– Они вообще за кого, чертовы писаки? – возмутилась я. – Нам что теперь, его пожалеть? – Ох, моя дорогая, – вздохнул Кит, добавляя «Телеграф» к своей стопке. В «Дейли миррор» я наткнулась на фразу, от которой у меня застыла кровь в жилах: В ходе судебного процесса было несколько напряженных моментов, в том числе расхождения в показаниях ключевой свидетельницы. Читать дальше я боялась. Только не теперь, когда Кит рядом. Я затолкала «Миррор» в спортивный таблоид, который никто из нас никогда не раскрывал, и швырнула его в мусорное ведро. Журналистка со стрижкой боб, которую я записала в сотрудницы «Гардиан», оказалась из «Индепендент». Фотография с подписью Джорджи Бекер была примерно десятилетней давности, но ее слова нашли во мне отклик: Самая распространенная реакция на насилие – оцепенение. Наконец хоть один суд присяжных это признает. Наконец хоть один судья становится на сторону жертвы. «Звук расстегивающейся молнии на его джинсах был подобен пушечному грому. Ты просто жертва. Ты делаешь то, что тебе скажут. У меня не было сил сопротивляться, я словно оцепенела. Мне просто хотелось, чтобы все поскорее закончилось» – так начала показания двадцатилетняя жертва Джейми Балкомба, на прошлой неделе осужденного за изнасилование на фестивале, посвященном солнечному затмению. Эти слова опровергают распространенные россказни о том, что женщина сопротивляется насильнику до тех пор, пока он не изобьет ее до крови. Большинство жертв парализованы страхом. Как известно, в случаях, когда насильник и жертва знакомы, первого трудно привлечь к ответственности. Почему же в данном случае вынесли обвинительный вердикт? В деле Балкомба – особый случай – присутствовали дополнительные свидетели, ведь слову самой женщины обычно не верят. Жертва мистера Балкомба призналась, что никогда не обратилась бы в полицию, если бы не двое случайных прохожих, чьи показания помогли убедить присяжных. И тут уже я сама оцепенела. Но уличающие подробности были опущены. Я сперва вздохнула с облегчением, потом вздрогнула от осознания того, что Бесс пришлось испытать куда больше, чем мне. Я читала дальше сквозь набежавшие слезы: Жертва мистера Балкомба проявила храбрость, рассказав о преступлении. Она стойко оборонялась во время перекрестного допроса, который проводила адвокат обвиняемого Фиона Прайс. Пострадавшей пришлось рассказать о всех сексуальных отношениях, что у нее были, начиная с первого партнера. На протяжении этого изнурительного испытания насильник несколько раз упоминался как просто еще один «сексуальный партнер». Ее довели до того, что она вскричала: «Это хуже, чем изнасилование!» Судья Френчей дважды объявлял перерыв, чтобы пострадавшая успокоилась. Мисс Прайс вела допрос в полном соответствии с законом. Это общий признак процессов об изнасиловании – внимание фокусируется на личности, а не на моменте согласия. То, что потерпевшая вела весьма целомудренную жизнь, должно быть, значения не имеет; сам допрос был подобен психологической атаке, имеющей целью растоптать остатки достоинства жертвы. Но вскоре грядут изменения. В этом году вступит в силу поправка к статье 41 Закона о праве истца или свидетеля не сообщать сведения личного или конфиденциального характера. Это позволит потерпевшим не вдаваться в подробности собственно интимной истории. В приговоре судья Френчей заявил: «Вы – заносчивый лицемер, решивший, что одинокая женщина станет легкой добычей. Когда она отвергла вас, вы заманили ее подальше от людей, чтобы никто не смог прийти ей на помощь. Вы проигнорировали ее просьбы остановиться. Вы осознанно пренебрегли ее физическим и эмоциональным благополучием. Вы чувствовали себя вправе воспользоваться женщиной, как предметом. По этой причине я назначаю максимально возможное наказание за совершение данного преступления». Судья Френчей и присяжные заседатели помогли сделать шаг к тому, чтобы изменилась судебная практика по отношению к жертвам изнасилования. Будем надеяться, что изменения устоятся». – А где «Миррор»? – удивился Кит. – Я вроде бы ее брал. – Не знаю, не видела. – Я старалась не смотреть в сторону мусорной корзины. – Вот черт. – Он почесал шею и взял из кипы «Экспресс». – О, а вот наша подружка из суда. Элли, или Элисон Ларч, как гласила подпись, опубликовала интервью с Антонией Трантер. Оно заняло весь разворот. Рыжеволосая девушка жалобно смотрела из-под заголовка «Джейми, я буду ждать тебя». Газета выскользнула у меня из рук. – Понимаю, – сказал Кит. – Я лично на сегодня уже начитался. Он сложил газеты в аккуратную стопку. – Ты помнишь, что я иду с Маком выпить по пиву? – Уверен, что стоит идти? – Не можешь бороться, возглавь. По крайней мере, смогу за ним присмотреть. – Кит говорил тоном старого вояки, собирающегося в бой. В квартире было тихо, лишь с улицы доносились отзвуки автомобильных гудков. Я впервые осталась дома одна, и оказалось, что в такой компании мне несколько не по себе. Кит с Маком веселились, а Лин сидела с ребенком, так что никого из привычной компании нельзя было позвать на партию в бильярд или пройтись по Брикстонскому рынку. Чтобы занять себя, я подогрела молока для кофе и взялась читать интервью в «Экспрессе». «Невеста простила Джейми неверность». – Что за хрень? – крикнула я, обращаясь к странице. Глаза скользили дальше по