Она усмехается. – То было другое время. Все как-то складывалось само собой. Хотя… – Она замолкает, и что-то меняется в ее лице. – Я бы все равно не стала ничего менять. Мы родились, чтобы быть вместе. Даже если все и закончилось раньше, чем следовало. Его сердце принадлежало мне, а мое сердце – ему. Моя жизнь стала полной с его появлением. – Звучит так романтично. – Так и было, – шепчет она, застегивая последний мешочек с косметикой и снова оглядывая меня. Ее лицо безмятежно, несмотря на печаль. – Он сделал мою жизнь полной, но ты принесла в нее смысл. Будущее будет наполнено такими историями любви, потому что ты здесь и делаешь благое дело. Спасибо тебе, – добавляет она. – Ищи это особенное, Ева. Ищи любовь… Или, вернее, позволь любви отыскать тебя. Я улыбаюсь ей. Что такое любовь? Я читала о ней в книгах, пыталась выразить ее в танце, растягивая конечности, но что это за чувство? – Наша девочка, – говорит мать Нина, поглаживая меня по щеке, и я заглядываю ей в глаза. – Ты – все, о чем мы только могли мечтать, гораздо больше того, о чем мы молились. А теперь пойдем. Она отворачивается. Я следую за ней и занимаю свое новое место в процессии, за спиной у матери Нины, впереди других молчаливых Матерей. На этот раз не слышно возбужденных возгласов. Скорее, все выглядит буднично, как будто есть работа, которую каждая хочет выполнить безупречно. Я слышу легкий шорох одежд, когда Матери опускают на лица вуаль. Я следую их примеру, неуклюже путаясь пальцами в ткани. Мы идем вперед. Кетч и его команда ждут нас на выходе из лифта, и я чувствую, как волна тепла поднимается по шее к лицу, когда оживают воспоминания о моей встрече с первым претендентом. При виде охранников меня охватывают смущение и стыд. Хоть я и знаю, что это невозможно, у меня такое ощущение, будто все они пялятся на меня, может, даже и посмеиваются. Когда мы проходим вдоль строя, меня охватывает какое-то необъяснимое желание, и я бросаю взгляд на ближайшего охранника. Никогда еще я не позволяла себе такого, но сегодня не могу удержаться. Любопытство и паранойя влекут меня к незнакомцу, призванному защищать меня. Он молод – может, на пару лет старше меня, – необычайно высокий, с темными волосами и мускулистым телом, точеными чертами лица. Как и положено, его взгляд устремлен строго вперед. Похоже, парень и не догадывается, что я всего в нескольких шагах от него. Он моргает и сглатывает, так что кадык дергается вверх. И вдруг, словно чувствуя, что на него смотрят, он нервно косится в мою сторону, и наши глаза встречаются. У меня ком встает в горле, тело напрягается, подавая сигнал тревоги. Этого не должно было случиться. Этому не позволено случиться. – Все в порядке? – шепчет мать Нина. – Должно быть, булавка в платье колется или еще что, – придумываю я на ходу, потирая бедро и делая глубокий вдох, чтобы унять сердцебиение. В последнее время я, конечно, позволяла себе некоторые вольности, но игрушка на Капле и препирательства с Холли – ерунда в сравнении с нарушением правил безопасности. – Хочешь, я посмотрю, что там? – предлагает мать Нина, замедляя шаг. Позади нас какая-то суета – остальные Матери догадываются, что произошло нечто непредвиденное. Я слышу, как мать Кимберли извиняется, а мать Табия ворчит. – Нет. Все в порядке, – бормочу я. Доброта матери Нины усилиевает мое чувство вины. Мы следуем дальше. На этот раз я стараюсь смотреть под ноги, чтобы не остановить взгляд на ком-то еще. Как и в прошлый раз, Вивиан выходит из комнаты наблюдений и приближается к нам, почти бесшумно шагая по мраморному полу. – Все ясно? – рявкает она. – Да. Не мешать Холли вести разговор. – Верно. – Она шмыгает носом. – Холли войдет, как только вы сядете. Диего не знает, что ты здесь. Он