Только через четыре дня объявился Артур Берг с газетой в руке. Сергей тут же сообщил об этом Самойлову, и Олег, переодевшись в офицерскую военную форму, поспешил в столовую. Сев позади капитана, Олег тихо спросил: – Тебя не было видно несколько дней, что-то случилось? – Был в Берлине, – не оборачиваясь, также тихо сообщил Артур. – Кое-что выяснил по твоему вопросу. Надо поговорить. – Приходи к 16:00 в сквер перед памятником… – Буду, – коротко сообщил капитан Берг и не спеша принялся за второе блюдо. Олег, ничего не заказав у подошедшей к нему официантки, покинул офицерскую столовую. В назначенное время друзья детства встретились. Пожав друг другу руки, Артур спросил: – Это не твои ребята пятерых с комендантской роты вырезали? Ножами работали, тихо, грамотно. Офицеры штаба корпуса и комендатуры вот уже несколько дней только об этом и говорят. – Нет, – боднул головой Олег, – не мои. А что, кого-то искали или так, случайно? – Заслоны выставили против радиста, что за несколько часов до того работал в эфире, а нарвались на группу профессионалов высокого класса. Пустили собак по следу, да те довели лишь до ручья. Оберст Эрих Энгельс, начальник львовского гестапо, рвет и мечет. За месяц уже второй случай выхода в эфир. Первого радиста засекли, да живым тот не дался, и еще с ним были двое. Так дрались до последнего. А тут… пять трупов… и безрезультатно. Так, говоришь, не твои? Ну да бог с ними. – Артур огляделся и, увидев лавочку, предложил: – Присядем? Олег решил брать быка за рога и потому, как только сели, спросил: – Не томи, что узнал? – Кое-что узнал, но не здесь, в Берлине. Прежде чем поделюсь с тобой информацией, ты вот что мне скажи – во что ты меня втянул? Чем занимается этот поляк, если гриф секретности – «Совершенно секретно», а к информации по работе лаборатории имеет доступ ограниченный круг лиц? – Не хотел говорить, чтобы не подвергать тебя риску: меньше знаешь, крепче спишь… – А ты не подумал, что сам интерес к Лесковскому и к его работе смертельно опасен? Я мог не вернуться во Львов, а остаться в Берлине в застенках гестапо! – Прости, Артур. Не думал, что все так круто замешано. – Помолчав, Самойлов продолжил: – Лесковский занимается созданием установки, способной излучать электромагнитные волны, подавляющие волю человека, делающие его послушным. Причем есть опытный образец. Установка проходит испытания. Но это пока предположения. А если все верно, и установка функционирует, и дальность действия приличная… Представляешь, что будет, если такую технику будет иметь Германия или еще какая-либо страна. Можно без особых усилий весь мир покорить! Но это все, что мне пока известно, – развел руками Олег. – Да-а, – озадаченно покачал головой Артур. – Тут не группу надо посылать, а войсковую операцию проводить с высадкой десанта, всего, что есть в Красной армии. Эта установка – угроза не только Советскому Союзу… Неужто в Кремле этого не понимают?! – Я думаю, что на самый верх доклад не прошел из-за боязни последствий, – высказал предположение Самойлов. – Из-за этого и хотят решить проблему малыми силами, чтобы не привлекать внимания. Мы уже третья группа, посланная для выполнения этого задания. Так что ты выяснил? Снизив голос до шепота, Артур рассказал: – В мае Лесковский был на приеме у рейхсканцлера Гиммлера, после чего по лагерям, где содержат военнопленных и гражданских лиц, прошел приказ: срочно найти польских евреев Бжезинского и Углича, как оказалось, ранее работавших с Лесковским в лаборатории, и доставить в Берлин. Нашли одного, Углича, второй