— Что-нибудь безалкогольное, — ответила я. Кивнув, бармен принялся трясти свой шейкер. Уже через пару минут он поставил передо мной прозрачный бокал с жидкостью красного цвета, по вкусу напоминающую грейпфрут. Пока я наслаждалась терпким напитком, не заметила, как возле меня оказалась Аня. — Привет! Вот так сюрприз! Не ожидала увидеть тебя снова, — протянула она, усаживаясь рядом. Острый взгляд принялся сканировать мой внешний вид, словно выискивая в нём недостатки. — Алиса, правильно? Я ничего не напутала? — Алёна, — поправила я её, в свою очередь разглядывая шикарное белое платье девушки, длинной до самого пола. В нём она чем-то напомнила невесту на свадьбе. Длинные тёмные волосы Аня уложила в аккуратную причёску, а её губы походили на спелые вишни — были такими же глянцевыми и бордовыми. — Прости! Просто Пашка так часто меняет подружек, что я не успеваю запоминать их имена! Да и зачем? Ни одна слишком долго не задерживалась в его постели! Она неприятно захихикала, а потом, будто сообразив, что ляпнула глупость, прикрыла рот ладошкой с идеальным маникюром в красных тонах. — Ой! Неловко вышло! Я ничего не успела ответить, поскольку Аня бросила на меня победоносный взгляд, поднялась, и грациозной походкой направилась в сторону Паши, который как раз о чём-то разговаривал с её отцом. 27 Алёна. Наши дни. С безумно колотящимся сердцем подходила я сегодня к зданию издательства. Шаг. Бум-бум-бум! Шаг. Бум-бум-бум! И всё из-за вчерашнего. От воспоминаний щёки запылали, а ноги будто налились свинцовой тяжестью, и каждый последующий шаг давался мне с большим трудом. Идти совершенно не хотелось, а уж видеться с Беляевым, тем более. Как я теперь посмотрю ему в глаза? Ведь он почти поимел меня на своём же столе, как обычную дешёвку, и только приход Вити Карпова спас положение. А ещё остатки моей гордости и самоуважения. Мне захотелось хорошенько наподдать себе. Ну что ты за дура такая, Ромашова? Неужели прошлое так ничему тебя и не научило? Ну сколько можно наступать на одни и те же грабли? Сколько ты ещё будешь таять от одного его прикосновения? Почему позволяешь целовать себя? Ну серьёзно! Нервный смешок слетел с моих губ. Такие проникновенные речи про любовницу задвигала Ивашиной, а сама оказалась ничем не лучше! Стоило только Беляеву подойти чуть ближе, коснуться меня, и вот я уже на его столе с разведенными в сторону ногами. Наплевала на все свои принципы, да и вообще забыла обо всём. Стонала и извивалась, как потаскуха. Голова отключилась, жила и дышала лишь ощущениями. Не думала, что в любой момент кто-то может войти и застать меня в объятиях женатого мужчины! А если бы вошёл Рябинин? Стыдоба! Нужно было сразу остановить Пашу, как только он поцеловал меня, но… В тот момент я могла думать лишь о его горячих губах и нежных руках, что вознесли меня к вершине за несколько минут. А я всего лишь хотела украсть немного для себя, хотела снова вспомнить давно забытые ощущения, когда тело поёт. Но разрядка наступила почти мгновенно, и я уже не могла остановиться, содрогаясь в его руках от удовольствия. Как выяснилось, ничего не изменилось за то время, пока мы с Беляевым не виделись. Он так же без особого труда мог заставить моё тело гореть и трепетать. Знал, на какие точки нужно нажать, чтобы свести меня с ума. Всё как раньше. Распахнув широкие двери, я вошла в холл, и проследовала к лифтам, один из которых доставил меня на восьмой этаж. По пути же я заскочила к Илье, и как выяснилось, не зря. У него для меня были замечательные новости. Мой компьютер завтра