строчкам, повествующим о «судебной ошибке». Семейство Балкомбов вместе с командой юристов были настолько уверены, что дело не дойдет до суда, а позже в том, что Джейми сочтут невиновным, что даже купили молодым квартиру, рассчитывая, что они поселятся там после освобождения их сына из-под стражи. Теперь Антония «бродит по ней» в одиночестве, а бедняга Джейми сидит вместе с детоубийцами и серийными маньяками. Имени Бесс, понятно, не называли, однако по тексту ее протащили как «обвинительницу», а не жертву. Мне хотелось разорвать газету на клочки, но тут зазвонил телефон. Незнакомый номер. Я щелкнула рычажок, чтобы включить электрочайник, и взяла трубку. – Это Бесс. Я так растерялась, что не нашлась с ответом. Я не привыкла к таким поворотам: читаешь о человеке в газете, а тут он раз – и звонит. Я думала, что мы о ней больше не услышим, ведь вердикт вынесли в ее пользу. Но Бесс меня удивила. – Элизабет Тейлор! – Вспоминая об этом, понимаю, что в ее тоне послышалось раздражение. – Ну, та, что из Корнуолла, помните? – Да, конечно, я поняла. Ой, как же хорошо, что ты позвонила! Как дела? – Что еще сказать? Не поздравлять же. – Не знаю. Чувствую в основном облегчение. Я дома в Гедлинге. Если честно, не представляю, что дальше. Я не сразу сообразила, что она просит у меня совета. Ха! За мудростью ко мне в последнюю очередь. – Вы говорили, что можно позвонить, если все обернется совсем хреново. Хочу вас поблагодарить. Не только за показания, но и за то, что настояли на том, чтобы идти в полицию. Если бы не вы, даже не знаю, как бы все закончилось. У меня бы точно смелости не хватило. И прокурор сказал, что ваше свидетельство сыграло главную роль. Вы приняли мою сторону, поэтому за мной должок. Я мельком глянула на фотографию Антонии Трантер в «Экспрессе»; надеюсь, Бесс ее не видела. – Ну что ты. Любой бы сделал то же самое. – Не любой, – горячо возразила Бесс. Правда, тогда я даже не подозревала о степени ее горячности. – Вы совершенно особенная. Вы верите в карму? – Ну, в общем, да, – осторожно протянула я. – Я вот верю. Вам теперь несколько лет будет удача! – Кажется, она улыбнулась. За моей спиной забурлил чайник и запищала микроволновка. – Ой, вы, наверное, заняты. Не буду задерживать. Просто хотела сказать спасибо. – Да не за что. Я дочитала «Экспресс», выпила кофе и задумалась о Бесс. Если бы мы встретились при других обстоятельствах, наверняка подружились бы. Глава 24 КИТ 19 марта 2015-го Опираюсь о поручни «Принцессы Селестии» и смотрю на Торсхавнский порт. Мучаюсь с похмелья – чувство, забытое со времен студенчества. Ветер доносит запах рыбы, и меня начинает мутить. Я натянул оранжевую ветровку прямо на пижаму и сунул в ботинки босые ноги – не умывался, не чистил зубы и не включал телефон со вчерашнего вечера. Ричард пошел за кофе, который либо поставит меня на ноги, либо доконает. Воздух здесь до того чистый, что пить можно, а после вчерашнего мне позарез нужен каждый кубический дюйм кислорода. Корабль отбрасывает длинную – на весь залив – тень. Отсюда, как на ладони, виден город: дома на побережье в окружении горной гряды, у горизонта размытой утренней дымкой. Красные дома, разбавляющие серый пейзаж, похожи на кубики «лего», да и люди в пестрых одеждах напоминают игрушечных. До затмения остается день. Мы еще не бронировали номер. Возьмем микроавтобус и поедем в горы. При мысли об этом к горлу опять подкатывает тошнота. Нет сил даже пойти позавтракать, не говоря уже о том, чтобы снова отправиться в бар. – Пойду прилягу, – сообщаю Ричарду, который принес мне в бумажном стакане живительный кофеиновый эликсир, горячий и горький. – Не выйдет. Идем обследовать местность. Кофе подействовал. В тесной каюте принимаю душ, чищу зубы, переодеваюсь и почти чувствую себя человеком. Только теперь включаю телефон. Приветственное сообщение от местного оператора мобильной связи, несколько сообщений и три пропущенных от Лоры. Набираю ответ: «Только проснулся. Ночка выдалась тяжелая. Рад, что с тобой все хорошо. Позже наберу. К.». Откладываю телефон. Потом с ней разберусь. Мы с Ричардом набиваем бумажники новенькими десятикроновыми купюрами и отправляемся в центр Торсхавна. Предприимчивые местные обитатели торгуют на улицах сувенирами: футболки, кепки, очки. Набираю всего по два. Моим детям драться за них не придется. Уверен, оба будут страстными охотниками за затмениями. Наши фарерские свитера продаются на каждом углу, так что вопреки ожиданиям вряд ли мы с Ричардом смотримся такими уж стилягами. Во всех магазинах и кафе полно народу. Ричард купил карту. – Вот эти деревянные склады принадлежат голландской королевской семье, – сообщает он, когда мы подходим к одному из красных домов. – Ну что, веселье начинается! – Давай-давай, тюфячок! – Ричард кивнул на ближайший бар. – Похмелимся? Покупаем по пинте светлого лагера. Пиво, похоже, варили темной ночью при полной луне. Но, пусть его готовили эльфы и феи, судя по вкусу, допить бокал я не в состоянии. В Национальном музее есть стенд, посвященный последнему полному затмению, что наблюдалось над Фарерскими островами в 1954-м. Люди толпятся в четыре ряда, чтобы прочесть, что там написано. Нечасто такое увидишь. Ричард зачитывает цитату из сводки от метеоцентра: – «Дождливо, туманно». Ну, хоть сегодня дождя нет.