— Налить, — тихо повторила Вера. Слава прошел на кухню, постучал там какими-то склянками и вновь материализовался рядом с ней. — Так все это время ты один ухаживал за мной? — теплая волна благодарности прокатилась по всему ее телу и застряла в горле, сделав ее голос глухим и скрипучим. — Почему один? — удивленно посмотрел он на девушку. — Говорю же, баба Клава настойки тебе делала, корову доить меня учила. И вообще, много чем помогала. — Спасибо тебе, Слав, — смахнула непрошенную слезу Вера. — Большое пребольшое спасибо. Парное молоко животворящим ручейком полилось в ее обезвоженный, измученный длительной лихорадкой организм. Вера даже зажмурилась от удовольствия. Такого вкусного молока ей пить не приходилось. То ли Буренка все это время питалась чем-то изысканным, то ли Слава своими ласковыми руками мог творить настоящие чудеса. Скорее всего, второе. Вдоволь напившись, Вера почувствовала острый приступ голода. Желудок то сжимался в тугой комок, то резко разжимался, больно ударяясь своими тонкими стенками прямо в солнечное сплетение. — Я хочу есть, — взмолилась она. — Принеси мне хотя бы корку хлеба. — Сейчас, сейчас, — засуетился молодой человек. — У меня картошка вареная есть. Будешь? — Еще как буду! — обрадовалась она. Через десять минут, сытая и невероятно счастливая, Вера вновь откинулась на подушку. — Прямо как в детстве, — довольно улыбнулась она. — Давно обо мне так не заботились. Спасибо тебе за все. — Да не за что, — отчего-то напрягся он. — Вер, ну ты как себя чувствуешь, нормально? — Просто отлично, — ласково улыбнулась девушка. — И все благодаря тебе. — Тогда у меня есть к тебе разговор, — тихо, почти шепотом сказал он, и глаза его нервно забегали, словно стыдясь смотреть не нее. — Говори, — внимательно посмотрела на него девушка. — Понимаешь… валить нам надо, — его взмокшая от напряжения ладонь легла ей на плечо. — Нам? — не поняла она. — Теперь тебе грозит не меньшая опасность, чем мне, — кивнул он. — Если Васек нас нашел, то рано или поздно найдут и другие. Странно, что здесь до сих пор никто не появился. — Я никуда не поеду! — закричала Вера. — Я всю жизнь прожила в этой деревне! Здесь мой дом! Могила моего отца! Не поеду! — Тогда тебя убьют, — спокойно заявил Слава и встал с кровати. — Ты куда? — испугалась девушка. — Теперь ты здорова, и я могу спокойно уехать. Рисковать своей шкурой я не собираюсь. — Как же я? — глаза Веры вмиг наполнились слезами. — Ведь это все из-за тебя. — Если ты останешься здесь, то я ничем не смогу тебе помочь, — грубо заявил он и принялся скидывать в черный пакет свои вещи. — Подожди, — взмолилась Вера и встала с кровати. На этот раз ноги подчинились своей хозяйке. — Я с тобой. — Отлично! — обрадовался он. — В вашем райцентре я нашел покупателя на твой дом. Буренку тоже продадим — это не проблема. И знаешь еще что? Нам нужно затариться у сельчан мясом. В городе мы продадим его в пять раз дороже. — Зачем все это? — опешила Вера. — Ведь я видела у тебя сколько денег! Неужели нам этого не хватит? — Их больше нет, — еще больше занервничал Слава и вновь принялся пихать вещи в пакет. — Мне пришлось их отдать. Теперь у меня нет ни копейки. — Как отдать? — пролепетала Вера. — Кому? — Кому надо! — зло выплюнул Слава и подошел к ней вплотную. — Ты хоть понимаешь, что это за деньги? Они ворованные. Возить их с собой крайне опасно. Вот я от них и избавился. — Господи! — Вера зажала рот ладонью. — Что же нам теперь делать? — Я уже сказал, — жесткий огонь его черных глаз пронзал Веру насквозь. — Завтра к нам придут покупатели, дом смотреть. К этому времени тебе нужно найти как можно больше денег. Потом я поеду в село, закуплю мясо и