к тому времени был уже ликвидирован. По приказу Гиммлера в срочном порядке была собрана группа немецких физиков и направлена во Львов в распоряжение оберста Энгельса. Туда же, с большими полномочиями, был направлен майор Шредер, присутствовавший на приеме Лесковского у Гиммлера. Вот такие дела, Олег. Поверь, информация точна, мои друзья постарались. – После затянувшей паузы спросил: – И что ты теперь намерен делать? – Выполнять поставленную задачу, – в раздумье произнес Самойлов. – Где находится лаборатория, я уже знаю. Только вот как в нее проникнуть… – Ты что, умом тронулся? Какая лаборатория? Ты представляешь, как ее охраняют? И зачем проникать, рисковать? У тебя есть связь с твоим начальством? Сообщи координаты, пришлют бомбардировщики, и все! – Да все дело в том, что нужен сам Лесковский – живой и здоровый… – Ты шутишь! Похитить ученого, столь ценного, что его охраняет гестапо… Ты в здравом уме? Это невозможно! Поверь! – Координаты я, конечно же, в ближайшее время передам, но буду искать подходы к Лесковскому, – твердо сказал Олег, – а тебе, брат, спасибо! Спасибо за информацию, за верность и дружбу! Рад, что в тебе не ошибся. – Олег сделал попытку встать, но Артур его удержал. – Во Львов сегодня железной дорогой пришло девять автомобилей с локаторами. Шеф гестапо всерьез взялся за поимку радиостанции. Так что ты поостерегись. Если сам оберст Эрих Энгельс берется за дело, результата добивается всегда. Учти это. Как мне тебя найти, если будет необходимость? – В почтовом отделении на Леси Украинки работает девушка. Зовут ее Даша. Лет до тридцати, черноволосая, кареглазая, красивая… На бланке телеграммы поставь время встречи и скажи – для Старого. Я приду. Если буду занят, придет кто-то из моих ребят. Ты их видел. – Так вас всего трое… – Чем меньше, тем лучше. Забот меньше, – попробовал пошутить Олег. – Значит, это ты со своими ребятами положил тех пятерых из комендантской роты, что были в засаде, и в эфир выходил тоже ты. И это тебя ищут… – догадался Артур. – Не найдут. Ты же знаешь, я удачливый, – улыбнулся Олег, пожимая руку друга детства. – Прощай. Увидимся ли еще – один бог знает. 5 Задача не из простых: передать информацию в центр и не попасться. Каждый предложил уже по нескольку вариантов, но все имели изъяны и были отклонены. – Я знаю, как отработать и оставить шефа гестапо с носом, – уверенно произнес Федор. – Сяду в вагон, в такой же, в котором мы добирались до Львова. Отъеду километров на двадцать. Во время движения передам радиограмму. Соскочу с поезда, припрячу передатчик и вернусь. Если на прослушке сидят грамотные слухачи, то поймут, что передача ведется в движении. Пока то да се, я уже буду во Львове. А при необходимости позже вернусь за рацией. – А это вариант! – обрадованно воскликнул Сергей. – Рацию они, конечно, засекут, не сразу, но запеленгуют. А вот что это за движущийся объект, поймут не скоро, и тем более так уж быстро не определить, что это за поезд и на каком перегоне или станции радист сошел. – Еще предложения? Нет. Тогда остановимся на этом, – утвердил план Самойлов. – Выход в эфир в среду в 16:00. У тебя, Медведь, два дня на подготовку. А мы пока прощупаем подходы к лаборатории. Чем черт не шутит! Может, и найдем лазейку… Ночью выпал снег, но к обеду растаял. – Это что, вот такая зима? – недоумевал Федор. – Декабрь заканчивается, а я только сегодня увидел снег. – Мог и вовсе не увидеть, – рассмеялся Сергей. – У вас-то снег рано ложится? – Первый как раз на день рожденья деда – десятого сентября, а на октябрьские