– Я тоже, – растаял наконец Кит. Он провел рукой по моим волосам, убранным в хвост. – Будем вспоминать, когда состаримся, какими мы были. Понятно, что на комод ее не поставишь, но я бы ее сохранила. Мы спрятали фотографию в ящик моей прикроватной тумбочки. Когда мы ударились в бега, она затерялась. Сейчас я понимаю, что Кит был прав. Мне стоило проявить твердость, когда Бесс впервые поджидала меня после работы. Не надо было пускать ее в нашу жизнь. Как выражались раньше, я задала отношениям неверный тон. Ночью я не могла уснуть и успокоилась, только натянув на себя ночную рубашку. Мне снился кошмар – темная фигура в дверях спальни, которая за нами наблюдает. Тогда я не понимала, что истоки этого беспокойства коренятся не в том, что Бесс нарушила наши интимные границы. Так появились первые признаки большего, пугающего, глубокого. Того, что не выбросишь в урну и не спрячешь в ящик. Того, что я пока не осмеливалась назвать. Глава 35 ЛОРА 20 марта 2015-го Первая фаза начнется в 8.20. По радио вещают, что «столица погрузится во тьму». Я смогу посмотреть частичное затмение, его в Лондоне будет видно, но смотреть из окна – совсем не то. Заплетаю волосы в тонкую косичку до пояса, затем заматываю ее в пучок. Теперь я всегда прячу волосы, когда выхожу из дома, как те женщины, которым религия не позволяет показываться на улице без головного убора. Только мой муж видит их распущенными. Конечно, можно было бы их обрезать или больше не красить, но Бесс и так вынула из меня всю душу. Не позволю забрать и это. Выхожу прогуляться, чтобы почувствовать атмосферу. В Грин-Лейнс все как обычно – гудят легковушки, разгружаются грузовики. Бильярдная закрыта, еще рано. Я больше не хожу туда – слишком вырос живот. Нельзя же все время бить из-за спины. Единственный вестник грядущего затмения находится не в небе, а в канаве. Там валяется газета с заголовком: «Ученые предупреждают: селфи на фоне затмения может ослепить». На небе никаких драматичных красок, сверху льется сиреневый свет. Если бы я не знала о затмении, то сочла бы, что это признак надвигающейся грозы, если бы вообще заметила. Только в парке Даккеттс-Коммон собралась кучка людей с очками в руках. Стою, скрестив руки на животе. Ни в какую «тьму» столица не погружается, даже сумерками не назовешь. Дети в колясках разделяют мое равнодушие – они сладко спят. Вернувшись домой, обнаруживаю у порога пакет с логотипом «Кофе/Кость». Внутри записка. Джуно и Пайпер приходили с Маком, чтобы принести мне диетический завтрак. Жаль, что мы не встретились, я соскучилась. Кофе еще теплый. Бульон выливаю в раковину, а соки ставлю в холодильник. Надо бы поработать, но я понимаю, что сегодня вряд ли на что-то способна. Бесконечно проверяю телефон, нет ли новостей от Кита, стараюсь держать себя в руках, хотя, конечно, переживаю. Он сто раз говорил, что этим утром, скорее всего, будет вне зоны доступа. Листаю сообщения. Задерживаюсь на его фотографии – смотрю на свежевыбритое лицо. Включаю телевизор. Оказывается, на Шпицбергене погода была прекрасная, не то что в Торсхавне. Мне жаль Кита, но вместе с этим я страшно злюсь – выходит, все было напрасно. Столько потрачено денег и времени – чтобы съездить на худшее затмение из всех. Звонит телефон. – Ни черта не было видно! – ругается отец. – А говорят, на север следовало ехать. – Чуть-чуть потемнело, и все. Как дела у Кита? Вдруг понимаю, что мы с ним так и не разговаривали после того, как поссорились. Что, если это был наш последний разговор? У меня перехватывает дыхание. Хочу рассказать, какой Кит придурок – выдал Бесс, где находится, но не могу, потому что сама виновата. – Папочка, – роняю я неожиданно для нас обоих. – Что с тобой, родная? – В его голосе волнение. Еще чуть-чуть, и я вывалю на него все. – Ничего, просто изжога. С Китом пока не разговаривала; боюсь, там тоже было не очень. – Жаль. Слушай, тут по горизонтали: плохой поступок по благому намерению. Пять букв плюс четыре. В голове пусто, мозг плавится от паранойи и дурных предчувствий. – Не знаю, подумаю. – Подумай, будь добра. А то оно мне еще пять слов разгадать не дает. Как там мои внуки? – Хорошо. Изнутри меня толкает маленькая ножка; поглаживаю это место, будто щекочу ему пятку. На следующие выходные надо будет пригласить папу к нам. На углу открылся новый ресторан, сходим. Рассказываю о том, что мне сегодня на УЗИ, выслушиваю последние новости о его обреченной на провал избирательной кампании. Пора собираться в больницу. Карта лежит в файле рядом с компьютером. В одиннадцать проверяю телефон. Кит не звонил и не писал. По руке побежали мурашки, хотя он ведь предупреждал, что вряд ли позвонит до обеда. Натягиваю рукава и прячу больничную карту в сумку. И тут меня озаряет. Плохой поступок по благому намерению, пять букв плюс четыре. Белая ложь. Глава 36 ЛОРА 29 августа 2000-го