При упоминании господа, Кабриолет, стоящий возле меня, недовольно поджал губы. Он, пожалуй, остался единственным из всего ГУБИ, кого раздражали аргументы, связанные с высшими силами. Но я его за это не осуждал. Рано или поздно, и его настигнет озарение. Но пока он к нему еще не готов… А вот воскресшие инквизиторы мои слова восприняли на полном серьезе. Ими, пролежавшими в подземном чистилище в окружении хора мертвых голосов, существование бога не подвергалось сомнению. Оставалось только понять, сколь сильна их воля и вера. — Кха… Факел, я могу сказать? — уверенно поднялся со стула боец, в котором я признал Изверга. — Конечно, — сделал я приглашающий жест. — Любой может говорить, если есть о чем. — Ага, ну отлично… — мужчина прочистил горло и окинул остальных собравшихся своим жутковатым взглядом. — Во-первых, спасибо тебе, что вытащил оттуда. Мы тут погутарили с парнями, и все сошлись во мнении, что это была дикая жесть. Хрен знает, как мы вообще выдержали. Несколько ликвидаторов согласно загудели, выражая полную солидарность. — Во-вторых, я тут поспрашивал у знакомых ребят из своего звена о тебе. Они, конечно, удивились моему возвращению, но не шибко. Сразу тебя вспомнили. Судя по их реакции, ты за последний год сделал куда больше полезного, чем вся ФСБН вместе взятая! На моей памяти в Москве было так спокойно, наверное, лет шесть назад, а то и восемь… Я чуть заметно кивнул и медленно прикрыл веки, принимая заявление бойца как должную оценку моих заслуг. — Ну и не знаю, как остальным, а мне этого уже достаточно. Я вижу, что ты не козел и не урод. Ты делаешь ровно то, что необходимо. Ты бьешь падаль везде и всегда, невзирая на последствия для себя. Я наслышан, как ты перепахал думскую верхушку. И за это уважаю. Как бы не было мне стрёмно признавать, но я на такое никогда б не отважился сам. А ты просто взял и сделал. Собственно, я к чему веду… чего бы там не решили остальные, а на меня можешь рассчитывать. Именно ты подарил мне вторую жизнь. Поэтому будет справедливо, если я ее тебе и доверю, Факел! Я позволил себе легкую улыбку, когда Изверг вскинул над головой сжатый кулак. Наверняка это сослуживцы из его малого звена рассказали о новом жесте, которым стало принято в нашем братстве приветствовать друг друга. — И мне тоже хотелось бы высказаться… — слева от воскресшего инквизитора поднялся еще один мужчина. — Я когда домой вернулся, то жена чуть в обморок не упала. У нас с ней, по правде, и раньше не особо клеилось. Всё размолвки какие-то, да ссоры. А теперь вообще шило. Супруга шарахается от меня, как от прокаженного, и трясется похлеще листа осинового. Тут не то что в постель лечь, а в одном доме со мной не может находиться. И я понял, что хоть и ожил, но для нее так и остался мертвецом. Пусть я хожу, дышу, говорю, но она видит меня тем самым бледным трупом, уложенным на белую гробовую подкладку. Короче, нет мне дороги в прежнюю жизнь. Свое место я могу найти только среди таких же беспокойных жмуров. Без обид, мужики, это я про вас. По небольшому классу, в котором мы собрались, пронеслась волна сдавленных смешков. — Ты же, Факел, тоже прошел через это? — воззрился на меня ликвидатор. — Значит, нас будет уже трое. — Четверо! — резво вскочил еще один из воскресших. — Мне сказать особо нечего, так что я просто спрошу: «Вы ведь тоже все слышите эту тарабарщину у себя в башке?» Двадцать человек синхронно кивнули, подтверждая, что так оно и есть. — Ну слава богу, что не у меня одного фляга засвистела! — хохотнул парень. — Раз уж мы тут все настолько поехавшие, то нам надо держаться вместе! Поодиночке не приживемся! Постепенно обстановка начала смягчаться. Люди по-другому стали смотреть на меня и своих соседей. Пережитые в могилах дни, наполненные тленом и промозглой сыростью, объединили нас. Скрепили, как густой цемент кирпичи в стене. Мы многого еще не знали о себе, о своем темном даре, о будущем. Но очень надеялись, что сообща нам удастся найти ответы. Большинство, как я когда-то, испытывали смятение. Они не понимали, что им делать и для чего существовать. Смерть разорвала все их социальные связи, превратив в изгоев. А я предложил им цель. Показал направление, в котором мы пойдем все вместе. Вдохнул смысл в новообретенную жизнь. Инквизиторы вставали по одному. Кто-то произносил короткую речь, а кто-то задвигал спич на несколько минут. Одни вспоминали, как им было хреново умирать. Другие пересказывали впечатления от лежания в гробу. Третьи сетовали на то, что остались не у дел после возвращения в мир живых. Многих не смогли принять даже родственники. В конечном итоге каждый поведал свою историю. Поделился частичкой своей жизни. И это было сделано искренне. От души. Сегодня двадцать две чужие судьбы сплелись с моей в одну. И