Глава 39 ЛОРА 28 сентября 2000-го Спустя неделю после пожара я нарезала круги по Клэпхем-Коммон за рулем старого фургончика Лин в поисках парковки. Кит сидел рядом; его ладонь до сих пор была перебинтована. С третьей попытки я обнаружила свободный клочок прямо рядом с квартирой и сумела припарковаться, не стесав краску на соседних машинах. Затем мы скормили аппарату монет, обеспечивших нам два часа времени. – Я как будто жду, что она сидит на пороге, – сказала я, отперев дверь. Полиция не арестовала Бесс. Ее допросили, но оснований привлечь к суду не нашлось. Свидетелей не было; выяснилось, что камеры на кафе – всего лишь муляж. Пожарные выломали дверь, чтобы добраться до источника огня, так что следов проникновения не осталось. Я покорно вынесла гнев Кита – «да как ты могла оставить незнакомого человека у нас дома!», рассказав ему о том, что Бесс могла сделать запасной ключ, однако никто из слесарей по соседству копию с ключа не делал. Следы ДНК Бесс были по всему дому, она ведь постоянно у нас гостила. Ей не могли запретить нас преследовать. Бездонный колодец моего сочувствия пересох. Она не сидела на пороге. Та же дверь, только новый замок. Под дверью – пустая картонная коробка и лужица засохшей рвоты. Почерневшее заколоченное окно кухни напомнило о разыгравшейся драме. Меня волной накрыла усталость. Кофеин и напряжение вдруг отпустили в один момент. Я не спала ни единой ночи после пожара, не из-за страха – было еще слишком рано, – из-за мыслей о том, что нам теперь делать. Просчеты возможных вариантов занимали долгие часы. Я лежала без сна на разложенном диване в свободной комнате в доме Адель и думала, что завтра все сделаю, но дни были наполнены визитами в больницу, поиском квартиры и долгими телефонными разговорами с представителями страховой компании и хозяином. Первым делом почти сразу же, как вышел из больницы, Кит уладил вопрос с почтой – все письма приходили на адрес Адель. Я следовала прежнему ежеутреннему ритуалу – проверяла ее коврик под дверью. Здесь в Клэпхеме скопились обычные рекламные листовки. На лестнице воняло гарью, стены покрывал толстый слой копоти. Ковер до сих пор не высох, на нем стояли лужи грязной воды. Прогорела стена между квартирой и лестницей с древними бумажными обоями и краской под ними. В гостиной тоже все сгорело или оплавилось: телевизор, фотоаппарат, ноутбук Кита. Пропала всего лишь недельная работа, остальные файлы он переносил на рабочий компьютер. Наверное, они до сих пор терпеливо ждут своей участи на старом жестком диске. (Ему дали больничный, а я предложила его продлить: Бесс не знала, где моя новая работа, зато университет Кита был ей прекрасно известен. Когда я расклеилась, больничный Кита растянулся на длинный отпуск по уходу за членом семьи. Я поддерживала его решение не возвращаться. Теоретически он еще мог вернуться и завершить работу над докторской, но я научилась об этом не напоминать.) Наши мобильные и домашний аппарат тоже погибли в огне. На телефонном столике осталась лишь черная гора расплавленного пластика. Теперь у нас были новые номера. Там, где стояла фотография с мамой, пожар полыхал так сильно, что все сгорело дотла. С обратной стороны на двери спальни висело пальто Кита. От него остались металлические пуговицы, обуглившийся швейцарский нож и несколько почерневших монет. Кит стоял перед местом, где висела карта затмений. Я охнула, прижав руку ко рту. – Кит! Все твои вещи! – Ничего. Я так и думал. Хорошо, что основная часть памятных сувениров из детства хранится у мамы. Здесь были только футболки. Думаю, с ними все нормально. Как ни странно, он оказался прав. В спальне все закоптилось, но ничего не сгорело. Я открыла шкаф и понюхала первое же платье. На вид ничего, однако от запаха меня замутило. – Может, получится выветрить или выстирать, – предположила я. Мы молча сложили уцелевшие вещи и книги, протирая обложки от сажи. Остальное мы предоставили убирать хозяину. Спустившись, мы бросили сумки на асфальт. Повар из кафе курил снаружи, сидя на перевернутом ящике. Он взглянул на забинтованную руку Кита. – Очень плохо! Где вы теперь, отсюда уезжать? Селиться рядом? Подружка спрашивал. – Какая подружка? – Мой голос невольно дрогнул. – Такая, волос черный. На следующий день пришел, ужас, говорит. – Еще бы! – Если вернется, – предупредил Кит, – скажите ей, что мы уехали на год. Упаковали вещи. Нам надо отдохнуть. – Да, – кивнул повар, – отдохнуть от все хорошо! На обратном пути мы проезжали мимо регистрационного офиса в районе Ламбет и остановились на красный. На ступеньках невеста и жених в блестящем костюме, оба средних лет, смеялись, съежившись под градом рисин. – Давай мы тоже? Прямо сейчас? Чего ждать? – раздался голос Кита, мелодичный от необычной для него спонтанности. – Поженимся, что ли? – Впервые за эти дни я искренне улыбнулась. – Не сегодня, это в Лас-Вегас надо лететь. Но можем подать заявление. Сделаем первый шаг. Хочу, чтобы ты была моей женой. Только сейчас понял, насколько это важно для меня. Морщинки между бровей, залегшие у него на лбу после пожара, мгновенно разгладились. – Слушай, в том, что Бесс не смогли привлечь, есть один большой плюс. Мы не связаны с ней еще одним уголовным делом. Можем развязаться. Поженимся. Начнем все сначала. Изменим