думает, что это очередная репетиция перед встречей. Повторю то, о чем мы говорили: не обнаруживай себя, пока я не дам команду. Она всегда указывает мне, что делать, а я этого терпеть не могу. В конце концов, это моя встреча, мой претендент. Ничего из этого не случилось бы без меня. Раньше Вивиан это понимала, но теперь она не похожа на ту женщину, которая бегала со мной по лужайке. Иногда мне даже кажется, будто она смотрит на меня с отвращением, и я не знаю, как относиться к таким переменам. – Я буду наблюдать, – говорит она, жестом приказывая Кетчу открыть дверь и начать мероприятие. – Вперед. Диего не такой рослый, как я себе представляла. Это первое, на что я обращаю внимание, когда захожу в комнату. Он не намного выше меня. Кожа у него грубая и темная, глаза похожи на бусинки. На нем простая белая рубашка, коричневые брюки и кожаные туфли в тон. Горчичный блейзер добавляет его образу землистых оттенков, как будто он на одной волне с природой. Мне это нравится. На голове у него соломенная шляпа, отделанная широкой полосой красной ткани, завязывающаяся внизу белой лентой. Шляпа выбивается из общего стиля. Я видела похожие в книгах по истории – должно быть, головной убор как-то связан с перуанским наследием. Трогательно, что он чтит своих предков. Он не выглядит нервным, как Коннор. Наоборот, спокоен и сосредоточен. Он даже не шелохнется, когда наша процессия вплывает в комнату. Плестись в толпе Матерей – совсем не то, что заходить в одиночку. Впервые в жизни я чувствую себя частью группы, а не отдельной песчинкой, что вызывает у меня грусть: это всего лишь единичный случай, и скоро я снова стану только Евой. Диего даже не замечает нашего присутствия. Я к этому не привыкла: Ева всегда в центре внимания, где бы ни появилась. И это волнующее ощущение тоже внове для меня. Как приятно быть невидимкой. Раствориться в толпе. Мы быстро и без всякой суеты занимаем свои места. – Надеюсь, вы не слишком долго ждали, – доносится голос Холли. В длинном розовом платье и кремовых туфлях на танкетке, она проходит в дверь. Мое сердце радостно бьется, когда я замечаю нежный блеск в ее глазах. Это моя Холли. Я не знала, кого из них выберут, но теперь, когда вижу ее, уверена, что все пройдет гладко, что все мы в надежных руках. Диего уныло пожимает плечами. – Вы довольны вчерашним ужином? – ничуть не смутившись, спрашивает Холли, присаживаясь на стул напротив него, спиной к нам. – Стол куда богаче, чем я привык, но ведь это всего лишь еда, – отвечает Диего голосом, начисто лишенным тепла и доброты. Возможно, он сердится из-за того, что снова приходится общаться с Холли, а не со мной. А, может, как и я, не расположен к светской беседе, когда на его плечах лежит груз ответственности за будущее человечества. В любом случае, удивительно, что он не поддался оптимистичному настрою Холли. Меня она всегда заставляет улыбаться. – Давайте рассматривать это как генеральную репетицию? – Она явно пытается разогреть его, чтобы встреча не стала очередной тратой времени. Забавно наблюдать за всем этим со стороны, зная, что Холли работает на Вивиан. Мне интересно, общаются ли они каким-то образом, используют ли ту же тактику, что и в работе со мной. Это слегка отрезвляет меня. Я смотрю на Диего и мысленно призываю его взбодриться, чтобы мы могли получить хоть какой-то результат. – Давайте представим, что я – Ева, – продолжает Холли. – Не стесняйтесь говорить со мной так же, как говорили бы с ней. Вы можете использовать это время, чтобы потренироваться. Диего отводит глаза от Холли, и его взгляд скользит по полу, по носкам наших туфель, перемещаясь к кованым сапогам охранников. У меня перехватывает дыхание. – Приятно с вами встретиться, – медленно произносит он. Четко, несмотря