я понимал, никакая самая строгая присяга не сплотит нас сильнее… * * * — Кабриолет, можно тебя? — подозвал я инквизитора, когда закончилось наше небольшое собрание. — Чего тебе, Факел? — недовольно откликнулся он. — Поблагодарить тебя хочу. За всё, что ты сделал для меня и остальных. Ты великолепно справился со всеми задачами, которые я на тебя вываливал. И должен признать, если б не твое участие, я бы давно уже сидел где-нибудь в закрытом учреждении для одаренных. — Не нужно, пустое это, — небрежно отмахнулся здоровяк. — Нужно-нужно, не спорь, — настоял я на своем. — Знаю, ты с самого первого дня считал меня двинутым фанатиком и подчинялся только из-за страха, что я выдам твой секрет. Не стану скрывать, я подозревал, что ты хотел вырезать мне сердце, как и остальным жертвам Валентинки… — Угу, ну и что? — не подумал даже спорить с моими догадками ликвидатор. — К чему ты клонишь? — Несмотря ни на что, ты выполнил свою часть уговора, — невозмутимо продолжил я. — Отныне ты сам по себе, и над тобой больше не будет довлеть моя тень. Отныне я исчезну, вполне допускаю, навсегда. И унесу с собой тайну серийного убийцы инфестатов. — Подожди, а что с ГУБИ? — нахмурился Кабриолет, отчего его широкий шрам на лбу съехал вниз. — Как мы будем проводить зачистку в регионах без твоего внутреннего радара? — А никак, — пожал я плечами. — Зачем сносить башню, выбивая по одному кирпичику сверху, когда можно ударить в самое основание и она обрушится сама? — Не понял тебя… — Ты и не должен, — скривил я губы в ироничной улыбке. — Просто исполни мою последнюю просьбу, идет? — Что еще за просьба? — в момент насторожился боец. — Сможешь организовать нам выезд за пределы страны со всем оружием, которое я закупил через твоих посредников? — С ума сошел⁈ — проворчал мой собеседник. — Как ты себе это представляешь⁈ Там же целый склад на несколько тонн! Я что, в контейнер должен всё загрузить⁈ — Почему бы и нет? — вскинул я бровь. — А оставшееся место займем мы с мертвым отрядом. Опыт пребывания в темном замкнутом пространстве у нас уже есть. Но тут хоть поболтать будет с кем. Только все это нужно сделать срочно. В идеале уже к концу недели. А то ощущение у меня, что время на подготовку неумолимо истекает. — Нет, ну ты точно псих… — неодобрительно цыкнул ликвидатор. — И куда же ты намылился? Моя рука звучно хлопнула Кабриолета по мощному плечу: — Смотри новости по вечерам, и точно не пропустишь наше появление. * * * По внутренним ощущениям наш отряд диверсантов сидел в непроглядной темноте контейнера примерно вечность. Кислород закончился через считанные минуты после того, как закрылись двери. Но текущий по жилам некроэфир поддерживал жизнь в наших организмах. Никто другой, кроме достаточно развитых инфестатов, такое путешествие бы не пережил. На это и была сделана ставка. Опыт контрабандистов, которых мы пачками хлопали в Москве, тут пришелся очень кстати. Вскрывая их схемы, мы узнавали о множестве хитростей и уловок. Познакомились с дюжиной способов, как можно ввезти или вывезти нежить через кордоны досмотра. Ну а мы чем хуже? Никто не мешал и нам воспользоваться грязными приемчиками, чтобы незаметно улизнуть от внимательного государева ока. Так мы и оказались в одном из десятка тысяч контейнеров, которые на борту гигантского грузового судна неспешно пересекали океанические просторы. Первые дни такого необычного вояжа в классе «суперэконом» прошли даже в какой-то степени интересно. Мы с инквизиторами, не снимая похищенных из России ИК-Б, расположились на деревянных ящиках с оружием, как на шконках. Способности спать мы после воскрешения, конечно, лишились. Да и корсет боевого облачения на мягкую пижаму не походил. Но лежать или сидеть все равно было значительно комфортнее, чем стоять. Набиваться пришлось штабелями, как шпроты в банку. Потому что иначе уместиться на столь ограниченной площади было нереально. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Ради общего дела можно и потерпеть. С собой у нас были фонари, лампы и запасные элементы питания. Поэтому поначалу мы сидели одной большой компанией, ближе знакомясь друг с другом. Травили байки, рассказывали истории из прошлого, делились переживаниями. В общем, выглядели со стороны как пионерский отряд на отдыхе. Но, к сожалению, разговоры надолго нас не смогли занять. Спустя, приблизительно, семь дней непрерывного бодрствования и несмолкающей болтовни, в состоянии трепать языком оставался только Арлекин. Тот самый боец, который со смехом назвал нас всех «поехавшими» и заявил, что мы должны держаться вместе. Он вообще отличался поистине неуемным оптимизмом и тягой к черному юмору. Всё шутил, что его даже могила не исправила. Но и ему стало скучно, когда остальные утомленные общением собеседники