Я уперлась руками в трибуну. – Вообще-то, он первый сказал, – я бросила взгляд на скамью подсудимых. – Он сказал: «Ты все не так поняла», он первый начал оправдываться. Фиона Прайс заложила руки в карманы мантии, зацепившись за края большими пальцами, и подняла тонкую бровь, глядя на присяжных. – Значит, он не говорил, что это изнасилование, он сказал буквально следующее: «ты все не так поняла». – Потому что он знал, что это было. Во мне росла горячая волна. – Вы не ответили на вопрос. То есть он заявил о своей невиновности, не так ли? «Ты все не так поняла». Верно? – Да, но… Именно так говорят люди, когда ловишь их на месте преступления. Так говорят дети, если их застигли за поеданием печенья, пусть у них весь рот и все руки в крошках. Но к тому времени, как я сформулировала эту мысль, Прайс задала другой вопрос: – Выходит, ответчик мистер Балкомб говорил правду, заявляя о невиновности, потому что понял, что вы неправильно интерпретируете ситуацию, и поспешил разуверить вас. Так? – Нет. Под мышками стало совсем мокро, и я порадовалась, что надела темное платье. – Но вы уже составили собственное мнение. – Дело не во мнении. Ты понимаешь, что происходит, когда видишь это. – Вы прервали секс по обоюдному согласию, разве нет? Страстный, сильный, имевший место между двумя взрослыми людьми. – Я знаю, что видела. – Вы видели половой акт, мисс Лэнгриш. Вы были там в момент проникновения? В тот момент, когда согласие якобы не было дано? Лоб взмок. Я подняла было руку, однако передумала, только спросила себя, видят ли присяжные тонкую струйку, сбегавшую по лицу. Фиона Прайс явно видела. – Ответ вам известен – нет. – Следовательно, только те двое могут знать, было согласие или нет? Пусть у меня и не было юридического образования, зато на моей стороне правда. – Нет, это не так. Вы не видели их лиц. Он был в ярости. А она лежала лицом вниз, в грязи и в слезах, у нее даже из носа текло. – Что ж, запомню на будущее, что неутертый нос – доказательство изнасилования. В глазах защипало. Не из-за того, что меня уели, а из-за Бесс. Если они так вели себя со мной, что уж говорить о ней. – Мисс Прайс! – Предупреждение судьи промазало мимо цели, клуша на скамье присяжных ухмыльнулась. – Ваша честь. – Фиона Прайс склонила голову, как бы принося извинения, затем снова навела на меня прожекторы глаз. – Мисс Лэнгриш, когда потерпевшая подала знак, что заметила вас? Я вспомнила отсутствующий взгляд Бесс. Когда она осознала, что я смотрю на них? Невозможно сказать. Все непостижимо растянулось во времени. – Через несколько секунд. По лицу Прайс я поняла, что зря так сказала. – То есть на какой-то момент она растерялась? Я потеряла дар речи. Как можно найти слова для того, что я видела? Бесс словно отгородилась от всего. Прайс там не было. Как она смеет утверждать, что это от удовольствия? – Она от страха не могла пошевелиться! Он причинял ей боль! – В моем голосе проступили визгливые нотки. – Мисс Лэнгриш… – перебила Прайс, но я все говорила, слова как будто мчались перед глазами, как на экране. – Он держал ее за волосы – намотал на кулак, а она все твердила: «Нет-нет, не надо». Натаниэль Полглейз резко вскинул голову, и парик слетел. Текст перед глазами обрывается. Мои слова висят в воздухе, на виду у всех. Фиона Прайс змеей скользнула ко мне. – Прошу прощения, не расслышала. Можете повторить последнюю фразу? За моей спиной будто что-то упало. – Она говорила: «Не надо». Я постаралась сказать это так твердо, как только могла, но тело выдало правду: по лицу струился пот. Не знаю, на кого я была похожа со стороны. – Минуточку, ваша честь! Я хотела бы заглянуть в первоначальные показания свидетельницы, зафиксированные в полицейском протоколе. Прайс надела очки и вперилась глазами в документ, будто видела его впервые, хотя наверняка знала его наизусть. – Можете припомнить, говорили ли вы о том, что потерпевшая использовала слово «нет», когда вас допрашивал мой уважаемый коллега со стороны обвинения? – Не помню. «Она хочет меня опозорить», – мелькнула в голове мысль. Я успела сообразить, что это не так, только когда она протянула мне мои же показания. Прайс слишком умна. Она аккуратно подводит к тому, чтобы я опозорилась сама. – Пожалуйста, прочитайте ваши показания и скажите присяжным, где вы упомянули о том, что потерпевшая твердила «нет». Я пробежала страницы невидящим взором, хотя прекрасно понимала, что там ничего подобного быть не может. – Это ваши показания? – Да. – Когда их записали? – Сразу после того, как все случилось. В полицейской будке. «Сразу после того, как он ее изнасиловал», – хотелось мне сказать, но я знала, что присяжные увидят лишь еще один признак предубеждения. Я и так наворотила дел. – Сразу после предполагаемого изнасилования. Пожалуйста, прочтите вслух третий абзац снизу. Страница сто десять, ваша честь, третий параграф снизу. Я прочла с запинкой, как последняя из отстающих в классе: – Она ничего не говорила, только поскуливала. – Она ничего не говорила, только поскуливала? Так вы заявили полиции сразу после случившегося? – Да. Ком в горле, наверное, был виден с самой последней скамейки для зрителей. – Между поскуливанием и словом «нет» есть разница, не так ли? – Да, – почти прошептала я. Глаза были на мокром месте, я с трудом сдержалась. – А если бы она что-то сказала, вы бы заявили об этом полиции, потому что слова трудно не так понять или позабыть, ведь правда? Я покачала головой, но не так твердо, как хотелось бы, потому что еще боялась, что прольются слезы. – И все же вы только что заявили суду, что отчетливо слышали, как потерпевшая сказала «не надо». Вы согласны с тем, что правдивым может быть лишь одно из этих утверждений, мисс Лэнгриш? Шансы выправить положение были ничтожны, но я ухватилась за соломинку. – Я имела в виду, что слышала, как она скулит «не надо». Брови Фионы Прайс взлетели под парик. – Вы умная девушка, вы должны понимать, насколько важны эти слова в подобных делах, однако вы не упомянули об этом, когда давали показания сразу же после предполагаемого нападения? Оставалось лишь пожать плечами. Глядя под ноги, я только теперь поняла, что имеют в виду люди, когда говорят, что хотят провалиться под землю. «Давай, – думала я, глядя на синий ворсистый ковер, – расступись, пускай разверзнется пропасть. Спаси меня от позора». – И вдруг они внезапно всплыли у вас в памяти во время перекрестного допроса? – Но она так сказала. Она говорила: «Не надо».