Молчание. — А ты-то, Мак, почему, черт возьми, мне ничего не сказал? — спокойно спросила Клара. Она почувствовала, что с его стороны это было почти таким же предательством; ложь друга ранила не меньше, чем поведение мужчины, якобы любившим ее. Клара вспомнила о том, как они втроем проводили время, как она завидовала общим секретам Люка и Мака, и ее щеки запылали от гнева и стыда. — Я… Она метнула на него взгляд, ее голос зазвучал резко: — Не надо ничего говорить. Потому что ты его лучший друг. Парни стоят горой друг за друга, не так ли? Чертов глупый мужской кодекс поведения? У Мака был жалкий вид. — Клара, выслушай… Клара отмахнулась от него. — Всем известно? — Она подумала об огромном круге знакомых Люка — о людях, с которыми они вместе встречались, ходили в пабы, кого приглашали домой на ужин, — и чувство унижения обожгло ее еще больше. — Всем вам, его товарищам? — Нет! Господи, не знаю. У Люка на душе было паршиво от всего этого. Он не знал, что делать, он страдал… В этот момент Клара о чем-то вспомнила. — А, так вот что ты имел ввиду, говоря что он решил проветрить голову, — сказала Клара и проблеск в глазах Мака подтвердил ее догадку. — Поначалу я подумал, что Люк с Сади. Но я ей позвонил, и его там не оказалось. Потом я решил, что он отправился куда-нибудь, чтобы привести мысли в порядок, расставить все точки над i, но… Это не так, что-то не сходится — не сказать никому на работе, ни родителям, ни друзьям, оставить все вещи … да и с Сади у них давно все кончилось. С улицы до Клары донесся бряцающий грохот ящиков с пивом, которые привезли в бар на углу. Они сидели и прислушивались к этому звуку, связанному у Клары с летом, посиделками с Люком около пабов на залитых солнцем тротуарах, с ощущением счастья. — Клара, ты как? Мне жаль. Мне чертовски жаль. Клара взглянула в его обеспокоенное лицо и внезапно почувствовала себя измотанной до предела. Она откинулась на спинку дивана. — Просто уйди, Мак, — сказала она тихо. — Катись назад в свой гребаный дом. 7 Кембриджшир, 1988 Иногда мне требовался отдых и я оставляла Ханну у одной из местных женщин, присматривающей за детьми у себя на дому. Сейчас я понимаю, что она была немного нерадивая; в доме царил беспорядок, всякий раз, завозя Ханну, я заставала там четверых ее собственных детей и, по меньшей мере, еще одного малыша, за которым она приглядывала. Но самое главное, что эта доброжелательная, прагматичная женщина выражала готовность принимать Ханну — к тому времени слухи о репутации Ханны расползлись по всей деревне, мало кто хотел иметь с ней дело. Признаюсь, я была в отчаянии. Наверное, мне не стоило удивляться тому, что Ханна поступила именно так. В то утро она сказала мне, что не желает туда идти: — Они безмозглые зануды, а в доме воняет мочой, — примерно так она выразилась. Полагаю, все последующее было ее способом наказать меня. Мне не забыть гневного голоса позвонившей мне Кэти. — Приходи и забирай свою дочь прямо сейчас, — выпалила она и бросила трубку. В машине я мысленно перебирала возможные варианты. Набросилась на одного из детей? Что-нибудь украла? Но нет, в действительности все оказалось гораздо хуже. Когда я подъехала, Кэти уже ждала у дверей дома, при виде ее лица у меня мороз пробежал по коже. — Ханна устроила пожар в спальне моего сына, — сказала она, скрежеща зубами. Пути назад теперь не было. Не удастся замести мусор под ковер и делать вид, что с возрастом это пройдет, что Ханна переживает тяжелый этап в развитии. Ханна взяла спички из сумочки Кэти, пробралась наверх, сгребла в кучку книги Каллума и подожгла их. К счастью, Кэти почувствовала запах дыма прежде, чем огонь успел распространиться дальше — Ханна лишь успела прожечь большую коричневую дыру в ковре. Даже не хочу думать, что случилось бы, охвати огонь весь дом. — Каллум меня взбесил, — пожала плечами Ханна, когда я спросила ее, зачем она это сделала. На тот момент ей было семь лет. Наша деревня маленькая. К тому времени Ханна уже успела поиздеваться над половиной школы, да и Кэти была не из тех людей, кто держит секреты при себе. Скоро все всё узнали бы. Давным-давно, когда я была бездетна и наивна, рисуя в воображении, какой будет моя семья, я представляла, что подружусь со всеми местными мамочками. Мы установили бы прочные добрососедские отношения и наши дети счастливо играли бы в саду то одной семьи, то другой. И