Она позвонила нам первой. Как только я поняла, что это Бесс, включила телефон на громкую связь. Кит подошел поближе, встал рядом с телефоном, скрестил на груди руки и, нахмурившись, смотрел в пол. – Апелляцию отклонили! – Аппарат искажал звук, так что непонятно было, что скрывалось за ее тоном. – Мы оказались правы. Его адвокаты нашли кого-то из тех, кто сидел с нами возле костра. Судьи решили, что этот человек ничего не может знать о том, произошло все с моего согласия или нет. Хоть они истратили кучу денег, правосудие не обмануть! – Отлично! – сказала я. Если она и услышала отчужденность в моем голосе, ее это не смутило. – Может, сходим куда-нибудь и отпразднуем? Я приглашаю. Хочу отблагодарить за все, что вы для меня сделали. Я медлила с ответом. – Лора? – Да, слушаю. – Я собралась с духом. – Вот так запросто приглашаешь нас после всего, что случилось? Вообще-то мы расстались на не очень хорошей ноте. Кит дернул забинтованной ногой, невольно напоминая мне о поступке Бесс. Она же не знает, что он нас слышит, вспомнила я. Вдруг сейчас выдаст мою тайну. – Ну да, – в ее голосе звучало напряжение, – ты сказала гадость, я вспылила. Не буду притворяться, что меня это не задело. Но я могу простить и забыть, а ты? Я вспомнила тяжелую окровавленную ногу Кита на моих коленях. – По-моему, это разные вещи. В разных весовых категориях. Она помолчала. – Лора, если человек прошел через то же, что я, легко потерять над собой контроль. – Бесс впервые неприкрыто спекулировала своей болью. – Не понимаю, чего ты взбесилась? Чего ты от меня хочешь? – Неплохо бы для начала извиниться. – Мне перед тобой извиниться?! – Она тяжело задышала. А потом все смолкло. – Она повесила трубку! Почему? – Не знаю, – осторожно произнес Кит. – Или связь оборвалась. – Я перезвоню. Кит положил руку на телефон. – Давай ты немного успокоишься. У тебя руки дрожат. Меня всю трясло. Хуже ссоры может быть только уход от нее. Но он был прав: позвони я Бесс, скажу что-нибудь, о чем придется жалеть. – Почему все пошло наперекосяк? Я думала, мы дружим… К чести Кита, у него с языка не слетело: «Я же тебе говорил». Собственная спальня должна быть знакома даже в полной темноте, но посреди ночи я вдруг проснулась со странным чувством, будто я в гостинице. В глазах и в горле щипало от дыма. Я натянула длинную футболку и трусики, которые так и валялись на полу, куда я их сбросила. – Кит! – Я потрясла его за плечо. – У нас что-то горит! Мягко сказано. Вся квартира была в дыму. – Кит, черт побери! Просыпайся! Он был таким тяжелым, таким сонным… Я испугалась, что он мертв. – Кит! Я наотмашь ударила его по щеке, Кит закашлялся и проснулся, за секунду поняв, что происходит. Он нырнул в шорты и предстал передо мной уже бодрым и сосредоточенным. – Дым с лестницы. Давай на кровать! Он распахнул окно – двойную раму, – рядом с которым крепилась пожарная лестница. Дым потянуло наружу, в гостиной полыхнуло оранжевое пламя. Мы оба взметнули к лицу руки, прикрываясь, будто от взрыва. Очевидно, и в самом деле что-то разбилось, послышался звон стекла. – Все наши вещи, – прошептала я. Точнее, всего одна – мамина фотография, мы с ней в Грэхем-Коммон. Мысль о том, что вот сейчас она чернеет и съеживается, была невыносима, чтобы достать ее, можно рискнуть жизнью. Острый приступ длился бы не дольше трех секунд, но горе хитроумно, подобно дыму, проникает мгновенно и повсюду, так что я, не раздумывая, рванула туда. Кит потянул меня за футболку, послышался треск разрываемой ткани, в дверях спальни взвился яркий дракон пламени. – Ты с ума сошла? – Мамочка… Он знал меня слишком