- Это что за предприятие такое? – спрашиваю, но на мой вопрос Архангельский только усмехается. - Это охранное предприятие я открыл в качестве легенды для Сванидзе, бумаги все сделаны грамотно, комар носа не подточит. Вот пригодилось. - Значит у нас с тобой официальные отношения? - смотрю на него, меня этот договор немного коробит. - Да, Лера, иначе в нашем деле нельзя, - спокойно рубит Архангельский. - И сколько я должна буду оплатить за твои услуги, - не то что у меня нет денег, но я не уверена, что услуги Архангельского мне по карману. - Лер, для тебя бесплатно, - он сдержан, спокоен, смотрит в глаза, не юлит, не понимаю я ничего. – Просто подпиши. Я беру ручку, но в последний момент моя рука зависает над бумагой. - Ответь мне на последний вопрос. Почему ты берешься за это дело? - Лер, давай все вопросы потом, сейчас важна твоя безопасность. И я ставлю размашистую подпись. Архангельский выдыхает с облегчением. Не пойму его реакцию. - Лер, машину мы твою перегоним и поставим в гараж, передвигаться будешь со мной, на днях тебе приставлю еще одного человека. Даже в булочную и мусор выносить, только со мной. Дверь без меня не открываешь. Перед тем, как к тебе прийти, я буду звонить. - Ничего себе вы меня обложили, - давлюсь от возмущения. - Лер, считай это профдеформацией. Но я знаю, когда клиенту грозит опасность, - Архангельский касается моей руки. От него веет таким теплом и спокойствием, и это спокойствие он вселяет в меня. Хорошо, тогда давай после работы я отгоню машину в гараж. У меня сразу мелькнула мысль о гараже на папиной работе. Там она будет стоять в безопасности. На том мы и договорились. Только я вернулась в свой кабинет, как меня атаковали девчонки с вечно дурацкими вопросами: А как зовут этого мачо? Он женат? А где живет? Самое интересное, что я и сама не знаю ответы на эти вопросы. Было бы странно, что такой красивый, брутальный мужчина был без спутницы. Про свою жизнь он тоже не заикался. Так что внятно я могла ответить только на один вопрос: Как его зовут? Вечер подкрался незаметно. И вот я выхожу из офисного здания, а у входа меня встречает Влад. Галантен. Подставляет свою руку для поддержки. Нас провожают завистливые взгляды коллег. Пожалуй, с завтрашнего дня на ноги надену сапоги на шпильке, чтобы с этим великаном смотреться ровней. Пуховичок сброшу, где-то в шкафах завалялась моя короткая норковая шубка. Ее прикупила давно, когда еще только получила права. Но оказалась она не очень удобна: попа мерзнет, когда садишься в холодную машину с утра, очищать машину от снега в ней тоже не фонтан. Она хороша, когда у тебя есть теплый гараж. Выбежала из дома, в машину села, доехала до места и оставила машину на теплой парковке. А в реалиях наших суровых условий, короткая шубка не вариант. Вот сейчас она мне пригодится. Мы идем на парковку, как всегда туго забитую машинами. Здесь даже маленькой машинке не протиснуться, а у Влада огромный внедорожник. Поэтому стоит он у него почти на выезде. - Ты сейчас сядешь, подъедешь к выезду, остановишься, дождешься меня, и только тогда мы вместе поедем. Я поеду вперед, ты держись сзади. Он отдаем мне команды, как заправский охранник. Не знаю, но мне становится смешно. Я машу головой в знак согласия, а самой хочется сделать ему маленькую гадость. Вот отстану по дороге и поеду в другую сторону, пусть поездит за мной, поищет. Я прячу улыбку. И делаю шаг в сторону своей машины. - Лера, - окликает меня Архангельский, и я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. – Не забудь, возле выезда ты останавливаешься и ждешь меня. Я машу головой, улыбаясь, и смотрю ему в след. Мне он очень нравится. Эти несколько минут, что я смотрела ему в след, спасают мне жизнь. Я поворачиваюсь, делаю шаг, и раздается взрыв. Не поняла ничего. Для меня это было, как кадры из замедленной киносъемки. Вот из-под днища моей машины появляется яркое пламя, как будто цветок огненный расцвел. Потом грохот, и в разные стороны полетели куски