– Вот Лесковский. Остальные же вам не нужны? Так? Вы парни хорошие, но осторожность не помешает, – произнес Богдан Самуилович многозначительно. – А теперь предлагаю чайку за знакомство. Спиртного нет, а чай хороший, травяной, сам летом собирал и сушил. Вечером Олег, как и обещал, вернулся. Рассказал, как он добирался до бывшей усадьбы пана Збыховца – генерала от кавалерии польской армии, ныне приспособленной под сверхсекретный объект. – Дошел только до первой линии охранения. Два ряда колючки, между ними несколько линий проволоки, видимо, сигнализация. За колючкой дорога. Патруль на автомобиле, причем, судя по наезженным колеям, контроль осуществляется часто. С какой периодичностью, выяснять не стал. Но линию преодолеть можно… – По воздуху! – встрял в рассказ Сергей. – Почти, – неожиданно согласился Самойлов. – Деревья там не вырубили, и некоторые стоят очень близко к защитной полосе. Это еще не все: за дорогой я видел таблички – «Осторожно! Мины!». Или пугают, или на самом деле минное поле, издалека этого не увидеть. Проверить можно только на месте. И это только первая защитная полоса, а что на второй, на третьей… один бог знает. Короче: идти к лаборатории через систему охраны – значит обречь порученное дело на провал! – Так что же делать? – Думать! Искать новые варианты проникновения в усадьбу. – А мы тут без тебя кое-что предприняли, – начал издалека Сергей. – Что именно? – насторожился Олег. – Ну, например, достали фотографию Лесковского и теперь знаем, как он выглядит. – Что достали? – не поверил Самойлов. – Фотографию? Каким образом? Помявшись, Сергей рассказал об опере и о посещении профессора Слуцкого. На удивление Олег на самодеятельность товарищей никак не отреагировал. Лишь в конце спросил: – Во сколько начало спектакля? – В 19:00. Но есть затруднения, – поддержал разговор Федор. – Во-первых, это уже после объявления комендантского часа, а во‐вторых – билетов на премьеру в кассах театра нет, мы узнавали. Кассирша сказала, что посещение премьеры по пригласительным. – Ясно. Придется подключать Прохорова или, в крайнем случае, поднапрячь Артура, но два билета – для меня и для Серого надо добыть во что бы то ни стало! – Почему два? А как же я?! – возмутился Федор. – А тебе завтра цыганка нагадала дальнюю дорогу… Ты что, забыл? – усмехнулся Сергей. – Выход в эфир в 16:00. – К 19:00 я вернусь, – заверил Федор, на что Самойлов безапелляционно заявил: – В театр идем вдвоем! Ты же, Медведь, обеспечь мне передачу информации по лаборатории и Арсению Лесковскому. Напоминаю: в радиограмме координаты объекта! Понял? – Да понял я, – обиженно произнес Федор и отвернулся. – Видно, не понял, – в раздражении повысил голос Самойлов. – Две группы ребят за эти координаты головы свои сложили! Да важнее дела для нас на данный момент нет! Лесковский – это дело десятое! Ты вот о чем подумай – как передавать будешь. Информации много… Текст утром напишу, зашифруешь. Продумал, где садиться на поезд будешь? Федор кивнул. – И учти, – продолжал Самойлов, – это придется тебе делать днем. Увидит кто случайно – беда! – Я все продумал, – заверил Федор. V. Сюрприз для Эриха Энгельса 1 Ближе к рассвету Федор перенес рацию к железной дороге и спрятал в полуразрушенной будке обходчика. Сам же укрылся от пронизывающего ледяного ветра неподалеку, в зияющем дырами пустом полувагоне. Отсюда было хорошо видно и будку, и основной путь, по которому выводили сформированный состав из сортировки на магистраль. Именно здесь наметил Федор посадку в вагон. Путь делал изгиб, и машинисты всегда притормаживали на этом участке дороги. В каком направлении пойдет состав, Федору было не важно. Главное – быстро передать зашифрованный текст и получить ответ, до того как немцы запеленгуют и начнут принимать меры по его поимке. В том, что все получится как задумал, у Федора сомнений не было. Одно смущало: а ну как ответа из центра придется долго ждать… Что тогда? День показался Федору вечностью. Минуты тянулись, испытывая его терпение. Он часто поглядывал на часы: уж не стоят ли? Но