— Алёна… — Не подходи ко мне! — выпалила она, и отошла чуть дальше. — Не надо! А я хотел не только подойти. Я хотел куда большего, и не собирался останавливаться. Только я сделал шаг в её сторону, как внезапно в двери кабинета постучали. Воспользовавшись моментом, Алёна схватила свою сумку, и бросилась к двери. Я же остался стоять посреди кабинета. Во мне всё ещё бурлило неудовлетворённое желание, и это было видно невооружённым глазом, стоило только взглянуть на мои брюки. Схватив какую-то папку, я прикрыл ей причинное место, и пошёл к двери. За ней маячил Карпов. — Тебе чего, Вить? — поинтересовался я, наблюдая за Алёной, стоящей у лифта. Витя что-то говорил, но я его не слушал. Мне нужно было догнать голубоглазку. — Вить, давай завтра! Не дослушав его, я пошёл к лифту, но его двери закрылись прямо перед моим носом, увозя Алёну вниз. Я нажал кнопку, и принялся ждать, когда придёт другой. Спустя пару минут я всё таки оказался на улице. Как раз в тот момент, когда Алёна садилась в салон красного внедорожника, остановившегося недалеко от дверей издательства. Меня словно ледяной водой окатило, когда я посмотрел, кто сидел за рулём машины. Твою мать… Нет… Нет… Нет… Но сомнений не оставалось. Я узнал водителя. Сразу узнал. Сука… 26 Алёна. Шесть лет назад. К счастью, в понедельник меня всё же выписали, и уже на следующий день я сидела на не удобной лавке рядом с Лизкой, выслушивая нудную лекцию Пешкова. В очередной раз я удостоверилась, что этот лысеющий вымогатель совершенно не умел рассказывать, запутывая всё максимально сложно. Ну не получалось у него заинтересовать студента, меня в частности. Хотя… Окинув взглядом просторную аудиторию, я убедилась, что не только меня неумолимо клонит в сон. Кирсанова и Смирнов, что сидели передо мной, склонили головы к столу, и спали. Абстрагировавшись от нудной болтовни Пешкова, мысленно я перенеслась из тихой аудитории в свою комнату, в тот памятный субботний вечер. Как и обещал, Паша ушёл до прихода мамы, а я спала так крепко, что даже не слышала, как он закрыл за собой дверь. Я помнила каждую мельчайшую деталь той ночи. Особенной ночи. Как это было сладко и волнительно! При воспоминании низ живота заныл, щёки запылали, и я глубоко вдохнула, чтобы придти в чувства. Лизка, словно уловив взбудораженные вибрации моего тела, покосилась на меня, и загадочно заулыбалась. Она терроризировала меня всё утро, пока я не сдалась, и не рассказала, что Паша приходил ко мне. О том, что он остался на ночь, я, конечно же, промолчала. А уж о том, что произошло между нами, тем более! Не хотела ни с кем это обсуждать, даже с ней. Эти воспоминания принадлежали только мне. Мне одной. Я прекрасно понимала, что сама себя зарываю, думая о Паше. Он явно не тот, кто подходит для серьёзных отношений, и Шаников не зря меня предупреждал. Да и не нужны мне сейчас никакие отношения. Об учёбе нужно думать! Об учёбе! Но отчего-то не могла выбросить Беляева из головы. Он засел там основательно, и кажется, надолго. Запоздалое осознание того, что я влюбилась, заставило меня ужаснуться. Только этого не хватало! Мысленно отругав себя, я вновь вернулась к занудному голосу Пешкова, как внезапно телефон оповестил меня о приходе нового сообщения. Покосившись на экран, я прочла: Стою возле 215 аудитории. И знаешь, что я собираюсь сделать, если одна сладкая девочка прямо сейчас не выйдет ко мне? Правильно, я сам войду в аудиторию, и заберу её оттуда на глазах у всех. Не успела я ничего ответить, как тут же пришло следующее. У тебя есть ровно пять минут, голубоглазка. Я была уверена, что у Беляева хватить ума зайти к