вернусь за тобой. Тебе все понятно? — Все, — обреченно выдохнула девушка и села на кровать. — Вот и отлично! — обрадовался молодой человек. — Тогда быстренько собирайся и беги по соседям. По-любому у них скопилось немало бабла. На что у вас тут деньги-то тратить? Если только на самогон. Так его здесь вроде как все сами гнать умеют. Так что по-любому по кубышкам свои кровно заработанные рассовывают. А нам они пользу принесут. Еще какую! — Как же мы их возвращать будем? — слабая искорка здравомыслия мелькнула в ее глазах. — Так… мы ж не навсегда отсюда сваливаем, — на секунду запнулся Слава и бросился поднимать Веру с кровати. — Отсидимся немного. Подождем, пока все уляжется и про нас все забудут, и назад вернемся. Твой дом назад выкупим, поженимся, детишек нарожаем. Нам еще завидовать все будут. Мы с тобой такую свадьбу заварганим! Все нам завидовать будут! Хочешь свадьбу и детишек? А? Верк? — Ты же, вроде, женат, — равнодушно заметила Вера и покорно позволила Славе снять с себя ночную сорочку и натянуть на голое тело колючую шерстяную кофту. — Долго ли в наше время развестись? — весело продолжил он. — Говорил же, что жену свою не люблю. Она мне давно, как кость в горле. До тебя я вообще не знал, что такое любовь. Теперь вот знаю. И счастлив от этого безмерно. И, если ты хоть капельку меня любишь, то одевайся дальше сама. Только, пожалуйста, потеплее. А то опять сляжешь. Глава 8 Свежий весенний воздух ударил Вере в лицо. И она ему улыбнулась, и подставила свое бледное, иссушенное болезнью лицо, и вдохнула его, наполнив легкие до краев. В этом году весна пришла в их сибирскую деревеньку на удивление рано. На улице — середина марта, а в полях повсюду виднеются черные проталины, да и речка вот-вот вскроется. Если замереть на секундочку и прислушаться, то можно отчетливо услышать, как проседает снег на сугробах, с тихим, едва заметным скрипом, осыпаясь и тая, он словно издавал прощальный вздох. Птицы пели на разные голоса, ошалевшие от столь раннего, неожиданно нагрянувшего тепла. Видимо, после суровой зимы природа решила сжалиться над своими детьми, дать им погреться под горячими солнечными лучами. Баба Клава по своей летней привычке, сидела на крепко сколоченной лавочке возле родной калитки и зыркала блеклыми глазами по сторонам, выискивала собеседницу. Одной радоваться солнцу ей было несподручно, да и скучно. Зацепившись взглядом за Веру, она тут же радостно замахала руками и закричала дребезжащим голоском: — Верушка, поправилась, наконец! Иди-ка, доча, ко мне. Посиди со старухой малехо. Девушка не заставила себя долго уговаривать и неторопливо подошла к довольной бабуле. Та тут же отсыпала ей целый кулак семечек и подвинулась на край лавки, тем самым приглашая Веру присесть. — Напужала ты нас, Веруш, — бодренько начала старушка. — Больно уж напужала. Думала даже, что не подыму тебя с постели. Мужик твой хотел врача вызывать. И я чуть было не согласилась. Но пожалела тебя. Не захотела свою любимую девку эскулапам злобным сдавать. Изнахратили бы они тебя. Я тут давеча телевизор смотрела, с Малаховым передачу. Слыхала, поди? — Слыхала, баб Клав, — согласно кивнула Вера и слегка привалилась боком на старушку. Послеболезненная слабость все еще давала себя знать. Перед глазами то и дело прыгали разноцветные круги, а ноги прогибались под тяжестью тела. — Молодец, — похвалила ее бабуля. — Там много чего интересного рассказывают. Жизненные истории все. Девчонку там медики уморили. От рака ее лечили, облучали и еще чегой-то. А у нее совсем другая болячка оказалась. Так и померла девка. А ей всего двадцать лет было. Уж мать ее убивалась, синяя аж вся от горя была. А врачиха