1 Алан проскользнул в кабинку закусочной «Перекуси у Нан» и уселся напротив Полли. Ему стоило только взглянуть на нее, чтобы понять, что боль не утихла. Мало того: Полли пришлось принимать перкордан и днем, а это случалось очень и очень редко. Он понял это еще до того, как она заговорила и он услышал ее голос; понял, едва взглянув ей в глаза — они изменились. В них появилось какое-то болезненное сияние. Он научился распознавать его… распознавать, но не принимать. Ему это очень не нравилось. Он даже подумал, а вдруг она уже успела «подсесть» на эту гадость. Хотя в данном конкретном случае такую зависимость от лекарств следует считать одним из многих побочных эффектов лечения: что-то подобное предполагалось, врачи знали об этом и даже, наверное, записали в историю болезни, после чего благополучно забыли — из-за главной проблемы, которая заключалась в том, что Полли постоянно жила с болью, которую он, Алан, вряд ли сможет себе представить. Такой вот простой и безжалостный факт. — Как дела, красавица? — спросил он, очень стараясь, чтобы его голос не выдал его мрачных мыслей. И у него вроде бы получилось. Она улыбнулась: — Сегодня был интересный день. Очедь даже индересдый, как говорил тот парень из «Вокруг смеха». — Ты еще не такая старая, чтобы помнить эту передачу. — Старая-старая вешалка. Кто это, Алан? Он проследил за направлением ее взгляда и успел заметить женщину с каким-то прямоугольным свертком, которая прошла мимо окна закусочной. Ее взгляд был направлен куда-то вдаль, и шедшему навстречу мужчине пришлось отскочить в сторону, чтобы не столкнуться с ней. Алан быстро перебрал в голове имена и лица и вычленил информацию «неполную и частичную», как сказал бы Норрис, обожавший полицейскую терминологию. — Это Эванс. Мейбл или Мевис, что-то в этом роде. Жена Чака Эванса. — У нее такой вид, будто она только что хорошенько курнула панамской марихуаны, — заметила Полли. — Мне даже завидно. Сама Нан Робертс подошла к ним принять заказ. Она была ярой баптисткой и состояла в «Воинстве Христовом» преподобного Уильяма Роуза, и на левой груди у нее был приколот маленький желтый значок. Это был уже третий, увиденный Аланом за сегодняшний день, а сколько их еще будет… На значке был изображен игральный автомат в черном круге, перечеркнутый красной диагональной линией. Никаких лозунгов или призывов; мнение носившего этот значок относительно «Ночи в казино» было понятно без слов. Нан была симпатичной женщиной среднего возраста с пышным роскошным бюстом и сладеньким личиком, сразу напоминавшем о маме и яблочном пироге. По мнению Алана и его помощников, яблочный пирог в закусочной у Нан был выше всяких похвал и особенно — с тающей сверху щедрой порцией ванильного мороженого. Однако многие бизнесмены — в частности, агенты по недвижимости — поимели массу разочарований, рассудив, что характер Нан соответствует ее «сладкому» облику. За милым личиком скрывался беспощадный и хваткий делец, а под пышной громадой груди, в том месте, где у людей обычно располагается сердце, была только стопка бухгалтерских книг. Нан владела немаленькой долей недвижимости в Касл-Роке, включая по крайней мере пять офисных зданий на Главной улице, и Алан ни капельки не сомневался, что теперь, когда папаша Мерилл почил в бозе, Нан Робертс стала самой богатой особой в городе. Нан напоминала Алану одну мадам из борделя в Утике, которую он однажды арестовал. Эта женщина предложила ему взятку, а когда он отказался, она очень добросовестно и всерьез попыталась вышибить ему мозги птичьей клеткой. Причем обитатель клетки — золотушный попугай, любивший повторять задумчиво-печальным тоном: «Имел я твою матушку, Фрэнк!» — в этот момент находился внутри. Иногда, замечая, как Нан хмурит брови, Алан чувствовал, что и она тоже способна на что-то подобное. А то, что Нан — которая в последнее время не занималась ничем, кроме кассы, — решила лично обслужить шерифа графства, казалось ему вполне естественным. Это было проявление особого внимания, и на то были свои причины. — Здорово, Алан! — сказала она в своей обычной грубоватой манере. — Тыщу лет тебя не видела. Где ты пропадаешь? — А, где только не пропадаю, — ответил Алан. — Там не пропадаю, тут не пропадаю. — Ну, ты уж не забывай старых друзей. — Нан одарила его сияющей материнской улыбкой. Алан машинально отметил, что надо общаться с Нан долго-долго, чтобы заметить, что хотя она и улыбается постоянно, ее глаза улыбаются очень редко. — Заходи к нам почаще. — Так зри же! Аз есмь тут! Нан разразилась громким, заливистым смехом, так что люди у стойки — в основном лесорубы — заинтригованно покосились в их сторону. А позже, подумал Алан, они расскажут друзьям, что своими глазами видели, как