– Ты ведь знаешь, я о тебе позабочусь, что бы это ни было, правда? Только потом я выяснила, что Кит не спал всю ночь, читал в Интернете про нервный зуд и составил список возможных диагнозов. Мы оба испытали облегчение, услышав бодрое заключение терапевта. – У вас был приступ панической атаки, дорогуша, – заявила она. – Ничего удивительного после того, что вам пришлось пережить. – Да ну, – возразила я. – Мне кажется, есть какие-то физические причины. – Чистая психосоматика! Подсознание – хитрая штука. Выпишу вам крем для снятия зуда и диазепам, чтобы вы отдохнули. А еще направление к психотерапевту – расстройство надо пресечь в зародыше, пока все не вышло из-под контроля. Бесплатной консультации надо ждать недель семь. Платную можно получить раньше. Я думала только о том, что придется пропустить работу, а еще что рука Кита заживает медленнее, чем обещали врачи. – Заплатим, – тут же откликнулся Кит. Я подавляла желание почесаться, но, когда мы вышли наружу, оно стало нестерпимым. Кит обхватил мои запястья здоровой рукой и не давал мне вырваться. В памяти всплыли слова Бесс: «Мужчины куда больше нас, иначе сложены, да и намного сильнее». Не могу избавиться от нее. Мысли сами сворачивают к Бесс. Пусть она не в своем уме, это еще не значит, что Джейми не насильник. Буду ли я знать точно хоть когда-нибудь? Психотерапевт, к которому меня направили, хорошо справилась с физическими симптомами – метод осознанности и упражнения помогли перехитрить подсознание: усмирить тревожность и держать покалывание и зуд под контролем. Но я не могла открыть ей настоящую причину. Она была неглупа, догадалась, что я всего не рассказываю. Порой мне приходило в голову, что стоит придумать какую-нибудь детскую травму. В особо темные минуты я подумывала о том, чтобы списать расстройство на загнанные внутрь переживания от маминой смерти. Я прошла через все это только благодаря Киту. Он дважды спас мне жизнь: во время пожара и после. Каждый день, каждую ночь он был рядом. Поднимался с постели и играл со мной в карты, смотрел фильмы, держал меня в объятиях, расчесывал мне волосы, разглаживал, плел из них косички, пока я подавляла желание до крови расчесать руки. Я попалась в капкан собственной тайны, поджаривалась на собственном адском огне; только теперь я могу оценить то, сколько он для меня сделал, скольким пожертвовал. В благотворительный фонд я так и не вернулась – была не в состоянии работать. Кит набрал преподавательских часов, но денег все равно не хватало. Он не мог содержать нас обоих и одновременно писать докторскую. Как только рука зажила, он устроился на почасовую работу в оптику: вставлял дешевые линзы в оправы. Иногда он брал хорошие линзы и смотрел через них в небо на безымянные звезды. И никогда не жаловался, что это ниже его достоинства. Четыре недели спустя после того, как сгорела их квартира в Клэпхем-Коммон, Лора Лэнгриш и Кит Маккол обменялись брачными клятвами в регистрационном офисе района Ламбет. Из здания вышли Кристофер и Лора Смит. Они вернулись в новый дом – небольшую квартиру, арендованную на Уилберхэм-роуд. Никаких гостей, никаких невест, перенесенных на руках через порог, только долгий нежный вечер в супружеской постели. Медовый месяц невеста провела, регулярно навещая психотерапевта. Жених вкалывал в две смены, чтобы заплатить за ее лечение и аренду квартиры. Нам было по двадцать два. Пока другие парочки нашего возраста рассуждали о взаимных обязательствах, мы безнадежно в них запутались. Что такое обязательства в отношениях, в которых одна сплошная тьма? Даже секс утратил былую игривую легкость. Мы нуждались в нем, но не хотели его. Неужели когда-нибудь наша беззаботность снова вернется? Через пять месяцев Кит вернулся домой с тонким рулоном под мышкой. – Что это? – Смотри-ка! Он развернул карту мира и приколол ее кнопками к стене над камином. А потом длинной красной нитью соединил Лондон и Южную Африку. – Замбия, январь. Там будет небольшой фестиваль. На несколько тысяч человек. Лин и Мака не позовем. Только ты и я. – Он улыбнулся совсем как прежде. – Вероятность осадков практически равна нулю. Надо было что-то делать, чтобы не просто жить, но и получать от жизни удовольствие. Если мы вернем в нашу жизнь затмения, возможно, в кромешной тьме отыщем прежний свет. Глава 40 ЛОРА 20 марта 2015-го Почему всем так хочется меня накормить? Лин