праздники уже морозы трещат. Стоп! – остановил товарища Федор возле афишной тумбы. – Смотри. С завтрашнего дня в театре опера Вагнера, главные партии исполняют певцы берлинской оперы. Завтра премьера. Уж ее-то Арсений Лесковский не пропустит. – Возможно. Но как мы его узнаем? И Олега, как нарочно, нет. Он бы что-нибудь придумал. – Старый планировал ближе к ночи вернуться. Зря он к лаборатории один пошел. Алексей же говорил, что к усадьбе три колючки путь преграждают. Это он увидел три, потому что их по пути трижды останавливал патруль. А минные полосы, а сигналки… Мало ли чего еще установлено… – сокрушался Федор. – И усадьба в лесу, а лес – мой дом родной. Мне надо было идти. Пусть не сегодня… завтра… – Слушай, я вот что вспомнил, – оживился Сергей. – Дарья рассказывала, что Лесковского в театре видел Слуцкий, если мне память не изменяет, Богдан Самуилович. Может, сходим к Даше, узнаем, где этого Слуцкого найти? Поспрошаем, как выглядит Лесковский. – Старый не одобрит нашу самодеятельность, – с сомнением произнес Федор. – Хотя… вдруг у Слуцкого есть фото, или он подробно опишет, как выглядит этот выродок… Идем, – согласился он. До почтового отделения дошли за десять минут. Дарья за барьером была одна. На просьбу назвать адрес Слуцкого поначалу не соглашалась, но, взяв с парней слово, что они не причинят Богдану Самуиловичу ничего плохого, сообщила, предупредив, чтобы на нее не ссылались. Профессор жил неподалеку. Дверь открыл сам. Недоверчиво оглядев непрошеных гостей, требовательно спросил: – С чем пожаловали, молодые люди? – У нас к вам дело, Богдан Самуилович. Но дело особое, и не хотелось бы о нем разговаривать перед дверью, – вкрадчиво произнес Сергей. – Ах да, простите! Проходите! – широким жестом пригласил профессор. – Живу один, на беспорядок не обращайте внимания. Присаживайтесь. Я вас слушаю. Сев на старый, скрипучий, обшитый кожей, уже местами потертой, диван, Сергей начал: – Уж извините, Богдан Самуилович, я без предисловий, с вашего позволения… – Валяйте. И попроще, не люблю я этого… «с вашего позволения». С чем пришли, молодые люди? – Нам нужен Лесковский! – Вот как? – удивился профессор. – Но у меня его нет! – Да, конечно, – стушевался Сергей. – Нам известно, что вы с ним знакомы. Как он выглядит? – Зачем вам этот подонок понадобился? – Сказать не могу, но, поверьте, не чаи с ним распивать. – Верю, потому что говор у вас, молодой человек, московский. Я-то знаю… – усмехнулся профессор. – А ты чего молчишь? – обернулся он к все так же стоявшему у двери Федору. – А что говорить? Товарищ все сказал. Нам бы описание его… Каков он из себя? – О! – поднял победно перст Богдан Самуилович. – А вы, мой молчаливый друг, из-за Урала, где-нибудь из Кемерова или Новосибирска. Так? – Точно. Сибиряк я… из-под Новосибирска… – Меня, брат, не проведешь. По говору любого определю, откуда он, – повеселел профессор. – А просьбу я вашу не забыл. Ну-ка, сибиряк, подай вон тот альбом, на шкафу. Пролистнув несколько страниц, вытащил фотографию. – Мы здесь после конференции. Год 1940-й. Лесковский вот он, слева пятый. Жучара еще тот был. А сейчас… С точностью утверждать не берусь, но поговаривают, что он приложил руку к расстрелу преподавателей университета в 1941 году, вернее, к составлению списков. Такой, как он, мог. Внимательно вглядевшись в лицо, запоминая, Федор спросил: – Вы не могли бы нам ее дать? Очень нужно. – Дам, коли нужно. Профессор подошел к окну, взял с подоконника ножницы и осторожно разрезал ими фотографию. Подал только то, что от нее осталось.