постепенно замкнулись в себе и перестали участвовать в обсуждениях. Еще через день кто-то предложил выключить свет. Во-первых, толку от него. Смотреть все равно не на что. Вокруг только ящики, рифленые жестяные стенки контейнера, да одни и те же морды. А во-вторых, мало ли, для чего еще аккумуляторы могли понадобиться. На том и порешили. И вот уже длительное время мы едва заметно покачивались в полной тьме, окруженные десятком тысяч таких же железных коробок с грузами. Нам даже не было слышно биения волн об борта огромного контейнеровоза. Только протяжный металлический скрежет, похожий на песни китов, доносился откуда-то сверху и снизу. — Пс-с, командир! Не спишь? — зашептал над моим ухом Умар. — Очень смешно, — проворчал я, не меняя положения. — Чего хотел? — Да всё этот голос долбаный не дает мне покоя! Я поговорил с парнями, и от всех получил примерно идентичный ответ. Что-то общается с нами. Преимущественно словами какого-то исковерканного языка. Но только один я вижу образы… — Серьезно? — заинтересовался я. — И что же оно тебе показывает? — Что-то очень стрёмное. Я тут набросал кое-чего. Хочешь взглянуть? Отказываться не стал, ибо любопытно. — Братья, да будет свет! — предупредил я, а в следующую секунду мой неживой помощник зажег походный фонарь. Он загорелся совсем тускло, едва ли ярче маленькой церковной свечки. Но для глаз, привыкших к длительному пребыванию во тьме, даже это показалось невыносимым. Несколько инквизиторов недовольно что-то проворчали и отвернулись на другой бок, подложив под голову шлем от ИК-Б. Но большинство так и остались неподвижными. Только веки прикрыли. Сынок без лишних слов протянул мне свой блокнот, исписанный практически наполовину. И когда успел столько зарисовать? Неужто в первую неделю путешествия, пока не погасили лампу? — Ты прав, Умар, — тихо произнес я, медленно листая страницы, — это действительно пахнет очень дурно. Вот, смотри сюда. Видишь? — Угу… этот символ ко мне пришел один из самых первых. Ты его уже видел раньше? — Да. Его ершовский Аид начертал на полу кишками и кровью. И через него же посылал сигналы умертвиям по всему городу. — М-мать… — мой напарник нервно поскреб ногтями отросшую щетину на подбородке и еще сильнее понизил голос. — Значит, это и есть ключи к тем самым ритуалам, с помощью которых можно истреблять города? Те, о чем говорил инфестат из Ершова… — Я не знаю, брат. Не хочу проверять, но очень на то похоже. Салманов забрал у меня блокнот, не дав даже досмотреть его записи до конца. Затем вырвал первую страницу, скомкал и запихал себе в рот. С усилием разжевав, он сунул между зубов следующую. А за ней еще одну… — Правильный выбор, Умар, — похвалил я молодого инквизитора. — Этого никто не должен видеть. И такие вещи лучше не доверять бумаге. Парень только кивнул мне, а потом с утроенной энергией заработал челюстями, уничтожая свои заметки. Посчитав на этом диалог оконченным, я попросил неживого старшину погасить лампу. И тесное пространство душного контейнера снова погрузилось во мрак. Только теперь к скрежетанию металла, доносящегося из-за границ темноты, добавились еще звуки чавканья. Неутомимый балагур Арлекин сунулся было к Салманову со словами: «Да ты никак проголодался?», но отклика не встретил. Так он и вернулся к себе в облюбованный угол, бормоча что-то про скучных попутчиков и про то, что даже в гробу веселее. Дескать, там хоть покойнички через земляную стенку что-то бормотали. Будучи погруженным в собственные мысли и шлифовку дальнейших планов, я не сразу заметил, как Умар снова нетерпеливо завозился рядом. Он что-то сказал, и отряд инквизиторов отчетливо взбодрился. Раздались смешки и негромкие одобрительные выкрики. Многодневное заточение вымотало всех. И оттого мне вдвойне удивительно было наблюдать такое оживление. — Чего-чего? — переспросил я у Салманова. — Я говорю, мой Вован до берега добрался! — радостно повторил парень. И точно. Я вспомнил, что его химеру мы в контейнер сажать не стали, а пустили морским курсом прямиком за судном. Плавало создание некроэфира покруче любого дельфина, виртуозно управляясь со своим телом и длинным гибким хвостом. Оно торпедой носилось по ледяным глубинам Атлантического океана, распугивая всю морскую живность, включая косаток. Поэтому беспокойства о том, что неживой помощник отстанет от корабля ни у меня, ни у Сынка не было. Это вот мой старшина не смог бы развить ход в пятнадцать-двадцать узлов. Даже невзирая на невероятную физическую силу и неутомимость. Просто потому что его анатомия не заточена под водную среду. Хотя, если ему ласты надеть, может еще чего и выгорит. Но ставить такие рискованные эксперименты прямо на марше я желанием не горел. — А нам сколько еще до причала? — поинтересовался я у напарника.