хорошо и сумел разгадать мои мысли. Он резко оттолкнул меня и подскочил к двери, чтобы захлопнуть. Раздался ужасный крик – дверная ручка была раскалена. Не хочу услышать такое снова. У него сорвался голос, он перевел дыхание и правой рукой толкнул меня к пожарной лестнице. Металлические перекладины были окутаны дымом и раскалились. Кит подтолкнул меня к крыше. Мы забрались наверх – босые, полуодетые – и вскарабкались по черепице. И посмотрели друг на друга, пытаясь вообразить, что творится под нами. «Прости», – хотелось мне прошептать, но голос пропал. На других этажах, похоже, все было спокойно, языки пламени рвались только с нашего балкона. На тротуаре внизу толпились люди в халатах и пижамах. Кто-то крикнул: – Все в порядке, они на крыше! Затем громче: – Пожарные уже едут! Мы не могли ответить – нам едва хватало сил дышать. Пахло жареным мясом. Я удивилась: неужели кто-то готовит в такой час, все рестораны давно закрыты. Однако, взглянув на Кита, я поняла, что запах шел от его левой ладони. Район заполнили машины с синими мигалками. Пожарные сдвигали лестницы, скручивали шланги. Мы с Китом сидели у «Скорой помощи» с кислородными масками, на плечи нам набросили одеяла. Один из медиков занимался ладонью Кита, другой звонил в больницу. Во всем виновата я. Рисковала жизнью из-за фотографии. – Владельцу дома придется отвечать, – сказал какой-то пожарный, стягивая каску. По закопченному лицу текли струйки пота. – Сто процентов, проводка замкнула. Что там еще может загореться, на лестничной клетке? Небось, лет шестьдесят не меняли. – Сильный ожог, – покачал головой медик, накладывая Киту на ладонь повязку; тот тихо поскуливал от боли. На его бледном восковом лбу выступили крупные капли. Слышно было, как Кит скрипит зубами, пытаясь не кричать. – Видимо, ухватились за эту ручку как следует… Хотя, с другой стороны, если бы не ухватились, поджарились бы заживо. К нам подошел другой пожарный. – Мы нашли, из-за чего начался пожар. – Он вытянул ладонь в перчатке, на которой лежал крошечный розовый диск. Я тут же узнала свечу «Кровь розы» – точнее, то, что от нее осталось. Она до сих пор источала аромат. – Будь моя воля, я бы такие свечи запретил! Хуже непотушенных окурков. Столько пожаров из-за них! – Пожарный наклонился к нам, словно мы были провинившимися детьми. – Серьезно, кто из вас додумался зажечь свечу на лестничной площадке? – Зачем ты… – Ты что, с ума сошла… Начали одновременно мы с Китом, замерев на полуслове. – Я не зажигал. – Я тоже. В звенящей тишине к нам обоим пришла та же мысль. Кроме Лин и Мак, лишь один человек знал, где мы живем, знал, где хранятся свечи. Знала. Я вспомнила странную тревогу, охватившую меня, когда я оставляла Бесс в нашей квартире. У нее было восемь часов на то, чтобы сделать запасной ключ. С самого начала она решила держать все под контролем. Пожарный изменился в лице. – То есть это не вы? Точно? – Точно! – откликнулись мы хором. Он кивнул, будто отвечая самому себе на невысказанный вопрос. – Дело серьезное. Потребуется экспертиза, чтобы найти следы проникновения. Над кафе по соседству висят камеры, может, на них что-то есть. Вам нужно написать заявление в полицию… Ждите здесь, – как будто у нас был выбор, – а я позвоню коллегам. Он ушел. Мы сидели в оцепенении, глядя, как пожарные снуют вокруг дымящегося дома. Я наконец поняла, как далеко завела меня наивность, – соврала в суде под присягой, рисковала отношениями с Китом, даже жизнью. Вздохнув глубоко, насколько позволили обожженные легкие, я сказала ему: – Да, это не поджог, а покушение на убийство. Полное затмение