– Значит, он был геем? Вот только как он связан с исчезновением сестер Бетани? – Как говорится в статье, он долгое время работал учителем музыки в окружных и городских школах. В семьдесят пятом году преподавал в начальных классах школы Рок-Глен, где училась Санни. По выходным давал небольшие концерты в «Секьюрити-сквер» – продавал органы в одном из музыкальных магазинов. – Черт, учителя и копы, мы трудимся на благо общества, но все равно приходится подрабатывать. Ничего в этом мире не меняется, а? Уиллоуби посмотрел на гостя пустым и непонимающим взглядом, и тот вспомнил, что он был богат, а значит, никогда и не знал, каково это – едва сводить концы с концами на зарплату полицейского. Как мило с вашей стороны. – Вы с ним тогда разговаривали? – спросил Кевин. – Конечно. Он сказал, что видел Хизер в то утро. Она была среди толпы, слушала, как он играл пасхальные песенки. Точнее, одну песенку. Не думаю, что пасхальный репертуар так уж богат, кроме разве что «Пасхального парада», ну и иногда еще песни про Робина. Инфанте мало заботила нехватка тематических песен на Пасху. – Вы сказали, что он был учителем у Санни. Откуда тогда он знал Хизер? – Вся их семья приходила на школьные концерты и все такое. Бетани всегда поддерживали друг друга. Точнее, Дэйв Бетани поддерживал. Так или иначе, Пинчарелли видел Хизер в тот день в толпе. К ней подошел парнишка лет двадцати – он схватил ее за руку и начал кричать на нее, а потом так же быстро ушел. – И учитель заметил все это, пока играл «Пасхальный парад»? Честер улыбнулся и кивнул: – Точно. По выходным в молле было очень людно и шумно. Невозможно все вот так заметить, если ты только не… – Не следил за девочками с самого начала. Но он ведь гей? – По крайней мере, так думаю я. Инфанте просто убила эта фраза. Этот старик так пафосно разговаривал, причем без тени самоиронии или насмешки! Под всей этой кучей дерьма, должно быть, скрывался отличный полицейский, иначе коллеги в одночасье разодрали бы его в клочья. – Так какое дело было гомосексуалисту до двух девочек? – Ну, во-первых, преступление необязательно носило сексуальный характер. Это очевидный, но не единственный вывод. За несколько лет до исчезновения девочек у нас в округе произошел случай, когда мужчина убил девушку из-за того, что что-то в ее поведении напомнило ему о матери, которую он ненавидел. Так вот, мне не раз приходила в голову мысль, что Хизер могла что-то видеть. Что-то, чего сама не поняла, но что изрядно напугало учителя. Раз он был геем, то вполне вероятно, что она застала его с кем-то наедине, и он испугался, что может потерять работу, если все вдруг узнают… – Но как получилось, что пропали сразу обе девочки? Уиллоуби вздохнул: – Я уже не один год задаюсь этим вопросом. Почему сразу обе? И как вообще он смог украсть двоих одновременно? Если это все-таки был учитель, он мог сначала забрать Хизер и запереть ее, например, в своем фургоне. Затем вернуться в молл и найти Санни. Здесь у него было огромное преимущество. Он ведь был ее учителем, значит, она его знала и доверяла ему. Если бы он сказал ей пойти с ним, она сделала бы это без всяких раздумий. – Вам не удалось уличить его во лжи? Может, где-то в его истории были несостыковки? – Нет. Он был вполне логичен и последователен, хотя все лжецы логичны. Может быть, в тот день какой-нибудь подросток отсасывал у него в туалете, и он испугался, что эта правда всплывет. Так или иначе, ничего нового мы от него не добились, а теперь он мертв. – Полагаю, вы проверили родителей, как бы абсурдно это ни звучало? – Родителей, соседей, друзей. Вы найдете все в досье. Поступали звонки от мошенников, которые утверждали, что девочки у них. Естественно, никого у них не было. Впору было поверить в сверхъестественные силы или в похищение пришельцами. – Раз уж вы так внимательно читаете некрологи… – Однажды и вы будете их внимательно читать. – Уиллоуби одарил собеседника снисходительной и чертовски раздражающей улыбкой. – Гораздо раньше, чем думаете. – Полагаю, вам известно, живы ли родители девочек? У меня нет на них информации, а мои навыки работы с компьютером довольно посредственны. Если бы у них была судимость, было бы проще, а так… – Дэйв умер в тот год, когда я ушел на пенсию, в восемьдесят девятом. Мириам переехала в Техас, а затем в Мексику. Какое-то время она присылала мне открытки на Рождество… Честер встал и подошел к тщательно отполированному письменному столу, который Инфанте сперва принял за дамскую тумбочку, так как тот был очень миниатюрным и непрактичным – дюжина маленьких ящиков и крошечное письменное пространство, на котором не поместится даже компьютер. Старому копу нужно было напоминать о досье, но он точно знал, где у него хранилась рождественская открытка. «Господи, – подумал Инфанте, – плевать, что говорит Ленхард! Надеюсь, мне никогда не придется распутывать подобное дело». Тут он представил, как сам через тридцать лет сидит в продавленном кресле с такой же картонной коробкой у ног, как передает эту коробку другому детективу и рассказывает ему о Джейн Доу и о том, как она пару дней их обманывала, но затем они вывели ее на чистую воду. – Конверт я уже давно выбросил, так что если вам нужен обратный адрес, сказать вам его я не смогу, – снова заговорил Честер. – Помню только название города – Сан-Мигель-де-Альенде. Вот, видите? Она упоминает его