ейная только плечами пожимала. Всякое, мол, в жизни бывает. Любой человек может ошибку допустить. Дык какая ж это ошибка-то? Это ж убийство настоящее. Правильно я говорю? А, Веруш? — Правильно, бабуль, — устало согласилась Вера. — Я ведь к тебе с просьбой пришла. Помощи просить. — Хоть че проси, — бодренько заявила баба Клава. — Все для тебя сделаю. Ты ж мне, как дочь. — Баб Клав, не могли бы вы мне денег занять, — на одном дыхании выпалила Вера и прикрыла глаза, чтобы избавиться от надоедливых сиреневых и красных кругов, упорно плясавших перед ней. — Сколько надо? — деловито осведомилась старушка. — Сколько не жалко, баб Клав, — тихо отозвалась Вера. — Я обязательно вам все верну. Все до копеечки. — Дык мне они и ни к чему, Веруш — деньги то, — лузгая семечки, заявила старушка. — Чего мне с ними делать-то? Туалетной бумаги у меня и так много. Да и приятнее ей пользоваться-то. Больно уж бумага у деньжат грубая. Только зачем тебе деньги, Веруш? Если не секрет, конечно. — Слава хочет мясо в селе закупить и в городе продать, — охотно пояснила Вера. — Говорит, что это очень выгодно. — Любишь его? — перестала лузгать семечки старушка и повернулась к Вере. — Чего — мясо? — опешила девушка. — Славку своего, — игриво подмигнула ей старушка. — Очень, — честно ответила Вера. — Даже не думала никогда, что так любить можно. — А мне он не нравится, — активно заработав челюстями, бабуля вновь вернулась к своему излюбленному занятию. Кожура от семечек черной змейкой спускалась все ниже от ее подбородка и вскоре обвалилась бабе Клаве на колени. — Почему? — поинтересовалась Вера, вовсе не потому, что хотела узнать ее мнение, а из-за того, что вроде как надо было спросить. — Слащавый он чересчур, — деловито заявила бабуля и смачно выплюнула очередную порцию кожуры. — Какой? — хмыкнула Вера. Девушку всегда умиляли, а порой даже откровенно смешили, высказывания бабы Клавы. Но она всегда прислушивалась к ее мнению, потому что в большинстве случаев та оказывалась права. — Слащавый, — охотно пояснила бабка. — Любит пыль в глаза пускать. Пока ты болела, он от твоей постели не отходил. И травку приносил, и по головке погладил, даже слезу порой пускал. Даже я ему сначала верила. Пока в глаза его колючие не посмотрела. В душе его только ненависть и злоба живут. Плохой он человек, Веруш. Правду тебе говорю. Хлебнешь ты с ним горя. — Куда уж больше, — тихо сказала девушка. — Но обратного пути у меня нет, баб Клав. Без него я умру. Точно вам говорю. — Оно и понятно, — бабуля полезла узкой морщинистой ладонью в карман и, не обнаружив там больше семечек, тяжело вздохнула и закатила глаза к небу. — Погода-то нынче какая стоит. Весна. — Весна, — повторила за ней Вера и тоже посмотрела вверх. Посидев несколько минут в полном молчании, баба Клава тяжело поднялась с насиженного места и медленно побрела к своему ветхому домишке. Вера смотрела ей вслед и едва сдерживала слезы. Неясная тревога щекотала ее изнутри. Ожидание чего-то страшного и неизбежного кололо сердце. — Здесь сорок тысяч, — дрожащей рукой баба Клава протянула Вере туго скрученный изношенный носок. — На похороны себе откладывала. Так что, девочка моя, теперь тебе придется мое тело земле предать. Партийное поручение такое, значица. Да и хоронить меня больше некому. Детки мои поразъехались кто куда. Не пишут, не наведываются. Будто и нет меня у них вовсе. А ведь троих лбов вырастила, выкормила. Ну, да Бог им судья. — Рановато вы помирать собрались, баб Клав, — благодарно улыбнулась Вера и засунула сверток за пазуху. — Вам еще минимум весен двадцать встретить доведется. А деньги я вам обязательно верну. Вы не переживайте. Все до копеечки.