Когда Кит дома, экран открытого ноутбука всегда мерцает. Но вот уже пять дней он к нему не прикасался – рекорд. Стопка сочинений, которые он принес на проверку, так и лежала нетронутой у двери. После нескольких неудачных вмешательств с нашей стороны Мак предпринял свое: его таки отправили в больницу – после того как поймали на железнодорожных путях в Тоттенхеме. Он брел из одного притона в другой. Теперь в больнице Норт-Мидлсекс ему залечивали мелкие ссадины и ожоги и пытались избавить от зависимости. В отсутствие Кита мы с Бесс потихоньку уговаривали ящик французского пива. Она приходила без предупреждения, но я больше не приглашала ее поужинать с нами. Я и так слишком долго ставила ее интересы выше интересов Кита. Конечно, сказать ей, чтобы не приходила совсем, как он просил, я не могла, хотя и чувствовала после той фотографии, что с ней необходимо держать дистанцию. Все мы избрали взрослый и ответственный подход к тому случаю – делали вид, что ничего не произошло. Если бы Кит разрешил мне рассказать Бесс о Маке, думаю, она поняла бы и отступила в сторону, предоставив нам собственное пространство, в котором мы так отчаянно нуждались. Но он яростно защищал брата и очень просил ничего ей не говорить, так что она постоянно крутилась у нас, а у меня не хватало духу отправить ее домой. Тем утром пришло новое письмо от Джейми. Он интересовался, стоит ли ему написать напрямую Киту. Я потянулась за новым пивом. – Почему не зажигаешь мои свечи? – спросила Бесс. Три стеклянных подсвечника по-прежнему стояли на полке, воска в одном было на сантиметр меньше, чем в остальных. Если честно, то запах мне осточертел. – Берегу для особого случая, – солгала я. – Да и вообще свечи зажигать хочется зимой. А сейчас вечером еще светло, да и окна всегда нараспашку. Возьми одну себе. Этот аромат хорошо заглушает запах сырости. – Тот запах ничего не заглушит, разве что дом дотла сжечь, – мрачно сказала Бесс, сдирая ногтем этикетку с бутылки. – И вообще, я их тебе покупала. Одну свечу я зажгла – поставив поближе к балкону, чтобы запах выветривался. Внизу хлопнула дверь. – Мы здесь! – крикнула я. Ключевая информация «мы», а не «здесь». Пока Кит добрался до гостиной, ему удалось нацепить на лицо улыбку. – Где был, что видел? – поинтересовалась Бесс. Улыбка соскользнула с его лица, он быстро взглянул на меня, намекая на то, что не станет при ней говорить о брате. Я едва заметно кивнула. – Ничего особенного. Кит пошел на кухню, достал из ящика швейцарский нож, сковырнул крышку с бутылки и жадно глотнул; по подбородку потекла пена. Он осушил бутылку в несколько глотков и тут же откупорил следующую. Никогда раньше не видела, чтобы он так делал. Потом Кит сел на диван и уставился в стену. В нашей маленькой квартирке кишмя кишели секреты, обстановка напомнила мне комнату для свидетелей в суде Труро. Кит давно отверг теорию о том, что близнецы способны читать мысли друг друга и чувствовать боль на расстоянии, но теперь у него на губе выступил пот, и он странно подрагивал, будто от спазмов в желудке. Полное ощущение, что у него ломка. – Ты как себя чувствуешь, Кит? – спросила Бесс. – Выглядишь не очень. – Все нормально, – на автомате ответил он. – Может, телик включить? – Я потянулась за пультом. По новостному каналу шел репортаж о предстоящем строительстве объездной вокруг Стоунхенджа. – Ну вот, что за ерунда, теперь из окна не будет видно Стоунхенджа! – воскликнула я. Кит что-то проворчал в поддержку. – Надо разгрузить дорогу, – пожала плечами Бесс. – Она вечно забита. А если вдруг авария, то вообще ужас. Я когда на Лизард ехала, там двое столкнулись где-то за полмили от меня, так мы пять часов в пробке простояли. Я чуть не скончалась в этом «жуке», ни ноги вытянуть, ничего. Когда мы мимо проезжали, обломки еще дымились. Я бы внимания не обратила на эти слова, если бы она не залилась румянцем. Никогда не видела, чтобы люди так краснели. Сначала шея, а затем и лицо пошли пятнами, будто краской плеснули. – Лучше пусть тоннель построят, я считаю. – Румянец испарился, Бесс говорила громко, зло. – А поля асфальтировать не надо. Следующим шел сюжет о недостатках онлайн-системы для подачи налоговой декларации. У Бесс неожиданно нашлось много соображений по этому поводу. Ее поверенный крыл систему на чем свет стоит, однако надо идти в ногу со временем… Мне хотелось вернуть ее к теме Стоунхенджа, но она не останавливалась, будто нарочно пыталась забить нам голову. Бесс умолкла, только исчезнув за дверью ванной. Мне не терпелось спросить Кита, заметил он или нет, как Бесс покраснела, как вдруг до меня дошло. Из груди вырвался почти театральный вздох, такой громкий, что Кит отвлекся от собственных забот. – Что такое? – Наверное, ничего. Просто… Послушай, авария, о которой рассказала Бесс, случилась за день до того, как я приехала на фестиваль.