Часть 19 из 39 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я бы с удовольствием… Но мне бы отоспаться. Ночь до того не спал, да и в Берлине вряд ли поспать придется. Мне на все про все сутки и обратно… Извини, – раздеваясь, произнес Федор. – Как-нибудь в другой раз.
– А я схожу. Не могу сидеть на месте. Наверное, и не засну сегодня…
Застегнувшись на все крючки и пуговицы, Шульц Крисман вышел из купе.
«Наконец-то, – облегченно вздохнул Федор. – Еще час… и я бы его прибил. Говорит и говорит… Как он только не устает?»
Федор укрылся одеялом и смежил веки.
Времени на подготовку было мало. Он даже толком не изучил Лиссабон и лишь несколько фраз заучил по-французски и испански. Так, на всякий случай. Берлин знал тоже не очень, а ведь в нем предстояло жить. Сколько? Никто не мог бы ответить на этот вопрос. И что особенно настораживало Федора – задание было каким-то расплывчатым… Прибыть в Берлин, устроиться в доме Кристины Фишман, встретиться с женой Гельмута Шранка Гертрудой, ждать прибытия Сергея…
«А дальше что? – укрывшись с головой одеялом и отвернувшись к стене, размышлял Федор. – Почему полковник Воскресенский не конкретизировал задачу? Не доверяет? Вряд ли… Не отправлял бы в Германию… Тогда что? Побоялся, что если я где-то проколюсь и меня схватит гестапо, то не выдержу пыток? Так я не дамся! Уже решил для себя! И Олег… Где он? Воскресенский сказал, что в Германии, а где? В Берлине?..» Терзаясь мыслями, Федор уснул, да так крепко, что даже не проснулся из-за шумно возвратившегося соседа по купе Шульца Крисмана.
Утром вежливый и услужливый проводник вагона, постучав в двери, сообщил, что через час поезд прибывает в Берлин, и спросил: будут ли господа офицеры пить чай. На что чуть разлепивший глаза Шульц выкрикнул:
– Заткнись! Дай поспать!
Но спать обер-лейтенанту не пришлось. Федор поднялся, быстренько привел себя в порядок и принес в купе четыре стакана горячего чая.
– Вставай, герой! – со смехом произнес он. – Лечить чаем голову тебе буду! Эй, Шульц, просыпайся!
Берлинский вокзал встретил Федора гомоном толпы и грохотом бравурных маршей. Прощаясь, Шульц предложил:
– Иоганн, поехали ко мне в гости.
– Благодарю, но не могу… У меня дела, – отказался Федор.
– Закончишь с делами, приходи… Адрес я тебе записал, – подавая Федору листок, настаивал на своем Шульц. – Тебе когда обратно?
– Думаю завтра возвращаться.
– А где ночевать будешь?
– У знакомых, не волнуйся…
– Слушай, приходи ко мне. Познакомлю с родителями, с Хильдой, а…
– Постараюсь, но обещать не буду. Как дела сложатся, – крепко пожимая руку, попрощался с летчиком Федор. – До встречи!
Федор быстро направился на выход из вокзала, краем глаза заметив, как к стоявшему обер-лейтенанту направляется патруль. «Как я вовремя! – подумал Федор. – Не хватало еще разбирательств в первые минуты нахождения в Берлине. Так, где там моя сестричка Кристина? Заждалась, поди?» – усмехнулся Федор и не спеша направился к трамвайной остановке. В голове стала всплывать карта города с улицами и площадями, трамвайными и автобусными маршрутами, станциями метро. «Итак, трамваем до Триумфальной площади, через сквер на Моцартштрассе и автобусом до Олимпийского стадиона, а там пройти всего два квартала…»
Дом оказался двухэтажным, из серого камня, покрытого красной черепицей, с небольшим двориком и садом. Федор еще раз уточнил адрес и нажал на кнопку звонка слева от железной двери, замыкавшей высокую, также железную витую ограду. Хлопнула дверь, и по выстланной камнем дорожке зацокали подковки. К калитке приближался высокого роста, крепкого телосложения мужчина.
– Вы к кому? – спросил он требовательно.
– А вы, собственно, кто? – в свою очередь поинтересовался Федор. – Почему я вас не знаю?
– Я служу в этом доме. Так вы не ответили, к кому вы?
– К себе, я здесь живу! Вернее, жил раньше. Так что открывайте живее, мне не терпится обнять свою сестру. Я Карл!
– Прошу простить, но я обязан доложить о вашем прибытии.
Вскоре из двери выскочила молоденькая девушка и с криком: «Карл! Карл вернулся!» поспешила к калитке. Щелкнул замок, и девичьи руки обвили шею наклонившегося к сестре сибирского богатыря.
– Дай-ка я на тебя посмотрю, – отстранилась от него девушка. – Сколько прошло? Три года?
– Почти четыре, – уточнил Федор.
– Четыре… а заматерел-то как, не узнать. Пойдем, пойдем скорее в дом. А то я выскочила, как была. Холодно, – повела плечами девушка. Проходя мимо замершего у входа крупного мужчины, представила: – Это Зигфрид. Наш и дворецкий, и садовник, и охранник, и водитель… А его жена Марта помогает мне по дому и готовит еду. Ну, проходи… Какой ты большой… Я не ожидала!