имена. Переедем куда-нибудь, например, в тот район, где живут Мак и Лин. На светофоре давно зажегся зеленый, но я не заметила. Мы прервали поцелуй, только когда сзади загудели автомобили. Решение созрело еще до того, как я включила вторую передачу. – Давай! Лучшего способа исчезнуть не придумаешь. В традиционной красной телефонной будке традиционно воняло мочой, пришлось дышать ртом. Снаружи по незнакомой пока местности ползли машины: мимо турецкой пекарни, работавшей круглосуточно, мимо лавочки ювелира, не работавшей никогда. В тот вечер я с колотящимся сердцем наконец решилась принять снотворное. С тех пор как мы переехали в Хэррингей, я не спала дольше трех часов. Усталость могла сыграть со мной злую шутку, развязать мне язык, где не следует. Прижав грязную трубку к груди подбородком, я запихала в щель пятифунтовую телефонную карточку и провела в этом положении пять ужасных минут. В другой руке я держала визитку сержанта Кэрол Кент. Картонный прямоугольник обтрепался по краям, на нем остались зеленые пятна травы со времен Лизарда. Сторонники Джейми Балкомба предпочли бы, чтобы я обратилась к ним напрямую, но лучше я услышу, как сердится Кэрол. Я понимала, что вердикт, вынесенный Джейми, держится на зыбкой почве, однако я считала его справедливым. А теперь я узнала, что и Бесс солгала о том, как добиралась на фестиваль, – сначала полиции, затем под присягой. Причины, которые она мне изложила, шли вразрез с тем образом несчастной жертвы, который отложился в моей памяти. Подружившись с нами, она постепенно раскрыла свою натуру: сперва подглядывание, затем капризы, перемены настроения и, наконец, насилие. Хотя сами по себе эти вещи не доказывали, что Джейми невиновен, в совокупности они подорвали всю мою уверенность в правоте. Белая ложь почернела, измазалась. Верила ли я до сих пор, что Джейми виновен? Да. Пожалуй, верила… Большую часть времени. Знала ли я наверняка? Нет. Мне было что терять из-за предстоящего звонка, и я это прекрасно сознавала. Последствия нависли дамокловым мечом. Лжесвидетельство. Намеренное вмешательство в ход следствия. Неуважение к суду. Если я приду с повинной, меня посадят в тюрьму, но это самое малое по сравнению с остальным. Отец больше не будет мной гордиться, Лин перестанет меня уважать, отношения с Китом, скорее всего, пойдут прахом. Карьера, о которой я мечтала, тоже под ударом. Вряд ли в благотворительные фонды принимают сотрудников с судимостью. Я набрала код города. Каждая кнопка рубила канат между мной и той жизнью, которую я так любила, которой добивалась. И все же от любого в подобной ситуации я бы потребовала признаться. Этого бы потребовал от меня Кит. Стекла телефонной будки задрожали от звука сирены – полицейская машина пыталась втиснуться между двумя автомобилями. Она проехала в нескольких дюймах от меня. Длинные руки закона тянулись к моей шее. Горло свело судорогой. С ужасающей отчетливостью я поняла, что не в силах отказаться от своей жизни и репутации. Никогда прежде не думала, что мое самолюбие столь велико. Взглянув в собственное отражение в замызганном стекле, я ощутила, что теряю себя. Оказывается, я готова оставить человека в тюрьме, несмотря на то что на его невиновность есть крошечный, но шанс, потому что не готова взять на себя ответственность за ложь под присягой. После того как заглянешь себе в черное сердце, сложно ли сойти с ума? Дома Кит колдовал над спагетти на нашей крошечной плите всего на две конфорки, поглядывая на меня с улыбкой. Никогда он на меня так не посмотрит, если я расскажу о том, что натворила. И я никогда не позвоню в полицию. От странного чувства волосы на предплечье встали дыбом, как будто подул ветер. – Вкусно, – похвалила я, поедая ужин. Паста была чуть переварена, как нам обоим нравилось. – Спасибо, – рассеянно проронил Кит. Он смотрел на меня, но не в глаза, а куда-то рядом с тарелкой. – Что такое? – Я отложила вилку. – Ты все время почесываешься. На нервы действует. Может, хватит? Я взглянула на предплечья и застыла – по ним шли красные полосы. – Ох, я даже не заметила. Только теперь я почувствовала, что кожа расчесана, словно я продиралась через заросли колючего кустарника. – Может, мы какой-то другой порошок купили? Или что-то еще? Наверное, у тебя аллергия. Кит вскочил и заглянул в шкафчик под раковиной. – Да нет, вроде все то же самое. Царапины краснели на глазах. – Запоздалая реакция на дым? Или просто нервное расстройство? Здоровой рукой Кит взял меня за подбородок и потянул вверх, рассматривая шею, затем задрал майку и оглядел живот и спину. – Наверное, какое-то местное раздражение, оно у тебя только на руках. Кожа горела огнем всю ночь. Когда я наконец уснула, мне приснился сон, будто меня покусали комары и мама мажет мне руки успокаивающим кремом. Я проснулась в слезах, под ногтями запеклась кровь. На электронном будильнике цифры 8.20 сменились на 8.21. – Ты почему меня не разбудил? Я ворвалась в гостиную, где Кит сидел за ноутбуком; рядом поблескивал огоньками модем. – На работу ты не пойдешь. Я позвонил и сказал, что ты заболела. А еще записал тебя к врачу. – Из-за небольшого зуда? Меня трясло, будто я выпила целый литр кофе. Кит заключил мое лицо в ладони. – Неважно. Мы вместе, а значит, справимся. – Думаешь, это из-за пожара?