нам, поэтому попросилась выйти. Нехотя Пешков всё же отпустил меня, проворчав о том, что для этих дел существует перемена. Сопровождаемая удивлённым Лизкиным взглядом, я покинула аудиторию, и вышла в коридор, что встретил меня тишиной. Студенты находились на парах, кроме Беляева, разумеется. Он же стоял, прислонившись к стене, прямо напротив 215 аудитории, и не сводил с меня пристального взгляда своих тёмных, горящих каким-то дьявольским огнём глаз. На его чувственных губах блуждала нагловатая улыбочка, от которой моё сердце волнительно затрепетало в груди. Я приказала себе немедленно успокоиться. Стоило мне закрыть двери и подойти ближе, как этот нахал бесцеремонно схватит меня и впился губами в мои губы. Я не была к этому готова. Его язык за долю секунды завладел моим ртом, нежно лаская изнутри. Волна возбуждения прокатилась по моему телу. Поцелуй становился глубже и чувственнее, а наше дыхание уже сбилось. Пульс зашкаливал. В ушах громыхало. Между нашими телами не осталось ни сантиметра свободного пространства. Его руки заскользили по моим бёдрам, распаляя всё сильнее. Наконец, Паша разорвал поцелуй, и прижался лбом к моему лбу. Наше шумное дыхание, словно раскаты грома, раздавалось в тишине коридора. — Привет, — произнёс он севшим голосом. — Привет, — отозвалась я, и мне казалось, что мой голос не принадлежал мне. Таким осипшим он был. — Что-то случилось? — А обязательно должно что-то случиться? — он прошёлся губами по моей щеке, теснее прижимаясь ко мне. — Я просто соскучился… Глупая улыбка начала цепляться к моим губам, и мне пришлось спрятать лицо у Паши на плече. — У меня, вообще-то пара идёт! — М-гу, — промычал он, нежно поглаживая мою спину, и щекоча тёплым дыханием висок. Наверно я могла бы простоять с ним так целую вечность, но нужно было возвращаться обратно. — Мне пора, — нехотя отстранившись, сказала я. — Подожди, Алён, — произнёс Паша, снова притягивая меня к себе. Руки зарылись в моих волосах, губы коснулись уголка моих губ, вызывая табун мурашек. Ох. — Вообще-то я по делу пришёл. Мои брови взлетели вверх, пока я рассматривала словно вылепленное умелым скульптором лицо, что находилось всего в паре сантиметров от моего собственного. — В эту субботу у моей матери будет юбилей, — начал он, — и я хочу, чтобы ты пошла туда со мной. — О, — растерянно произнесла я, пока Паша пожирал меня голодным взглядом. — Что скажешь? — Учитывая то, что я уже была у тебя дома… — Это значит да? Я кивнула, и снова почувствовала на себе его жадные губы, заставляющие меня забывать обо всём на свете… * * * В дом родителей Паши мы приехали в четыре, хотя сама вечеринка была назначена на пять часов. Гостей собралось человек тридцать, не меньше, и из-за большого количества приглашённых нас с Пашей поселили вместе. Эту ночь нам предстояло провести в его комнате. Вдвоём. Только я и он. Почему-то при мысли об этом моё сердце начинало биться чаще, а ладони потели. Поднявшись наверх, Паша сразу же ретировался в ванну, а спустя некоторое время я услышала, как отворилась дверь, и потом зазвучал его голос, заставивший меня оторвать взгляд от экрана телефона, который я держала в руках: — Тебе лучше поторопиться, если не хочешь опоздать. Паша был в одном полотенце, обмотанном вокруг бёдер. Тёмные волосы сделались влажными от воды, которая капельками продолжала стекать по его рельефному торсу. Боже, я едва могла отвести от него взгляд. Каждая мышца была прокачана как надо, перекатываясь под кожей от любого, даже самого незначительного движения. Про зал он определённо не врал, и сейчас я это видела. А лучше бы не видела! Наверно я слишком долго