вернут на место, а это значит, что мне осталось продержаться всего один день в обществе Беляева. Это была чертовски приятная новость, которая в разы улучшила моё настроение, поэтому к кабинету Павла Андреевича я подходила с робкой улыбкой на губах. Постучав, я открыла двери и вошла внутрь, стараясь не привлекать внимания. Беляев был уже здесь, просматривая что-то на планшете. — Доброе утро, — промямлила я, ощущая, как мои щёки вспыхнули. — Вы опоздали, Ромашова, — вместо приветствия выдал он, не отрывая взгляда от планшета. — Я заходила узнать починили мой… Его шумное сопение заставило меня замолчать. — Разве я спрашивал где вы были? Меня это не интересует, — он всё же поднял на меня взгляд, и озноб пробежал по моим плечам, покрытых тонкой тканью голубой блузки. Таким холодным он был. — Будьте добры, в следующий раз приходите вовремя, Алёна Владимировна, иначе нам с вами придётся попрощаться. Он снова вернулся к планшету, словно уже забыл о моём существовании. А я на время застыла на месте. Столько презрения и даже какой-то надменности сквозило в каждом его слове. Какая разительная перемена в голосе и жестах по сравнению со вчерашним. Вчера, когда он ласкал меня, мне казалось, что он испытывает те же голод и тоску, что и я. Видимо, я снова всё себе надумала. Как и тогда, много лет назад… Какая же ты дура, Ромашова! Что тогда, что и сейчас! Боль и обида захлестнули меня, но промолчав, я прошла к столу, при виде которого снова покраснела, и принялась за работу. Как ни странно, Беляев не подходил ко мне, и вообще, вёл себя так, словно меня здесь и не было вовсе. Что ж, так даже лучше. За работой я не заметила, как подкрался конец рабочего дня. Часы показывали без пятнадцати семь, когда я поднялась из-за стола, собираясь покинуть кабинет. Нужно ещё зайти к Лене, и показать ей… — Ромашова, вы уже закончили редактировать текст? — в мои мысли ворвался тяжёлый голос Беляева, заставивший меня остановиться у самой двери. Я оглянулась, наблюдая за тем, как он неторопливо приближается ко мне. — Так что там с текстом? — снова спросил он, когда оказался рядом. Леденящий взгляд, от которого неприятно засвербело на душе, заскользил по моему лицу. — Текст редактируется, Павел Андреевич, — ответила я, желая поскорее покинуть кабинет. — Вы успеете до пятницы? — поинтересовался Беляев. — Может, стоит задержаться, чтобы успеть в срок. Я уже открыла рот, чтобы ответить, когда он снова заговорил: — Я, конечно, понимаю, что вам не терпится в очередной раз раздвинуть ноги перед вашим любовником, но… Я не дослушала. Моя рука действовала быстрее, чем моя голова, и кабинет огласил звонкий хлопок. Ладонь горела, а на щеке Беляева красовался красный отпечаток. Злость и обида затопили меня с головой. Слёзы брызнули из глаз, дыхание перехватило. Да как он смеет? О каком любовнике он говорит? Вот, значит, что он обо мне думает? Теперь становилось предельно ясно, почему вчера он позволил себе все те вольности. — Ненавижу! — прошипела я, смотря в его лицо. — Как же я тебя ненавижу! Всё ещё пульсирующая от удара рука потянулась к ручке, и я рванула двери на себя. — Жаль, что не могу ответить взаимностью, — обронил он мне в спину, но я даже не обратила внимание на его слова. Не оглядываясь, я выскочила из кабинета и, сломя голову, понеслась к лифту. Слёзы градом катились по щекам, и я даже не пыталась их остановить. Плевать! В чём он меня обвиняет? В чём я перед ним виновата? Боль, обида и унижение рвали душу на части. Я неслась всё быстрее, пока случайно не налетела на