нет. Время текло своим чередом, медленно приближаясь к 15:00. Уже два вновь сформированных состава вышли из сортировки. Наконец показался его. Федор перебежал к будке, затянул ремни на ранце, в котором была помещена рация, и приготовился. Прошел паровоз. в окне которого он увидел мелькнувшую каску немецкого солдата, видимо, сопровождавшего машиниста поезда. Теперь его уже ни из паровоза, ни из последнего вагона не могли видеть из-за изгиба. Он пропустил несколько вагонов, груженных лесом, промелькнула теплушка караула, еще два вагона с лесом, а вот и открытая платформа, на которой закреплен растяжками автокран. Федор метнулся к вагону, зацепился руками за бортик и перекинул тело на платформу. Оглядевшись, ничего не нашел лучшего, как залезть в кабину автокрана. Из четырех только одно стекло было целым, остальные проемы закрыты кусками фанеры. «Не у деда на печи, а все-таки лучше, чем на холоде!» Федор вытянул из-за спины ранец с радиостанцией, прикинул, куда можно получше закрепить антенну и стал ждать времени выхода в эфир. Между тем состав прошел последнюю выпускную стрелку и вышел на магистральный путь. На пригородной станции состав на несколько минут остановился и пошел, отклоняясь влево. «На Варшаву! – определил направление Федор. – Это даже лучше: по пути меньше станций и больше леса…» Когда Федор начал передачу, поезд отошел от Львова на пятнадцать километров, а когда окончил – промелькнул указательный столбик с цифрой «24». Но это бы и ничего, не столь далеко от города, но спрыгивать с состава нельзя, хотя железнодорожное полотно рассекает лес, но деревья вырублены справа и слева метров на сто – сто пятьдесят. Только через шесть километров, проходя небольшую станцию, поезд замедлил движение. Выбрав момент, Федор спрыгнул с платформы и тут же юркнул, насколько позволила его массивная фигура, под вагон рядом стоявшего поезда. Затаился. Огляделся. Тихо. Хотя нет. Справа, а через минуту и слева протопали немецкие сапоги. Федор как мог прижался к колесной паре. «Вот это влип! – лихорадочно забилась мысль. – Военный состав и, судя по сжатым пружинам и выпрямившимся рессорам, с тяжелой техникой: пушками или танками! Как я смог незаметно закатиться под вагон? Видимо, часовые отвлеклись на проходящий состав. Что же делать? Ждать? Конечно, ждать! Часовых снимут перед отходом поезда… тогда можно будет попытаться выбраться из-под вагона, но на это у меня будет несколько секунд. А дальше что? Где укрыться?» Минут через двадцать на параллельном пути остановился поезд, и тут же тронулся тот, под вагоном которого прятался Федор. Размышлять было некогда. Федор выкатился из-под вагона и шмыгнул под рядом стоящий. Его спасло лишь то, что в сгущающихся сумерках он слился с тенями, колеблющимися от раскачивающихся фонарей перрона, на котором стояли десятка два пассажиров, в том числе и в военной форме. «Война! А тут как в мирное время: «Граждане пассажиры! Поезд Варшава – Львов прибывает на первый путь! – с раздражением подумал Федор и от досады, что так влип, сплюнул. – А ведь явно ожидают пассажирского. Может, рискнуть? Рацию засекли и, конечно же, поняли, что передача велась в движении. Меня будут искать в тридцати-сорока километрах от Львова, а я наоборот – навстречу». Осталось дождаться поезда… и он не заставил себя ждать. Федор незаметно приблизился к составу, подтянулся и встал на сцепку между вагонами, затем, упершись одной ногой в буфер, другую поставил на выступающую скобу и лямкой от ранца с рацией зацепился за выступающий крюк. Он проделал все это быстро, заученно, так как вагон был трофейным, а, будучи пацаном, Федор не единожды совершал подобным образом поездки от станции к станции. Да и не он один: ведь дуплинские и чулымские мальчишки выросли на железной дороге, и детские игры прошли у них между штабелей со шпалами, укладками рельс, стоявшим в тупике снегоочистителем. Через минуту поезд тронулся. Зябко! Ветер донимает, но душа поет. «Пусть теперь оберст Энгельс меня поищет! Уж во Львове-то я не попадусь!» 