берет из ящика половник и разливает по тарелкам куриный суп с кукурузой. – Садись, – командует она. – Легко сказать. Вместо стола у нас в углу стойка, как в американских закусочных, по обе стороны от нее – кожаные скамейки. Пластмассовая столешница такая древняя, что отстает от стены на полдюйма. В зазор забились крошки, мусор и прочая дрянь. Я разберусь с этим за неделю до родов. Все говорят, что тогда находит непреодолимое желание вымыть окна и поменять наволочки на подушках. Взбираюсь на скамью и подвигаюсь к стене. Отсюда видна вся кухня. – Никогда больше сюда не залезу, пока дети не родятся! Лин ставит передо мной тарелку, но я так и сижу, сложив руки. – Я бы с радостью, но аппетита нет. Она озабоченно хмурится. – По-моему, это первый симптом? – Какой еще симптом? – Тревожности. А ты что подумала? – Что, если есть не хочется, потому что плод развивается неправильно? Или еще похуже? Договаривать не нужно, Лин все понимает. Она всегда меня понимала. – Ты просто на нервах, милая. Конечно, на нервах. Еще как. Лин ведь и половины не знает. – Я оба раза так же переживала. Все хорошо, честное слово. Мы ведь собираемся на УЗИ. Если что-то не так, они сразу скажут. Ты меня слушаешь? Я отрываю глаза от телефона. – Да, извини. Спасибо. Не успокоюсь, пока не услышу голос Кита. После затмения прошло два часа. Он уже сто раз поймал бы сигнал. Он говорит, что мы будем брать детей с собой смотреть затмения. Первое семейное путешествие предстоит в 2017 году в Штаты. Если я с ума схожу от тревоги только о нем, что со мной будет в толпе с двумя малышами? Да я глаз вверх не подниму ни на секунду! Не хочу стать одной из тех безумных мамаш-наседок, которых встречаешь на детских площадках, хотя уж мои-то страхи не без причины. Несколько последних процедур по ЭКО мы оплатили из своего кармана, но теперь, забеременев, я вновь могла воспользоваться страховкой и прибегнуть к услугам государственной больницы на Норт-Серкулар-роуд. Не знаю, как можно выздороветь в больнице неподалеку от самой загрязненной и шумной лондонской трассы. Обычно там пахло тухлым мясом и антисептиком для рук. Пока мы доехали, малыши внутри расшалились. От Кита по-прежнему нет новостей, поэтому я с неохотой подчиняюсь правилам, изложенным на табличке, и отключаю телефон. Мой врач, доктор Кендэлл, специалист по многоплодию. Он наблюдал мою беременность с самого начала и будет делать кесарево. (Все вокруг, даже Лин, думают, будто я расстраиваюсь из-за того, что рожу не сама. На самом деле я рада, что все устроилось по объективным причинам.) Безупречно ухоженные руки доктора Кендэлла – должно быть, он ходит на маникюр – внушают доверие. – Кристофер сегодня не пришел? – спрашивает он, печатая что-то в компьютере. – Уехал на Фареры смотреть затмение. Последняя дальняя поездка до родов. – Ах, да. Всегда о таком мечтал. Мы ездили в Корнуолл в девяносто девятом и брали с собой детей. Вас, наверное, там тогда еще не было. Да и все равно погода была плохая. Улыбаюсь и ложусь на кушетку, приготовившись ощутить на животе холодный гель. У меня уже большой опыт по этой части. – А вы что думаете? Когда в декрет уйдете? Секрет в том, что я буду работать до последнего. Нам очень нужны деньги. – Скоро. Экран от меня отвернут. Доктор Кендэлл водит трубкой по выпирающему животу возле пупка и смотрит на результаты. Киту это понравилось бы. Он всегда полагался на цифры. Мне должны дать распечатку данных и фотографию. – Все хорошо. Оба растут нормально. Плацента в нужном месте, пупок тоже. Вы уверены, что не хотите узнать пол? Поворачиваю голову. Я предложила держать пол в секрете, чтобы доказать Киту, что могу расслабиться и принимать вещи такими как есть. Он никогда не говорил, что у меня съехала крыша на том, чтобы контролировать всех и вся, но столько раз просил меня успокоиться, не нервничать, отпустить ситуацию, я даже не могу сосчитать. – Смотрите, это определенно… – Не надо! Доктор и Лин вздрагивают от моего крика. Пытаюсь обратить все в шутку: – Знаете, мы хотим, чтобы они сами определились с полом, когда вырастут. Будем надевать на них оранжевые одежки. Эксперимент! Когда мы выходим из кабинета, я облегченно вздыхаю. Лин подвозит меня до дома. – Уверена, что справишься сама? Сегодня она наверняка будет работать допоздна, наверстывая время, которое потратила на то, чтобы свозить меня в больницу.