здесь. Кевин принялся изучать открытку. Кусок плотного зеленого картона, вырезанный в виде голубя. Внутри красными чернилами было напечатано «Feliz Navidad»[18], а внизу – пара строк, выведенных от руки: «Надеюсь, письмо не затеряется в пути. Сан-Мигель-де-Альенде – теперь мой дом, к лучшему оно или к худшему». – Давно вы его получили? – спросил молодой человек. – Примерно пять лет назад. Инфанте присвистнул: – Двадцать пять лет после исчезновения. – В случае с Мириам это вряд ли имеет значение. Она старательно стремилась избавиться от воспоминаний и жить дальше. С Дэйвом все было наоборот. Не проходило и дня, чтобы он не оплакивал девочек. – Значит, Мириам уехала из Штатов после его смерти? – После?.. О нет, прошу прощения, я не так выразился. Говорю тут, как будто вам известно все, что я знаю сам. Тем более вы ведь только недавно начали расследовать это дело. Мириам и Дэйв расстались чуть больше чем через год после исчезновения девочек, и с тех пор Мириам носит свою девичью фамилию – Толс. Правда, их брак уже давно шел наперекосяк. Дэйв мне нравился, я даже, по правде говоря, считал его своим другом, но он совершенно не ценил Мириам. Инфанте вертел открытку в руках, пристально глядя на старика. «Зато ты ее ценил, не так ли?» Вряд ли это чувство невыполненного долга заставляло Уиллоуби столько лет хранить открытку в письменном столе. Интересно, как выглядела мать девочек теперь? Такая же маленькая симпатичная блондинка, какими были ее дочери? Определенный тип полицейских – парни вроде Честера – с радостью примут в свои объятия хорошенькую убитую горем женщину. – Полагаю, все их медицинские карточки здесь? – продолжил детектив расспросы. – Те, что есть, здесь. – В каком смысле? – У Дэйва было… хм… своеобразное отношение к врачам. По его мнению, чем меньше к ним обращаешься, тем здоровее будешь. Насколько я понимаю, девочкам не делали ни тонзиллэктомию[19], ни рентген. Он считал, что даже маленькая доза радиации очень опасна. – То есть… «Черт бы меня побрал!» – мысленно выругался Кевин. – Именно. Есть только стоматологическая карта с рентгеновскими снимками, которые сделали, когда Санни было девять, а Хизер – шесть. Вот и все. Ни записей от стоматолога, ни анализов крови, даже печатей никаких не было. У Инфанте не было вспомогательных средств, которые были у детективов в 1975 году, не говоря уже о 2005-м. – Что-нибудь посоветуете? – спросил он, снова закрыв коробку. – Если под давлением фактов, которые вы почерпнете из досье, история этой вашей Джейн Доу не развалится, найдите Мириам и привезите ее обратно. Уверен, материнский инстинкт поможет ей узнать дочь даже через столько лет. «Ага, и заодно у тебя появится возможность взглянуть на свою старую любовь. Ты же теперь как-никак тоже вдовец», – усмехнулся про себя Кевин. – Что-нибудь еще? – спросил он вслух. Уиллоуби покачал головой: – Нет, я… если бы вы только знали, что я почувствовал, снова увидев эту коробку. Нездоровое ощущение. Все, что я могу сделать, – так это дать вам это досье, а не упрашивать поехать с вами в больницу и допросить женщину. Я так много знаю о девочках, об их жизни, особенно о том последнем дне. В некотором смысле о них я знаю больше, чем о себе. Пожалуй, я знал их слишком хорошо. Что ж, быть может, вам свежим взглядом удастся заметить то, что все эти годы было прямо у меня под носом. – Если хотите, я могу держать вас в курсе дела. Звонить вам время от времени и сообщать, как продвигается расследование. – Хорошо, – сказал Честер с сомнением в голосе, будто не был до конца уверен, что все действительно хорошо. Инфанте чувствовал себя парнем, который уговаривает выпить знакомого, давно поклявшегося с этим завязать, но до сих пор не сильно преуспевшего в этом. Ему стоило оставить старика в покое. Он подумал, что Уиллоуби будет рад снова взяться за расследование старого дела, но тот смотрел в окно и с любопытством изучал небо. Казалось, сейчас его больше волновала погода, чем давно пропавшие сестры. Глава 14 – Хизер… – Что, Кэй? Лицо Хизер просветлело, как только она услышала свое имя. Это означало, что она снова дома. Зачем она так долго пряталась? Где же она могла быть, что могло с ней такого случиться, почему она столько лет не хотела – или, быть может, не могла – признавать своего имени? – Как бы мне ни хотелось оставить тебя в покое, нам нужно кое-что прояснить. Я имею в виду оплату твоего лечения, страховку… – стала объяснять Салливан. – Страховка у меня есть. Правда. Так что можешь не переживать, лечение будет оплачено. Вот только я пока не могу сказать тебе номер счета… – Конечно, я понимаю, – кивнула Кэй. Она так часто произносила эти слова, что они ей уже приелись. «Конечно, я все понимаю», – многие так говорят, но лишь в редких случаях это оказывается правдой. – Честно говоря, я ничего не понимаю, Хизер. Что бы ни произошло, ты ведь здесь жертва в любом случае. Неужели ты боишься? От кого ты пытаешься спрятаться? Возможно, тебе стоит поговорить со специалистом из психиатрического отделения, с кем-то, у кого есть опыт работы с посттравматическими расстройствами. – Я уже говорила с каким-то странным коротышкой. – Пациентка скорчила гримасу. Кэй не могла не согласиться с таким определением Шумайера. – Он только провел базовый психотест, – заметила она. – Но если ты вдруг захочешь… поговорить с ним о чем-то другом, я могу это устроить.