– Конечно. Захлопываю дверцу машины. – Поешь что-нибудь! – кричит Лин, заводя мотор. Вернувшись домой, падаю на мягкий топкий диван и отправляю Киту фотографию УЗИ. В ответ он звонит мне по видеосвязи. На заднем плане темно, в кадре только бокал с пивом. Связь плохая, лицо Кита, недавно лишившееся растительности, и белый фарерский свитер распадаются на квадраты. И все равно вижу, что его гложет раскаяние. Застывшая глыба злости внутри меня начинает таять. Не хочу больше ссориться. На этот раз я сама пойду навстречу. – Они ведь красавчики, правда? – Все в порядке? Растут нормально? Ни рогов, ни хвостов? – Все замечательно! Кит улыбается. Только теперь вспоминаю, почему мы говорим по телефону и он не рядом. – Прости, дорогой. Как прошло затмение? Сплошные тучи? – Хуже не бывало, – скорбно отвечает он. – А в Лондоне? – Дерьмово. – Кошмар. Голос Кита совершенно бесстрастен. Моя внутренняя система оповещения выдает тревожный сигнал. Пытаюсь рассмотреть его лицо, но там темно и связь ужасная. – Что-то случилось? Из-за того дебильного видео? – Не из-за видео. То есть что-то все-таки случилось. Кожа покрывается мурашками. – Не из-за видео? А из-за чего? В трубке булькает, еле доносится искаженный голос: – Слушай, все нормально. Скоро вернусь на лайнер, и тогда оба выдохнем. – А почему ты сейчас не можешь выдохнуть?.. Ты видел ее? – Нет. – Можешь все нормально объяснить? – Прекрати себя накручивать! Ты же знаешь, я всегда злюсь, если при затмении облачно. – Поклянись детьми, что все в порядке! Связь на секунду пропадает, я не могу понять, секундная задержка до того, как Кит сказал «клянусь», случилась из-за помех или же он колебался. Разговор закончен. Что я наделала! Заставила его поклясться нашими детьми, которые еще не родились. Кит не суеверен, он скажет что угодно, чтобы купировать мой приступ. Это я искушаю судьбу. Кладу руку на живот, жду, что малыши начнут толкаться, но они лежат тихо. Глава 41 ЛОРА 20 июня 2001-го – Семь тысяч придурков, повернутых на затмениях, в одном месте, – сказала девушка с пирсингом в носу и розовыми дредами, закрученными в маленькие пучки-рожки по всей голове. – Будет отвратно! Что ж, по-своему она права. Площадка для фестиваля располагалась в глубине замбийских дебрей, слишком далеко для обычных рейверов и для серьезных астрономов, которые ненавидят шум почти так же, как световое загрязнение от неоновой рекламы и фонарей в больших городах. Мы с Китом тряслись пять часов в душном автобусе с ужасной подвеской и без кондиционера по дороге от аэропорта в Ливингстоне вместе с пятью десятками хиппи, которые принципиально не пользовались дезодорантом. За окнами открывался местный пейзаж: зеленая листва разлапистых деревьев на фоне абрикосовой почвы. Коровы бесстрашно брели рядом с мчащимися во весь опор грузовиками. Придорожные палатки пестрели овощами и фруктами. Мелькали старые рекламные щиты из проржавевшего железа, проносились мимо небольшие городки. Мы остановились перекусить в кафе под зонтиками с логотипом «Фанта». Откуда ни возьмись выскочила стайка местных детишек, и каждому хотелось потрогать мои волосы; они запускали в них пальцы, визжа от восторга. Когда мы перевалили через холм, перед нами открылся импровизированный городок. По ощущениям, цивилизация осталась далеко позади. Но на площадке для фестиваля с инфраструктурой обстояло лучше, чем в некоторых поселках, мимо которых мы проезжали. Там были небольшой супермаркет, ряд душевых кабинок и приземистые туалетные кабинки, раскрашенные в африканском стиле, более чистые, чем туалеты в лондонских торговых центрах. Наркотики продавали во всех кафе так же дешево и беззастенчиво, как пиво. – Хорошо здесь, – сказала я Киту. Он задрал лицо к небу и улыбнулся. Здесь ему не придется судорожно проверять сводки погоды и волноваться из-за дождя. Африканская зима предсказуема. В тот день небо было теплым, ярко-синим; глядя на этот оттенок, начинаешь сомневаться, почему синий причисляют к холодным тонам. Не было ни облачка, не верилось, что они вообще существуют в природе. На полностью оснащенной сцене какой-то коллектив играл каверы на Боба Марли. Кит подобрал с земли деревянную африканскую маску и приставил ее к своему лицу: – Точь-в-точь Мак, когда его в больницу загребли. Впервые он пошутил на этот счет. Солнце, минуту назад напоминавшее раскаленный оранжевый шар, вдруг утонуло за горизонтом. Во внезапно свалившейся темноте мы пробрались к нашим палаткам и улеглись на пороге, глядя в небо. На высоте четырех тысяч футов над уровнем моря не было ни следа светового загрязнения, одна розовая луна. Звезды сияли не точками, а целыми полосами – эффект скорее метеорологический, чем астрономический. Млечный Путь был похож на сияющее облако. Смотреть наверх доставляло первобытное удовольствие. – Мы были созданы, чтобы смотреть на небо. Кит кивнул и повернулся на бок, прижавшись ко мне. Мы идеально совпали – его живот упирался в ямку на моей спине. В ту ночь мы даже дышали такт в такт. То ли из-за усталости от долгого переезда, то ли из-за моей