух сторон и потащили к дороге. Пора было возвращаться в Москву. Глава 13 Три дня спустя полковник Гуров припарковал машину на стоянке возле института Склифосовского. Он собирался проведать Стаса. Его рана оказалась не такой пустяковой, как выглядела на первый взгляд. Медики смогли заняться ею спустя несколько часов, и из-за этого разорванные ткани воспалились. Теперь ему предстояла долгая реабилитация. Гуров винил в этом себя, так как не настоял на том, чтобы отправить друга в больницу сразу по возвращении в Москву. Вместо того чтобы поехать в больницу, Крячко отправился в Управление. Пока сдали профессора Синдеева под стражу, пока дождались приезда генерала Орлова, прошло много времени. Потом Крячко настоял на том, чтобы принять участие в докладе. Затем, выслушав доклад в устной форме, генерал Орлов потребовал к утру подготовить бумаги для передачи прокурору. Уголовное дело нужно было возбуждать как можно скорее. В конце концов, профессор Синдеев был не последним человеком в уважаемой больнице, и давать лишний повод его адвокату генерал позволить не мог. На подбивку бумаг ушло часов шесть, и все это время Крячко работал наравне с Гуровым. Допрос профессора ничего не дал: Синдеев упорно нес всякую околесицу, и как связать его с другими жертвами, было непонятно. К утру из поселка Васькино пригнали машину профессора, там-то и нашлись все доказательства. В багажнике машины он устроил двойное дно по принципу ящика фокусника, и там обнаружили блокноты с записями экспериментов, проводимых на каждом «испытуемом объекте», как называл свои жертвы Синдеев. Фамилии девушек, пронумерованные в хронологическом порядке, даты экспериментов, совпадающие с датами их смерти, количество препарата, введенного каждой, и итоговый результат. Эти блокноты не оставляли профессору ни одного шанса выйти сухим из воды. Против каждой фамилии четко и ясно значилось: эксперимент закончился смертью испытуемого. Благодаря этим записям удалось установить личность неопознанной жертвы с Фрунзенской набережной. Ею оказалась двадцатипятилетняя жительница Екатеринбурга Татьяна Устинова. Она работала в кафе в двух кварталах от дома профессора. Видимо, там он ее и заприметил. Синдеев собирал на девушек досье и по ним выбирал, кто из отобранных кандидаток подойдет для его целей. Досье было гораздо больше, чем жертв, из чего можно было сделать вывод, что останавливаться профессор не собирался. В каждом досье отдельной строкой значилось семейное положение, место регистрации и степень общительности кандидата. Выбор Синдеева останавливался в основном на иногородних и незамужних. Он хотел обезопасить себя и свой эксперимент. В случае с Зоей профессор просчитался, и это спасло жизнь ей и возможным последующим жертвам. Не будь Зоя так молода и не расскажи она подруге Тамаре о своей «великой любви», все могло сложиться совсем по-другому. Получив новые доказательства, Гуров вынужден был заново начать отчеты и рапорты, и Крячко заявил, что не собирается отсиживаться в стороне. И вот, когда вторая партия бумажной работы была в самом разгаре, Стасу стало настолько плохо, что он чуть не потерял сознание. Только тогда Лев насильно отвез его в больницу и сдал с рук на руки врачам. В больничном коридоре он столкнулся с родителями Зои. Ее отец сообщил, что девушка все еще находится в больнице. Врачи говорят, что сердце постепенно придет в норму, но когда это случится, никто не знает. Мать Зои настояла, чтобы полковник навестил девушку, Зоя хотела лично поблагодарить его за спасение. Гуров, как мог, отнекивался, ссылаясь на сильную занятость, но родители Зои ничего не хотели слушать, и он понял, что легче согласиться, чем тратить время на борьбу с ними. Войдя в палату, Лев поздоровался и вежливо спросил: – Как себя чувствуете, Зоя? – Полной дурой, – улыбнулась девушка. – Это же надо было так ошибиться в человеке! И о чем я только думала? – Не переживайте насчет своей ошибки. Нет ничего плохого в том, что вы молоды и неопытны. Возможно, этот случай пойдет вам на пользу и вы станете прислушиваться к советам родителей. – Говорите прямо как мой отец. – Зоя снова улыбнулась. – Но тут я с вами соглашусь. Послушайся я маму, не лежала бы сейчас на больничной койке. Только я не это хотела услышать. – Хотите узнать, что теперь будет с профессором? – догадался Гуров. – Его посадят в тюрьму? – Возможно. – Папа сказал, что его могут признать невменяемым. Это правда? И разве это справедливо? Папа сказал, он убил несколько девушек. Молодых девушек, которым предстояло долгие годы жить и радоваться жизни. – Судебный психиатр еще не дал заключения, – уклонился от прямого ответа Гуров. Мысль о том, что профессора признают невменяемым и освободят от ответственности, нравилась ему не больше, чем Зое, но закон есть закон.