на сильный акцент. Он снова переводит взгляд на Холли, и его лицо заметно расслабляется. – Так-то лучше, – говорит Холли, и я слышу улыбку в ее голосе, на которую Диего откликается неуловимым движением уголка рта. – Простите, для меня все это в новинку, – отвечает он, качая головой. – Как и для нас всех. – Холли доброжелательно смеется. – Никто из нас на самом деле не знает, чем все это обернется, так что давайте просто поддерживать непринужденную и дружескую атмосферу. Согласны? Диего кивает и ерзает на стуле, усаживаясь поудобнее. Она переиграла его, как я и предполагала. – Расскажите мне о своей жизни в Перу. – Я изучаю математику и историю. Мне нравится учиться. – Здорово. Ева постоянно получает новые навыки и знания. Хорошо, что у вас с ней есть что-то общее, – воркует она. Странно слышать, как она говорит обо мне, словно меня и нет в этой комнате. Я невольно задаюсь вопросом, что еще она собирается рассказать ему. – У меня есть семья, – продолжает он. – Да. – Четыре брата, – продолжает он. – Наша семья владела фермой. Урожай погиб. Скотина подохла. – Сожалею. – Мой отец умер, – произносит он голосом, лишенным всяких эмоций. Возможно, не хочет давать волю чувствам на глазах у незнакомцев. Хоть я и не знала своих родителей, мне невыносимо грустно от того, что их нет рядом со мной. – Я учусь и стараюсь помогать семье, – продолжает он искренне. – Хочу получить достойную работу. – Замечательно. Очень важно быть целеустремленным. – Это про меня, – соглашается он. – Как вам процесс отбора претендентов? – Холли наклоняет голову набок и, скользя локтями по столу, подается чуть вперед, к Диего. Она всегда так делает, когда хочет, чтобы я доверилась ей. В этом жесте столько открытости, дружелюбия и понимания. – Полагаю, это было нелегко. Возможно, помогло ваше упорство. Я очень мало знаю о том, как проходил отбор претендентов. Разумеется, учитывали генетическую совместимость, психологический профиль, физическое состояние, возможно, и убеждения. Думаю, конкурсанты прошли все имеющиеся тесты, какие только смогла придумать ЭПО, чтобы сузить круг до нескольких избранных. Однако, наблюдая за Диего – вполне заурядным, ничем не примечательным парнем, – мне трудно представить, что они в нем разглядели. Или какие его качества сочли полезными для будущего потомства. – Я усердно учился, – подчеркивает Диего. Поставив локти на стол, он подпирает подбородок руками. – Для меня это большая честь. Быть здесь. Быть избранным. Я отнесся к этому очень серьезно. Я молился. Просил помощи у Всевышнего, чтобы стать лучшим, – пылко произносит он, теперь прижимая руки к груди. – Земле нужно, чтобы мы были сильными и целиком отдавали себя благому делу. Внешне Диего мелкий и неинтересный, но внутри у него полыхает огонь, и этим он притягивает меня. В его словах звучит страсть. Они наполнены смыслом. – Какая ваша первая мысль, когда вы просыпаетесь по утрам? Я перестаю дышать, когда задают мой вопрос, и жажду услышать ответ. – Я думаю о своем отце. Как бы он гордился, увидев меня здесь. Он учил меня, что в жизни надо хвататься за любую возможность. Я просыпаюсь утром с желанием дать ему еще один повод для гордости. Он был храбрым. Человек большого сердца. Я такой же. И всегда буду благодарен ему. Стало быть, он постоянно думает о своей утрате. Я мысленно возвращаюсь к своим родителям и тетрадке с письмами, спрятанной под подушкой. Не знаю, унаследовала ли я глаза матери или любовь отца к сладкому, но собираюсь это выяснить. Скоро я узнаю, какие мечты они связывали со мной. Надеюсь, что однажды я тоже смогу думать о своих родителях и верить, что они гордятся мной. В рассеянности, я потираю шрам на запястье. Отец. Я останавливаю себя и медленно кладу руки на колени.