2 Антон Васильевич Прохоров пригласительные на премьеру достал. Ему, известному хирургу, начальник госпиталя майор Хорст отказать не мог. Но вместо Алексея с Дарьей по пригласительным прошли два немецких офицера: капитан Рихард Базель и обер-лейтенант Иохим Шток. Места оказались не ахти какие, но больше половины зала было видно. – Может, пройдемся по фойе, посмотрим на публику? – предложил Сергей, но Олег был против. – В антракте прогуляемся, а сейчас внимательно смотри на ложи. В одной из них он будет. Зал заполнялся быстро. Последними заняли ложи хозяева города: губернатор Львова Владимир Кубийович, губернатор Галиции Отто Вахер, старшие офицеры корпуса во главе с генерал-лейтенантом Зегелем, в одиночестве сидел полковник гестапо Эрих Энгельс, хотя ложа была рассчитана на четырех зрителей, еще какие-то чины, и в ложе, почти у самой сцены, среди группы военных Сергей увидел Лесковского. Тот разговаривал с рядом сидевшим майором гестапо, видимо, Шредером. Как отметил для себя Сергей, Арсений Лесковский с 1940 года нисколько не изменился, разве что лицо чуть заплыло: то ли от попоек, то ли от чрезмерного труда… Он хотел было обратить внимание на Лесковского Олега, но тот кивнул: мол, сам вижу. Ровно в семь в зале притушили свет. За пюпитром появился дирижер, раскланялся под аплодисменты и взмахнул дирижерской палочкой. Спектакль начался. Как показалось Игорю, увертюра по времени была затянутой, музыка сумбурной, скрипки не пели, а выли. Наконец занавес открылся, и показались солисты, одетые в причудливые средневековые костюмы викингов-завоевателей. Но Самойлов оперу не слушал, все его внимание было приковано к ложе Энгельса, в которую вошел офицер. Что-то сказал. После чего полковник, буквально подскочив с кресла, выскочил из ложи. Следом, уже из зала, поднялись несколько офицеров и тоже спешно вышли. – Никак что-то случилось… – послышался шепот сидящих сзади. – Просто так Эрих спектакль не покинет. Что-то серьезное. Олег и Сергей переглянулись. «Уж не по душу ли Федора такой переполох?» Олег посмотрел на светящиеся стрелки часов. «19:37! Если эта суматоха из-за передатчика, то поздно хватились! Прошло больше трех часов. За это время можно было далеко уйти». Но все равно на душе стало как-то неспокойно. С трудом Олег просидел до антракта. С последним тактом музыки он поднялся, чтобы выйти. Но следом за ним стали подниматься остальные зрители и аплодировать артистам. «Засветился! – с досадой на себя, на свой опрометчивый поступок, скривил лицо Самойлов. – Теперь, поди, не один зритель из зала обратил внимание на любителя оперы!» Зрители не спеша выходили из зала, обсуждая первый акт. Олег с Сергеем тоже прошлись несколькими фразами по фабуле задуманного автором, а сами выискивали взглядами Лесковского. Очень скоро нашли его. Он стоял под развесистой пальмой в деревянной кадушке и о чем-то громко разговаривал с пожилой парой, при том отчаянно жестикулируя. – Я в венской опере уже слышал это произведение Вагнера. О! Это было великолепно! Как пел Вайзер! Вы бы слышали!.. Увидев проходивших мимо немецких офицеров, в одном из которых признал первым поднявшегося в зале с аплодисментами, оставил собеседников и с улыбкой на лице обратился на немецком: – Прощу прощения, господа офицеры, за некоторую бесцеремонность, но я хотел бы пожать вашу руку, господин капитан! Вы чувствуете Вагнера, как и я, всем сердцем! Вагнер для меня – это все! Олегу ничего не оставалось, как пожать протянутую руку. – Прошу прощения, не представился, – показал зубы Лесковский. – Отто Шнайдер, инженер. – Капитан Рихард Базель, – в свою очередь представился Олег. – Я краем уха услышал про венскую оперу. Вы бывали в Вене? – Да, и бывал, и посчастливилось послушать великого тенора Иохима Вайзера. А вы бывали в Вене? – Увы, не пришлось… – Но вам исключительно повезло. Ровно через неделю венская опера дает спектакль здесь, во Львове, и Вайзер тоже приедет. Но об этом еще никто не знает. Вы первый, – снизив голос до шепота, доверительно сообщил Лесковский. – Я благодарен вам, господин Шнайдер. Обязательно буду!