потребности в искуплении грехов наше пребывании в Замбии напоминало больше паломничество, чем веселый отпуск. Мы держались вдалеке от сцены и шумных баров, укрываясь в тени деревьев. Наверное, поэтому она не скоро нас нашла. Когда началось затмение, организаторы выключили музыку. – Первая фаза, – прошептал Кит, когда Луна откусила кусок от Солнца. Раздались аплодисменты. Я наконец ощутила благоговение, которого недоставало в Корнуолле. Затмение проходило не в полной тишине, все-таки народу было много, но каждый вздох и каждый шепот был исполнен уважения к природному явлению. Все вокруг тянули головы к исчезающему Солнцу, совсем как подсолнухи. – Почему не фотографируешь? – Я кивнула на фотоаппарат, висящий у Кита на груди. К моему удивлению, он отмахнулся: – Не сегодня. Хочу прожить этот миг. Затем подул ветер, такой же внезапный и жуткий, как в Корнуолле, только здесь он был теплым и пыльным. Словно по сигналу время, которое, казалось, замерло, вновь устремилось вперед. С востока накатили сумерки. – Скорость две тысячи миль в час, – прошептал Кит, когда на нас мчалась тьма. Пейзаж изменился, небо стало тревожным, наши тени внезапно сжались, будто мы провалились под землю. Кит притянул меня к себе, будто в танце, и поставил перед собой, чтобы мне было видно весь горизонт. Вокруг Солнца появилось белое кольцо, похожее на бриллиантовую корону. Затем пик затмения миновал. Толпа охнула в унисон. «Боже мой!» – послышались вскрики на разных языках. Черный диск Луны сползал в сторону, вокруг Солнца сияли вспышки, будто кто-то поджег газовую конфорку. – Можно? – спросила я у Кита. Я имела в виду, можно ли снять очки, не опасно ли это. Но вместе с тем вопрос подразумевал куда больше: не опасно ли смотреть, как в небе перекатывается черный шар? не опасно ли быть такими крошечными и ничтожными? с нами все будет хорошо? В ответ он стянул с меня очки. Я невооруженным взглядом смотрела на темный шар. Теоретически я знала, что смотрю на выбросы газообразного водорода, но все равно воспринимала это как чудо. Корона плясала. Кольцо живого золотистого огня было в два раза больше самого Солнца. Оно было таким огромным, что по сравнению с ним все казалось крошечным – мы сами, наши поступки и сожаления. Страх и чувство вины растаяли сами собой. – Я исцелилась, – прошептала я, и мои слова прозвучали совсем не пафосно. В этом сумраке говорить можно было все что угодно. Щека Кита на моем плече стала мокрой от слез. Из моих глаз побежали такие же слезы. Плакали не только мы. Многие вокруг всхлипывали, а вдалеке кто-то даже по-волчьи завыл. Мы стояли так четыре с половиной минуты. Будто повинуясь сигналу внутреннего будильника, Кит надвинул мне на глаза очки. Секунду спустя все озарилось ярким светом. Затмение миновало. Теперь из моих глаз лились слезы счастья: – Когда следующее затмение? На следующий день автобусы, которые привезли нас сюда, приехали, чтобы увезти обратно. Здесь собрались одновременно семь тысяч человек, которые пытались выбраться из одного и того же места и добраться до другого. Вокруг царила суета. Одним надо было в аэропорт в Лусаку, другим – в Ливингстон. Какие-то бедолаги из Японии собирались ехать двое суток до Йоханнесбурга. Мы с Китом стояли в очереди на автобус до Ливингстона, рядом на полмили змеилась очередь из желающих попасть в Лусаку. Наконец спустя два часа мы закинули вещи на крышу и уселись на пластиковые сиденья. – Не хочу домой. Хочу на следующее затмение, – сказала я Киту, прекрасно зная, что оно будет видно только за Южным полярным кругом. – Не многие смогут поехать на Южный полюс. – Кит обвел взглядом гомонящих соседей. Автобус еще стоял, хотя мотор работал и все места были заняты. – Дорогое удовольствие. Экспедиция будет стоить тысячи фунтов. Мы тоже вряд ли поедем, если только в лотерею не выиграем. Не знаю, зачем я обернулась. Какой-то мстительный дух наказал меня за то, что я осмелилась стать счастливой. Через плечо я посмотрела на другой автобус. Из грязного окна прямо в меня целилась взглядом она. – Бесс! – вырвался из груди крик. Воцарилась ужасная тишина. Кит оцепенел, затем медленно повернулся. Мы трое неподвижно смотрели друг на друга. Затем Бесс сорвалась с места, как паук, заметивший жертву. – Езжайте! – бросил Кит водителю. В соседнем автобусе Бесс перелезла через соседа и пробиралась к выходу, сталкиваясь с пассажирами, груженными сумками и рюкзаками. Наш водитель оказался воплощением невозмутимости. Приподняв бровь, он смерил Кита взглядом и не спеша провел языком по желтым зубам. – Жми на газ, твою мать! – завопил Кит. Никогда не видела его таким напуганным. Даже во время пожара. – Пожалуйста, – добавила я, кое-как выдавив из себя улыбку. – Мы очень спешим. Я запустила руку в карман и вытащила несколько местных купюр. Кит сунул их водителю. Наконец колеса закрутились, и Бесс, выбравшись на каменистую дорогу, оказалась в облаке пыли и выхлопных газов. Мимо нее пролетел мотоцикл, едва не сбив. Бесс даже не отшатнулась, она бросилась бежать за автобусом, но помешали шлепки.