Интересно, как там Вадик? Сходил к врачу все-таки или по давней своей привычке забил на неприятное происшествие? И на меня. Может, напился в тесной компании, пожаловался народу, что я, тварь этакая, неблагодарная, сгинула, не сказав на прощанье ни словечка. Кто еще вспомнит? Танька, на которую теперь и моя смена ляжет? Пациенты мои, вернее, их хозяева, наверняка недобрым словом, ведь безответственно это – бросать их без предупреждения. Мать… Она, пожалуй, вспомнит обо мне, когда поймет, что жрать нечего. И то не факт… Жильцы, занявшие бабкину квартиру, – им с маменькой будет проще дело иметь, чем со мной. Та-то давно не в том мире живет. Я тряхнула головой. Нет, не думать. Это все стресс, который не мешало бы заесть, раз уж в кармане моих джинсов завелась мелочовка. И плевать, что кошель этот был брошен папулей, не иначе как в остром приступе родительской любви. Ни слова не сказал. Взглядом смерил. Кошель швырнул. И гордо удалился… сволочь. Бабку я так и не увидела, полагаю, к счастью, ибо договоренность договоренностью, а не нравилась она мне. Заочно, так сказать. Амелия извиняться за свой фокус не стала и вообще сделала вид, что ничего такого особенного не произошло. Зато озаботилась моим гардеробом, что, как по мне, лучше всяких там прощений. На Амелию я, странное дело, не злилась. У нее был свой интерес, у меня – свой, а как уж оно получилось, так никто не обещал, что легко будет. Итого, у меня имелась вместительная сумка, кошелек с парой сотен местных талеров как в бумажном, так и в металлическом воплощении. Связка книг, по словам Амелии, совершенно необходимых мне, и острое желание чего-нибудь сожрать. Принюхавшись, я двинулась по коридору. А что… внушительно. Серые стены. Портреты в золоченых рамах. Окна и тяжеленные шторы неопределенного цвета. Узорчатый свод. Изредка – статуи… Со зверем я попрощалась. Обняла и поцеловала в теплый нос, сказав: – Если получится, то свидимся. А нет… спасибо за все… Тепло, окутавшее ладони, было ответом. – Надо же, – Амелия, единственная, кто вызвался проводить меня, действительно удивилась. – Он давно уже не отзывался. – Кто? – Хранитель рода. Что ж, значит, такова судьба… Объяснять она не стала, а я не стала задавать вопросы. Признаться, меня куда больше беспокоило грядущее поступление. Я вздохнула. Вот и… Столовая. Студенческая. Не сказать, чтобы огромная, не сказать, чтобы нарядная. Все же местные жители явно тяготели к серости и камню. Единственным украшением стен можно было считать прожилки строительного раствора и темные пятна, попадавшиеся то тут, то там. Столики. И до боли знакомая длинная лента. Раздача. Касса. И печальная тетка, выщипывающая брови. – Новенькая? – она отерла пинцет о рыжий фартук и провела мизинцем по остатку брови. – Куда? – Целители… если подготовку пройду. – А… из поздних? – Вроде того… – Чьих будешь? – ее любопытство было ленивым и незлым, а потому я пожала плечами и честно ответила: – Похоже, что ничьих… А кормили вполне сносно. За полторы монеты я получила миску супа-пюре, жаркое с гарниром из жареной моркови, сок и булочку. – Ешь скорей, – посоветовала тетенька. – А то скоро понабегут… И оказалась права. Я уже доедала суп, медленно, смакуя каждую ложку – все-таки вкус был довольно необычен, что-то ореховое и острое одновременно, когда раздался протяжный гудок. И столовая наполнилась людьми. Что сказать… А ничего, почему-то мне представлялось, что этот университет будет чем-то особенным, а на деле… те же люди. Ни мантий. Ни метел. Ни волшебных палочек за поясом. Обычные студенты… суетливые, шумные, спорящие и пытающиеся одновременно протиснуться поближе к раздаче и доказать другим, что их здесь не стояло. – Не занято, – то ли спросил, то ли поставил в известность патлатый парень в драных джинсах. А я уж, право слово, начала думать, что их в этом мире и вправду не носят. Я пожала плечами. Желания заводить знакомства у меня не было. Я вообще с людьми сходилась туго, медленно, а расходилась быстро и болезненно. – Новенькая? – он ел быстро, широко расставив локти, будто опасаясь, что кто-то польстится на миску с супом и горку жареного мяса. – Куда? – К целителям. – И что, взяли? – А не должны были? – в моей душе шевельнулись нехорошие подозрения. – Вообще-то на подготовительный пока, а потом… по результатам… – А… – протянул парень, облизывая ложку. – Они полукровок не любят. И, дернув длинным носом, добавил: – Их нигде не любят. Очаровательно. А предупредить меня… с другой стороны, никто не обязан предупреждать. С третьей же… не любят? Плевать, лишь бы жить не мешали. Помнится, в прошлой моей группе меня тоже не больно-то жаловали. Пережила. С четвертой… – А с чего ты решил, что я… – Полукровка? – парень пил компот, смачно прихлебывая. – Так… по потокам видно. Основные – явный аххари… Знать бы еще, кто это такие. Или что это такое? – …А вот второго и третьего ранга нетипичны. Так только у полукровок бывает. Ты уже заселилась? – А не видно? – я пнула сумку, стоявшую у стены. – Вот… пойду. – Ага, – он задумался и, дернув себя за длинную прядку, сказал: – Провожу. Сперва я думала отказаться: ни к чему мне новые знакомства, я еще со старыми не разобралась толком, но позже представила себя блуждающей по территории универа в поисках сначала ректората, потом общежития, и что-то подсказывало, что полукровок не любят не только студенты. – Спасибо. – Сочтемся.