Нан Робертс запанибрата болтала с шерифом. Как с лучшим другом. — Кофе, Алан? — Да, пожалуйста. — А к кофе, может быть, пирога? Домашний… яблоки из Швеции, с фермы Мак-Шерри. Вчера собрали. Хорошо еще, что она не сказала, что собирала их лично, подумал Алан. — Нет, спасибо. — Уверен? А ты, Полли? Полли покачала головой. Нан пошла за кофе. — Ты ее недолюбливаешь, да, Алан? — тихо спросила Полли. Его удивил этот вопрос — не то чтобы понравился не понравился, — просто удивил. — Нан? Да нет, нормально я к ней отношусь. Просто я предпочитаю знать, что человек собой представляет на самом деле. — И что ему нужно? — Нет, на это я и не замахиваюсь, — рассмеялся Алан. — Знать хотя бы его намерения — это уже хорошо. Она улыбнулась — ему очень нравилось, когда она улыбалась, — и сказала: — Мы еще сделаем из тебя настоящего философа-янки, Алан Пангборн. Он коснулся ее руки — на людях она постоянно носила перчатки — и улыбнулся. Нан вернулась с чашкой черного кофе и пузатым кофейником, поставила все на стол и тут же исчезла. Этого у нее не отнимешь, подумал Алан, всегда ведь чувствует, чертовка, когда сказаны все любезности и соблюдены все формальности. Далеко не все люди с интересами и амбициями Нан знают, как вовремя остановиться. — Так, — Алан отхлебнул кофе, — а теперь расскажи мне про свой интересный день. Полли вкратце пересказала свои с Розали Дрейк утренние наблюдения: Нетти Кобб на пути к «Нужным вещам», ее сомнения перед дверью магазина — и как в итоге она все-таки собралась с духом и вошла внутрь. — Но это же здорово, — сказал Алан. Он действительно обрадовался. — Да, но это еще не все. Она вышла оттуда с покупкой! Я никогда раньше не видела Нетти такой довольной. Она как будто… парила. Да, не шла, а парила — вот подходящее слово. Ты же знаешь, какая она обычно робкая и зашуганная. И всегда бледная. Алан кивнул. — Так вот, у нее был румянец во всю щеку, и волосы были вроде как растрепанные, и она даже несколько раз рассмеялась. — Ты уверена, что они там занимались только покупками? — Алан театрально закатил глаза. — Не говори глупостей, — нахмурилась Полли так, как будто сегодня утром она не высказывала ничего похожего в разговоре с Розали. — В общем, она дождалась, пока ты уйдешь, потом вошла и показала нам, что купила. Ты видел ее коллекцию вещиц из цветного стекла? — Впервые слышу. В этом городе все-таки есть кое-что, что прошло мимо моего внимания. Немного, конечно, но есть. Хочешь — верь, хочешь — не верь. — Коллекция у нее маленькая — около полудюжины предметов. Большая часть досталась ей от матери. Как-то она мне сказала, что их было больше, но кое-что разбилось. Так вот, она купила очень красивый абажур из цветного стекла. Настоящее чудо. С первого взгляда я даже решила, что это «Тиффани». Это, конечно, не так. Нетти не может позволить себе настоящий «Тиффани». Но абажур просто великолепный. — А сколько она за него заплатила? — Я не спрашивала. Но готова поспорить, что чулок, где она хранит деньги, изрядно поистощился. Алан нахмурился: — Ты уверена, что ее не надули? — Послушай, Алан, почему ты всегда такой подозрительный? У Нетти, может быть, не все дома, но в цветном стекле она разбирается — будь здоров. И раз она говорит, что купила абажур почти даром, значит, так оно и есть. Она была так счастлива! — Ну что ж, замечательно. «Счастливый билет». — Что? — Так назывался один магазинчик в Утике, — пояснил Алан. — Давным-давно. Я тогда был совсем маленьким. «Счастливый билет». — И как? Нашелся там твой счастливый билет? — поддразнила Полли. — Понятия не имею. Я туда ни разу не заходил. — А мистер Гонт, кажется, уверен, что для меня у него будет счастливый билетик. — Что? Ну-ка, ну-ка, рассказывай! — Нетти принесла мой контейнер для пирогов, и внутри была записка. От мистера Гонта. — Она пододвинула Алану свою сумочку. — Посмотри сам, а то я сегодня с застежкой не справлюсь. Он на секунду забыл о записке. — Что, так плохо? — Плохо, — просто ответила Полли. — Бывало и хуже, но врать не буду… сейчас очень плохо. Всю неделю, как похолодало. — Ты собираешься к доктору Ван Аллену? Она вздохнула: — Пока нет. Я надеюсь, что скоро должно полегчать. Каждый раз, когда боль становится невыносимой, так что я готова на стену лезть, все проходит само собой. Так было всегда. Но наверное, когда-то должен настать момент, когда боль возьмет да и не отпустит. Если к понедельнику не полегчает, я пойду к врачу. Хотя он мне ничем не поможет, разве что выпишет рецепт. Алан, я не хочу привыкать к сильным лекарствам, пока еще могу держаться. — Но… — И хватит, — мягко прервала его Полли. — На сегодня об этом хватит, договорились? — Как скажешь, — неохотно уступил Алан. — Прочти записку. Она очень милая…