Только в доме, сев в предложенное кресло напротив Кристины, Федор смог разглядеть девушку. Невысокого роста, стройная, светловолосая, с голубыми глазами, правильными чертами лица. Когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки, отчего лицо становилось еще более миловидным и озорным.
Взяв его за руку, как любящая, давно не видевшая брата сестра, она участливо спросила:
– Ты давно в Берлине?
– Только с поезда.
– А как там наш дядюшка Артур?
– Тебе кланяется. Весь в заботах. Он же недавно женился. Четыре года жил вдовцом, а по осени сделал предложение своей соседке по поместью Маргарет…
– Это той черноглазой малышке, что не раз приезжала в нам в гости?..
– Да, только она уже не малышка. Девятнадцать! А это уже возраст…
– Да будет тебе, возраст… Мне вот двадцать два, а я чувствую себя девчонкой, – рассмеялась Кристина. – Так, – вставая, она потянула его за руку, – пошли, я покажу тебе твою комнату. Там все без изменений… Это на втором этаже. Моя комната рядом. Прислуга живет в отдельном домике, еще увидишь. Сейчас помоешься, переоденешься… У тебя есть во что? А то Карл пониже и помельче тебя…
– Не беспокойся… Есть.
– После обеда Зигфрид и Марта уходят к себе, я тебе покажу дом, гараж, прогуляемся по саду. Он небольшой, но ухоженный, и мне очень нравится в нем гулять. Я ведь мало куда выхожу… Вот и пришли, – Кристина остановилась перед дверью. – Входи…
На следующий день Федор направился по указанному адресу. Дом Гельмута Шранка был небольшим, двухэтажным, стоящим в ряду таких же серых от прошедшего ночью дождя домов. Двери открыла девочка лет пяти: светленькая, сероглазая, остроносая. Задрав голову, спросила:
– Вы кто? Человек-гора?
Федор присел.
– Нет. Я знакомый твоего папы. А ты Эльза. Я тебя сразу узнал…
– Вот и неправда, – рассмеялась девчушка. – Как вы меня можете узнать, если я вас не знаю.
– По фотографии. Мне твой папа тебя показывал.
– Эльза, закрой дверь! – донеслось из глубины коридора.
– Мамочка! – отозвалась девочка. – К нам дядя от папы!
– Какой дядя? – К двери подошла высокая строгая женщина в сером платье и белом переднике.
«Словно прислуга», – сравнил Федор жену Гельмута с Мартой.
– Вы от Гельмута… Проходите… Я сейчас, – прислонилась она к дверному косяку. – Эльза, проводи гостя в комнату. Да куда же вы? – остановила она Федора. – Разденьтесь…
Вслед за непрерывно говорившей девочкой Федор проследовал в большую светлую комнату.
– Вон папино кресло. Мама не дает на нем прыгать, а так хочется. И вам в него садиться нельзя. Мама заругает. А у вас есть дочка? Нет? А нас у мамы с папой двое: еще есть Анна. Она старше меня и воображала. В школу ходит. А я на следующий год пойду.
– Эльза, помолчи… Она вас еще не утомила? – С грустной улыбкой на лице в комнату вошла Гертруда. Она села напротив Федора. – Вы знали Гельмута?
– Да. Немного. Всего две недели. В конце прошлого года…
– Как! – удивленно вскинулась Гертруда. – Я получила на него уведомление от командования полка, где он служил, что мой муж погиб в ноябре 1941 года.
– Нет. Он умер от болезни в декабре 1942 года. Гельмут умер у меня на руках, – тихо произнес Федор, многозначительно поглядывая на Эльзу.
– Доченька, быстренько приберись в своей комнате, покажешь ее дяде…
– Отто, – подсказал Федор.
– Покажешь ее дяде Отто. – И, когда девочка убежала, Гертруда спросила: – Как это было?
– Вот, – протянул Федор фотографии и листы бумаги. – Здесь письмо для вас и для ваших родителей. Гельмут просил передать на словах, что все время только и думал о вас, как он сказал: «Моих девочках – Гертруде, Анне и Лизи», и просит прощения у ваших родителей…
– Да, да… – Гертруда схватила протянутые листки и быстро вышла из комнаты. Минут через двадцать она вернулась. – Вы простите, что заставила вас ждать. Ведь мы оплакали Гельмута еще год назад, а он все это время был жив… Я не спрашиваю, где вы с ним познакомились, но скажите, он мучился?.. У него слабые легкие… Я догадываюсь, от чего он умер…
– Да, Гельмут просил не говорить вам, фрау Гертруда. Умер он неожиданно, легко, с улыбкой на губах. Видимо, думал о вас… – соврал во благо Федор.
– Спасибо вам, – утирая слезы, тихо проговорила Гертруда. – Письмо родителям я передавать не буду. Мы не знаемся уже давно… с тех самых пор, как Гельмут повздорил с отцом…
– А как же вы живете?
– Как все… Вдовам нелегко живется, но мы держимся… Я работаю. Теперь все работают… Время такое… Вы пообедаете с нами?
– Спасибо, мне надо идти. Как-нибудь в другой раз.
– Вы ведь не берлинец… У вас акцент какой-то странный. Но дело не в этом. Если вам негде остановиться в Берлине… у нас большой дом. Есть пустующие комнаты…