– Слушай, вообще нет сил. – Да там всего две минуты. – Честно говоря, ненавижу его. – Ненавидишь Хендерсона? Не смеши, чувак. Я вновь сдаюсь и включаю «П@#уй нарциссизм». Все по-старому, как при Эми: Хендерсон в фирменной дебильной футболке с надписью #СИСЬКИ сидит, развалясь на кушетке, и вещает про телку с «мохнатой пелоткой». Терпеть не могу, когда так говорят. Это киска, лоно, вагина – как угодно! Он называет девушку «органической свиньей», которая измазала своими суперфруктами все его простыни, и жалуется, что пока найдешь ее щель в кустах, весь взмокнешь. Дрожащими руками делаю звук громче. – Черника! – Он сплевывает. – Я сказал, пусть засунет ее себе в пелотку. Не, ну а чё, по-моему, обоснованная просьба. Хоть перекушу, когда доберусь до сути. Но простыни – сука! – мои дорогущие шелковые простыни превратились в говно. Не хочу показаться грубым, но меня еще пока не взяли на главный канал – приходится здесь за гроши перебиваться, а простыни недешевые. Так что не помешала бы компенсация… И только она собралась как следует загладить свою вину, как пришла пора идти на шоу. И вот я здесь. С синими пятнами на простынях и с синими яйцами. Сам себя лишил секса. Вот так сидишь на убогом диване в убогой квартире и мечтаешь о девушке, простынях и бабках, а потом срываешь куш, и вроде вот оно все – на, бери. Только хрен тут! Даже в собственной постели не дают потрахаться. Толпа бьется в экстазе. Хендерсон смотрит на кого-то в зале и говорит: – Люблю тебя, Эми, детка. Классно целуешься, солнышко. Без обид, да? Сердце бешено колотится, дыхание перехватывает. Камера не показывает ту, к кому он обращается, но я и так знаю, что это она. Перематываю и слушаю снова: «Люблю тебя, Эми, детка». Она спит с ним! С ним! С моим врагом. С нашим врагом. Лживая, двуличная сука! В «Преступлениях и проступках» Миа Фэрроу точно так же подставила бедного Вуди Аллена, предпочтя ему, такому милому, благородному и влюбленному, пустого и напыщенного телепродюсера, которого в начале фильма вроде как презирала. А в конце заявляет Вуди, что он на самом деле, видите ли, не так уж плох. Когда я загоню в угол эту мерзкую лгунью, она наверняка будет петь то же самое, да еще и посоветует мне остыть и расслабиться. И я чувствую, что если сейчас, в эту самую минуту, сам не сделаю что-нибудь мерзкое и подлое, то просто взорвусь. Отправляю Келвину сообщение: «Правда гениально!» Он влетает в дверь (похоже, успев по дороге закинуться амфетамином) и орет от восторга, что я наконец узрел истинный свет и вместе с ним припал к алтарю искрометного юмора великого Хендерсона, превзошедшего в своем искусстве патриархов стендапа Ричарда Прайора и Джерри Сайнфелда. – Гарвардов не кончал. А все равно гений! – вопит Келвин. – У него ай-кью не меньше десяти тысяч. А еще этот кумир молодежи качается, занимается борьбой и вообще на все руки мастер. Сейчас он в Малибу, катается на серфе и постит в «Инстаграме» фоточки на гребне волны. Можно, конечно, рвануть туда сейчас, чтобы утопить его в прозрачных водах океана, а ее маленькую дрянную голову размозжить о живописные скалы, но из-за пробок и редких автобусов я вряд ли доберусь туда к закату. – У него дом на пляже? – Нет, он живет на холмах и в конце недели всегда устраивает шумные вечеринки, на которых обкатывает новый материал. Сегодня как раз пятница. Мое сердце вот-вот взорвется от радости разноцветными ножами Рейчел Рей. – Класс. – Беру себя в руки. – Может, сходим? Келвин пожимает плечами: – Ну, не знаю, Джо-бро. Я, конечно, тусил там раньше… типа того, ага… Сейчас у меня вроде как творческий подъем – хочу поработать, чтобы вернуться уже на коне. Нет, парень, на коня тебе никогда не забраться, потому что ты все всегда бросаешь на полпути. Дышу. Успокаиваюсь. – Тем более надо общаться, заводить связи. Уверен, если ты расскажешь им про свою идею, они кипятком начнут писать. – Да, наверное… Хендерсон классный и все такое, однако на роль продюсера для моего «Фургона» не очень подходит. Никакого «Фургона-призрака» нет и никогда не будет, а я скоро (клянусь, мой бедный измученный мозг, очень скоро!) вернусь в Нью-Йорк, поэтому говорю: – Слушай, Келвин, вот ты странный. Такие знаковые вещи за один вечер не пишутся. Сходишь сегодня, отдохнешь, с людьми пообщаешься. Хендерсон в восторге будет от твоей задумки. Может, еще и интересную идейку подкинет. Я готов хоть целый день вешать ему лапшу на уши – только б