молчала, беззастенчиво разглядывая его, потому что в следующее мгновение в тишине комнаты раздался его едва различимый хрипловатый смех. — Если ты будешь продолжать в том же духе, то ручаюсь, мы с тобой никуда отсюда не уйдём, голубоглазка! Знаешь, чем мы займёмся? Его голос был низким, а в глазах горел безумный огонёк, поэтому я быстро отвела взгляд и, выхватив из сумки необходимые вещи, скрылась за дверьми ванной. Там я перевела дыхание, и, приняв душ, и стала приводить себя в порядок. Для вечера я взяла с собой чёрное коктейльное платье без бретелей, полностью обтягивающее меня, длинной чуть выше колена, и туфли на каблуке. Волосы оставила распущенными, из косметики немного блеска на губы. Капелька духов, и вот я уже готова. Отворив двери, я вышла из ванной комнаты. Паша уже ждал меня, прислонившись бедром к комоду, и что-то разглядывал в телефоне. На нём были чёрные джинсы, и нежно голубого цвета рубашка. Тёмные густые волосы слегка топорщились в стороны, но ему это невероятно шло. Он был красив. Даже больше, чем красив. Заметив меня, он убрал телефон и практически осязаемым взглядом заскользил по моей фигуре, чуть дольше задержавшись на голых плечах и коленях. И снова этот безумный блеск в его глазах, что заставил меня понять — он остался доволен увиденным. Не знаю почему, но меня это порадовало. Дав себе мысленную оплеуху, я сделала шаг вперёд, разрывая зрительный контакт. — Идём? — обронила я, приближаясь к двери. Когда я потянулась к ручке, Паша заключил меня в кольцо своих рук, и, развернув к себе лицом, принялся целовать. Мы целовались долго, до сбившегося дыхания, до дрожи во всём теле, до хриплых стонов. Его запах, вкус его губ проникли в моё нутро, и, казалось, их оттуда уже ничем не вытравить. Он сводил меня с ума, заставлял забывать обо всём на свете. Спустя некоторое время Паша отстранился от меня и сбивчиво произнёс: — Ты права, — он говорил, а сам не отводил взгляда от моих губ, горящих от его настойчивых ласк. — Нам пора. Я лишь кивнула, и мы, рука об руку, спустились вниз, где уже успели собраться гости. Вечеринка в честь дня рождения Елены Игоревны проходила с большим размахом. Приглашённый повар готовил на улице шашлык и блюда на мангале. В доме, прямо в гостиной, устроили бар, где опять же приглашенный бармен смешивал коктейли всем желающим. Откуда-то из угла комнаты лилась нежная мелодия, и я заметила, что в гостиной были музыканты. Живая музыка. Блеск. Всюду сновали люди. Возле стола с закусками стояла Оксана, тётка Паши, накладывая в тарелку какие-то пирожные. Андрей Григорьевич о чём-то оживлённо разговаривал с Петром Николаевичем. Оба в костюмах, сшитых на заказ. Женя, жена Петра Николаевича, стояла возле импровизированного бара, потягивая какой-то ярко-оранжевый коктейль, и строя глазки молодому бармену, чьи руки до самых локтей покрывали узорчатые татуировки. Рядом с Женей находилась дочка Оксаны, Тая. В её руках был бокал с ярко-голубой жидкостью. Очередной шедевр татуированного бармена. Они звонко смеялись, о чем-то беседуя с барменом. — Хочешь выпить? — предложил Паша, кивнув на барную стойку. — Не особо, — ответила я, а он в притворном ужасе выпучил глаза. — Что? Так ты не собиралась сегодня напиваться? Эх, а у меня такие грандиозные планы были на эту ночь! Думал, что сумею воспользоваться твоим состоянием и совратить тебя, — произнёс он мне прямо на ухо, так, чтобы другие не услышали. Тон его голоса был шутливым, но я почему-то всё равно смутилась. Закатив глаза, я направилась к барной стойке, оставив этого шутника одного. — Что для вас? — спросил бармен, когда я приблизилась.