«Могла сказать», – это уже про себя. Могла и должна была сказать. Если бы могла говорить. Прайс помолчала, затем сменила тактику: – Как бы вы описали атмосферу, приведшую к предполагаемому нападению? Я обрадовалась передышке, даже временной, и проглотила комок в горле. – Распущенная? Гедонистская? – Нет. Было довольно тихо – для фестиваля. Мирная обстановка. – Вы же только что наблюдали затмение, играла музыка, все находились в приподнятом состоянии духа, разве нет? – Это его не оправдывает. – Я подавила ликующую улыбку. Наконец-то очко в мою пользу. Точнее, я так думала, однако Прайс продолжила, и выяснилось, что она имела в виду мое состояние, а не Джейми. – Правда, что весь день было облачно и все напряженно ждали затмения? – Да. – Я не понимала, куда она клонит. – То есть видимость в тот день была не очень? Получается, что после ожидания все расслабились? – Верно. – Я невольно вбила в свой гроб еще один гвоздь. Фиона Прайс взялась за подбородок. – Вы склонны из всего устраивать драму, Лора? – Что? – Выдумывать? Подгонять под реальность то, что происходит в вашем воображении? Злясь на себя, я впилась ногтями в ладонь. – Нет, я сказала о том, что видела. – Но ваши истории разнятся. – Она улыбнулась почти сочувственно, как будто глубоко сожалела, что попался такой ненадежный свидетель. – Вы видели, как двое взрослых людей занимаются любовью, так? Я затрясла головой: – Если бы вы видели то, что я, вы постыдились бы говорить в подобном ключе. Я видела не «занятие любовью», а насилие. Это было ясно по их лицам. Прайс посмотрела на меня с жалостью. – Вам известно, что такое конфабуляция, мисс Лэнгриш? Капелька пота со лба шлепнулась передо мной. – Разумеется. – Простите. У вас хорошее образование, как мы помним, диплом с отличием по социологии и феминологии. – Прайс повернулась к присяжным: – Господа присяжные заседатели, если кто-то из вас не знаком с термином, то конфабуляция – всего лишь длинное слово, обозначающее ложные выводы. То есть когда человек приходит к неверному заключению, потому что оно встраивается в его теорию. Вы феминистка? Я уложила ее на лопатки мощнейшим контраргументом: – Я считаю, что мужчины и женщины равны. – Проходя обучение, вы читали теории о том, что мужчины по природе своей насильники? – Со всем уважением должна заметить, что это всего лишь расхожий штамп. Присяжные искрились враждебностью. «Не умничай, Лора», – приказала себе я. Прайс была сама невозмутимость. – Но вы их читали? – Разумеется. – Я постаралась ответить вежливо. – И пришли к заключению, что это именно тот случай? – Нет. Я видела, как этот мужчина изнасиловал потерпевшую. Снова страшно захотелось разреветься. Прайс повернулась ко мне: – Это конфабуляция – то, что вы видели изнасилование, правильно? Работа живого воображения, которое неподвластно вашему контролю. Ведь вы не можете даже дважды одинаково рассказать одну и ту же историю. – Я видела их лица, – повторила я, однако получился лишь шелест, потому что я пыталась не разрыдаться. В любом случае, мою фразу заглушил четкий резкий голос Фионы Прайс, говорящей, что больше вопросов к свидетелю у нее нет. – У меня тоже, ваша честь, – процедил Полглейз сквозь зубы. Я не осмеливалась поднять на него глаза. Я вышла из-за трибуны как будто в тумане. Взглянув на часы, поразилась, поняв, что допрос длился всего двадцать пять минут. Пока меня вели через зал, я успела услышать, как судья объявил перерыв на обед. Его слова донеслись словно через вату. Наверное, надо было дождаться Кэрол Кент, но я выбежала из здания, пока в холл опять не набился народ. Я почти была уверена, что меня арестуют за дачу ложных показаний. На улице я глубоко вздохнула, и линия горизонта поплыла перед глазами. Захотелось покатиться вниз по холму и свалиться в реку. Фиона Прайс читала меня, как открытую книгу. Она могла просчитать, что я сделаю или скажу, еще до того, как я сама это решила. Я запорола все дело. Хорошо, что хоть Кит не видел моего позора. Я не та, кем он меня считал. Я не та, кем сама себя считала. Глава 16 ЛОРА 9 мая 2000-го После допроса мне разрешили присутствовать в зале суда. Весь обеденный перерыв я в одиночестве слонялась по двору. Моросил дождь. Я на полном серьезе раздумывала о том, чтобы вообще туда не возвращаться. Но как объяснить это Киту? Он поймет, что что-то случилось. В два часа я вслед за Балкомбами просочилась в зал суда номер один. Со свидетельской трибуны мне казалось, что свита Джейми заполонила собой все пространство, тем не менее получилось сесть так, что места по обе стороны от меня и впереди пустовали. Его мать – сегодня на ней были изумруды – буквально передергивало всякий раз, как я шевелилась. Это странным образом придало мне сил. Я решила, что в глазах присяжных моя стойкость послужит доказательством. Великолепный блеф – разве может человек сперва солгать суду, а затем сидеть, как ни в чем не бывало, под пристальными взглядами присутствующих! Кит, само собой, принял светскую присягу. Скрывая нервозность, он напустил на себя бравый вид. Посторонний человек вполне мог принять это за уверенность в себе, даже за высокомерие. Как и я, Кит начал с образования и работы. Присяжные благосклонно закивали при упоминании об Оксфорде. Затем он тоже перечислил события того августовского утра. У Натаниэля Полглейза вопросов не нашлось, но Фиона Прайс рвалась в бой. – Расскажите, пожалуйста, о тех нескольких секундах до того, как мистер Балкомб ушел. Кит кивнул. – Лора прикрывала девушку от ответчика. Он пытался отшучиваться, однако смех звучал принужденно. И сразу посерьезнел, когда Лора сказала, что надо вызвать полицию. – Вы дали ему возможность все объяснить до того, как он ушел? С Китом она разговаривала по-другому, вежливо, без запугиваний. Не то что со мной. – Он и не пытался. – Мне не слишком понятно, ответчик уходил или убегал, спасался от преследований? Кит задумался. – Нет, бежать не бежал, но ускорил темп, когда увидел, что я иду за ним, а потом смешался с толпой. Я попытался догнать его, однако наперерез шла другая толпа, и я потерял его из виду. Прайс скрестила руки на груди. – А что бы вы стали делать, если бы настигли? – Честно? Даже не знаю. Я действовал на автомате. Наверное, задержал бы его, хотя понятия не имею, как это делается. – Самого полового акта вы не видели? – Нет. Голос Кита звучал бесстрастно, отстраненно и убедительно. – И вы почти не разглядели жертву? – Верно.