уговорить. Эми точно там будет. Значит, и мне туда надо. Один я пойти не могу, и Харви взять с собой не вариант, потому что хуже, чем явиться на вечеринку в одиночку, – это явиться в компании старикана. Келвин колеблется: – Ну, я новый пароль не знаю… Ага, почти готов! Дело за малым. Пишу Дилайле (на какие только жертвы не пойдешь): «Какой пароль у Хендерсона? Просто интересно». Тут же отвечает: «Банный халат Дональда Трампа». «Спасибо». «Супер, да? У него всегда классные. До этого был 90210». Не отвечаю. Снова она: «Могу составить компанию. Ты идешь?» Только ее мне не хватало. С Келвином все будет просто: я навру, что хочу склеить телочку, и свалю искать Эми. С Дилайлой такой номер не пройдет: будет таскаться за мной и спрашивать, кого я высматриваю. Есть только один способ отвязаться от нее (да, ужасный, да, грубый, но делать нечего). Пишу: «Ну их к черту. Пойдешь со мной на поздний ужин? Часов в 10–11? Ресторан Дэна Тана подойдет?» Ответ прилетает моментально: «ДА!!!» Келвин слушает музыку и вспоминает божественное гуакамоле, которое подавали раньше у Хендерсона. Дилайла, я уверен, скачет сейчас от радости по квартире и выбирает наряд посексуальнее, хотя лучше бы прикрылась, чтобы подразнить меня. Это заводит гораздо больше. А Эми (я прямо так и вижу картинку), стоя на коленях, отсасывает у своего бойфренда и даже не парится о предстоящей вечеринке – у этих выродков наверняка и слуги есть. 12 На вечеринку не принято приходить с пустыми руками, поэтому я складываю в фирменный пакет из гастронома веревку, тесак от Рейчел Рей, резиновые перчатки, целлофановые мешки, скотч и оксикодон, купленный у Деза. Полдня искал в Интернете фотки дома Хендерсона, чтобы провести заочную рекогносцировку, но так ничего и не нашел, и даже немного занервничал. Люби меня Эми, все было бы просто: подмигнул бы ей, вызвал на разговор в уединенное местечко, мы бы обнялись, пошептались, поплакались и сбежали в горы или на пляж. В Эл-Эй полно мест, где можно спрятать тело. Но когда это тело тебя боится, не так-то просто незаметно настичь его и вытряхнуть жизнь. Я скупил у Деза весь оксикодон, решив, что это Голливуд и передозировкой тут никого не удивишь. Однако потом до меня дошло: Хендерсон любит ее, и если она вдруг вырубится, непременно вызовет «Скорую». Поэтому пришлось прокатиться в супермаркет и купить веревку, скотч, целлофановые мешки, кабельные стяжки и резиновые перчатки. На кассе молоденькая продавщица подмигнула мне и сказала, что тоже обожает «Пятьдесят оттенков серого». Вот до чего мы докатились: секс теперь почти не отличим от убийства. Когда я выхожу из дома с пакетом под мышкой, от Дилайлы прилетает сообщение: «Удачно закупиться (я за тобой не слежу) O». Не отвечаю. Для ее же блага. Пусть отучается быть доступной и навязчивой. Келвин, уже прилично обдолбанный, ждет меня в «Ла Пубелль» и практикуется в подборе хэштегов. – Как лучше: «вечеринка у Хендерсона» или «к Хендерсону на вечеринку»? Не отвечаю. Говорю, что пригласил с собой телочку с «Тиндера» (на самом деле, конечно, нет – это для алиби). Заказываем такси. Келвин заявляет, что с ним едет трое дружков (черт, черт, черт!). Они уже ждут нас на улице: все как один с пивом и все как один дебилы. В такси перекидываются бутылками и докапываются до меня; я аккуратно держу свой пакет на коленях и никому не отдаю. Ублюдок один: – Твоя косметичка, что ли? Ублюдок два: – Не, у него там хер. Ублюдок три: – Точно! Я слышал, что бывают съемные. Очень удобно. Келвин: – Если не прекратите дразнить Джо-бро, он не скажет вам, где такой купить. Не отвечаю. Тупые уроды с бледными одутловатыми лицами. В мятых рубашках поверх пафосных футболок. Они ненавидят Вуди Аллена и молятся на Уэса Андерсона. Считают «Преступления и проступки» многоречивой чушью, а сами его наверняка даже не смотрели. Мечтаю вытащить из пакета и приставить им к глотке остро отточенный нож от Рейчел Рей, но общество, к сожалению, не одобряет применение холодного оружия в целях усмирения беснующихся идиотов (а зря!). К тому же водитель ни в чем не виноват, и было бы нехорошо усугублять его и без того существенные страдания. Мы уже почти на месте, а я все еще не решил, как убрать Эми. Ублюдок один: – Американцам не хватает чувства юмора, чтобы понять «Парки и зоны отдыха». Ублюдок два: – «Паркам и зонам отдыха» не хватает американскости, чтобы быть понятым американцами. Ублюдок три: – Я бы вдул Эми Полер.