Ивашину, что двигалась мне навстречу. — Осторожней, Ромашова! — услышала я её недовольный голос, и подняла на неё затуманенный слезами взгляд. Усмешка расцвела на её алых губах. — Что, Павел Андреевич выставил тебя вон? Давно пора, а то… — Да пошла ты вместе со своим Павлом Андреевичем! — рявкнула я на неё. Кристина отшатнулась от меня, как от прокажённой, а я заскочила в лифт, и нажала кнопку шестого этажа. Нет, так больше нельзя. Нельзя мучить и изводить себя. Пора заканчивать со всем этим. Паша. Наши дни. Когда за Алёной закрылась дверь, мне хотелось крушить всё вокруг. Сука! Ну и сука она! Актрисулька недоделанная! Да ей не в редакции работать надо, а в театр впору идти! Какие слёзы! Губки задрожали! Руки затряслись! А слова-то какие шипела! Ха! Да я почти поверил, если бы лично не видел, как её этот додик белобрысый вчера забирал. Сука! Уехала с ним, после того, как со мной стонала и извивалась. Я бы и разложил её, прямо здесь, на этом столе, если бы Карпов не помешал, и не думаю, что встретил бы хоть какое-то сопротивление с её стороны. Я ощущал её желание, как своё собственное. Оно так и витало в воздухе, сводя меня с ума. А с этим белобрысым она такая же отзывчивая и влажная? Так же отдаёт всю себя? Так же отвечает? Так же стонет, а потом так же сладко финиширует? От этих мыслей всё внутри оборвалось и покрылось коркой льда, как только я представил их вдвоём. Переплетённые, потные тела, и он двигается в ней… Твою мать! Челюсти свело от напряжения. Нужно перестать думать о ней. Хватит! Я едва смог выбросить её из головы шесть лет назад. Думал, с ума сойду. Первое время, как переехал в Лондон, она мне снилась каждую ночь. Каждую долбанную ночь эта сука терзала меня во сне. Я держал её в своих руках, ощущал нежность её кожи, чувствовал вкус её губ, но она каждый раз всё равно исчезала. И эти сны были такими реальными, что проснувшись, я продолжать чувствовать её запах. Аромат малины. И вот она снова передо мной. И всё такая же сука! И этот додик продолжает крутиться возле неё. Ха! Всё переменные остались на прежних местах. Чем же он её так зацепил, что спустя столько лет она продолжает спать с ним? Нравиться раздвигать перед ним ноги просто так, по старой дружбе? Ведь он её даже замуж не позвал спустя столько лет! Твою мать! Хватит! Пусть и дальше спит со своим белобрысым, раз ей так нравится! Тряхнув головой, чтобы выкинуть оттуда любые назойливые мысли, хоть как-то связанные с Алёной, я вышел из офиса и сел в машину. Нужно ещё было купить подарок на юбилей отца. Мать упростила мне задачу, скинув фото запонок, которые ему приглянулись, а заодно и адрес ювелирки, где видела эти запонки. Я добрался до магазина быстро, и, войдя внутрь, словно оказался в другом мире, где всё блестело и сверкало. Выбирать долго мне не пришлось, и вскоре миловидная и приветливая девушка-продавец принялась упаковывать мой подарок. Я же в это время рассматривал подсвеченные витрины, вспоминая, как много лет назад так же стоял в ювелирке, выбирая кольцо, как мне казалось, для той самой. Единственной. Идиот влюблённый! Даже тошно стало от себя прежнего. Неужели я был таким слепым придурком? — Ой, смотри какие хорошенькие! — услышал я за спиной восторженный женский голос, и этот голос показался мне смутно знакомым. — Вот эти хочу! Я собирался обернуться, но в этот момент девушка-продавец принесла упакованный подарок. Поблагодарив её, я уже хотел покинуть магазин, когда другой, мужской голос заставил меня остановиться. — Солнышко, раз тебе нравятся, значит возьмём их!