металла. В голове в этот момент проскочила мысль: Хорошо, что застраховала. Ударная волна отбросила меня на асфальт. Грохот. И с неба падают маленькие кусочки стекла. Они везде. В них отражается пламя пожара, в каждом кусочке маленький огонек, и все складывается в красивую картинку, как мозаика. Он рядом. Трясет меня, говорит что-то… У меня заложило уши. Ничего не слышу, вижу только тревогу в его голубых глазах. И так странно, но он вдруг стал седым. А нет. Это не седина, это пепел, что сыпется, как снег с потолка парковки. В его глазах отблески, как отблески адского пламени. И тут меня накрывает вой. Воют сирены экстренных служб, где-то визжит женщина. Кто–то кричит: Убили! Вой, крик сливается в одну симфонию ужаса, и только его глаза и руки не дают мне утонуть во всем этом. Через несколько минут меня грузят на носилки и увозят. Сильно укачивает, кружится голова и тошнит. А еще ужасно воет сирена. Мы летим через перекрестки на красный, в окно я вижу, как мелькает проблесковый маяк, и от его мелькания еще больше тошнит. Потом приемный покой, где мне светят в глаза, спрашивают, трогают. Это все раздражает. И снова его глаза. Я хватаю его за руку и уже боюсь отпускать. Он как оплот стабильности в бушующем море. Он выходит только на несколько минут, когда меня переодевают. А затем поднимается вместе со мной в палату. Палата отдельная на одну койку. Ко мне приходит врач и медсестра. А затем привозят стойку с растворами, что-то капают, вливают, ставят уколы. И я забываюсь тяжелым сном. Проснулась от того, что солнечный луч, коснулся моих ресниц. Заворочалась, силясь поднять неповоротливое тело, и сразу запищали приборы. В палату вошёл седовласый врач, его взгляд внушал доверие, а улыбка разредила напряженную обстановку. - Что со мной? – голос у меня сиплый, словно после ангины. - У вас деточка контузия, слишком близко вы стояли к эпицентру. Но вам повезло, ни пореза, ни царапинки. Других привезли с большими повреждениями. И доктор похлопывает по моей руке, так по-отечески успокаивающе. А мне становится дурно, значит, подорвали мою машину, в расчете убить меня, но пострадали ни в чем неповинные люди. Меня кормят, моют, вновь ставят лекарства. Доктор не разрешил вставать даже в туалет. Мне нельзя смотреть телевизор, читать книги, даже телефон под запретом. Только лежать и спать. И вновь укол и я отключаюсь. И так три дня. На третьи сутки ко мне вошёл следователь. Обычный протокол допроса. И главный вопрос: Кому это было выгодно? На мой ответ, что мне мстят, следователь только качает головой. Могу ли я раскрыть тайны? Я ведь подписалась под неразглашением. Поэтому следователь ходит вокруг и около. Я ничего толком не говорю, он ничего конкретного не говорит. - А куда вы собирались поехать в тот вечер? – вдруг спрашивает он. - У меня была назначена встреча с потенциальным покупателем, я продаю свой бизнес, - сказала и сама поразилась. А ведь точно! Бизнес! Но кому я перешла дорогу? Там, судя по аудиту, все чисто. Бизнес согласился купить один человек. Других претендентов не было. Так в чем же дело? Следователь хватается за эту ниточку, но я ему ничего конкретного сказать не могу. Не понимаю, кому могла перейти дорогу? Следователь уходит, а ко мне вваливается мама с кастрюльками, Надька с пакетами и Светка. Мы плачем, обнимаемся. Но тут заглядывает в палату врач и всех выгоняет. - Я же сказал, пятнадцать минут, больше нельзя! Ее следователь полчаса мурыжил, - недовольно ворчит он. Остается только мама. Она рассказывает как дети, как папа. Обычные будни. Ох, как мне их не хватает. У меня, как понеслось по кочкам и буеракам, так до сих пор меня и носит. Вот правильно говорится: как Новый год проведешь, так и год жить будешь. А Архангельский, как в воду канул, его рядом со мной нет. Меня охраняют. Влад! Ты где? Глава тридцать вторая Он появился только через неделю. Уставший, с кругами под глазами, с черной щетиной на впалых щеках. - Привет, - тихо сказал, появившись в ее палате.