конечно, тогда я была уверена, что мы будем жить в той же деревне, где прошли мои детство и юность. Однако этого не случилось. Я еще надеялась, что мы станем частью нового сообщества. Мы начали бы с чистого листа. И вот чем всё закончилось: мой ребенок превратился в парию. У нее не было друзей, ее не приглашали в гости. Мамочки из школы регулярно встречались, но мне никогда не предлагали присоединиться. А теперь еще и это… Я не знала, как смогу опять появиться на людях. На следующий день, отведя Ханну в школу, я поехала в библиотеку Питерборо. Направилась к разделу по психологии и начала перебирать все подряд. Я с трудом представляла, что искать, пока не наткнулась на нужную информацию, и в тот же момент уже даже не обратила внимания на слезы, хлынувшие из глаз. Когда вечером Даг вернулся с работы, я поджидала его на диване. Накануне он пришел поздно, и у нас не было возможности подробно поговорить про то, что натворила Ханна; и сейчас, войдя, Даг настороженно на меня посмотрел. — Просто выслушай меня, о’кей? — попросила я. Он кивнул, сел рядом, и я протянула ему увесистую пачку с копиями, которые я сделала днем. Прежде чем приступить к чтению, он бросил на меня взгляд из-под нахмуренных бровей. Я затаила дыхание. Наконец Даг поднял голову с выражением изумления на лице. — Расстройство личности в детском возрасте? — спросил он. — Ранние признаки социопатии? Ты это серьезно? Я придвинулась к нему поближе. — Даг, пора взглянуть правде в лицо. Больше так продолжаться не может, Ханна подожгла комнату Каллума, повредила мой глаз так сильно, что пришлось обратиться за неотложной помощью. Она убила Луси… и потом, эта бесконечная ложь, воровство, буллинг. — Я все больше раздражалась и поэтому заставила себя остановиться и сделать глубокий вдох. — Есть такое понятие, как диссоциальное расстройство личности, в книгах пишут, на какие тревожные звоночки стоит обратить внимание. Я с нетерпением выхватила из его рук пачку бумаг и начала листать в поисках нужного мне места, затем прочла вслух: — Диссоциальное расстройство личности и социопатия могут проявляться в детстве: желание издеваться над животными или убивать их, склонность к умышленным поджогам, манипулирование другими людьми… — Я посмотрела на него. — Даг, возможно все это именно про Ханну. — Бет, — покачал он головой. — Брось… — Почему ты все отрицаешь? — спросила я. — Мы могли бы ей помочь. Мы могли бы помочь нам! — Хочешь, чтобы ее отправили на лечение? — ответил он; от переживаний его голос звучал зло и резко. — Упекли за решетку? Кто она, по-твоему, будущий серийный убийца? Ты это имеешь ввиду? — Нет, конечно, нет. Я этого не говорила. Я напугана не меньше тебя. Я люблю Ханну. Но я уверена, что с нашей девочкой происходит что-то ужасное, нужно помочь ей как можно скорее. Я знаю, тебе страшно, но это не значит, что мы не любим ее. А что, если она навредит Тоби? Даг отвел взгляд. — Тот мозгоправ, к которому мы ее как-то водили, сказал, что с ней все в порядке. — Он сказал, что она слишком мала, чтобы поставить диагноз. — Господи! Даг поднялся с дивана и начал расхаживать взад-вперед по комнате, остановился у окна, постоял там в тишине, глядя на улицу. Потом он вновь заговорил каким-то не своим, сдавленным голосом: — Если это все так и ты права… не могут ли они забрать у нас Ханну, Бет? Вдруг они решат, что мы не в состоянии заботиться о ребенке, что мы виноваты в том, какой она стала? — Даг, Ханна ведет себя день ото дня все хуже, — осторожно напомнила я. — Ей необходима помощь. Да и нам тоже. Даг кивнул, я с замиранием сердца ждала, пока он продолжал глядеть в окно. — Хорошо, — промолвил он наконец. — Хорошо, давай попробуем еще раз обратиться к специалисту. — Даг посмотрел на меня. — Только не к этому придурку из Питерборо. Он грустно улыбнулся мне, чего давно уже не делал, по моим ощущениям — целую вечность, и это было огромным облегчением. Думаю, тот редкий момент близости между нами сподвиг меня вытащить из небытия то, о чем мы договорились никогда друг другу не напоминать и сказать ему следующее: — Даг, я хочу поговорить о том, что произошло, — выпалила я. — О том, что мы сделали. Он понял, к чему я клоню, и мгновенно затих. Мои слова повисли в воздухе между нами. — Слушай, Бет, — сказал он наконец. — Я не могу сейчас об этом думать… — Пожалуйста, Даг, — умоляла я. — Давай просто поговорим, мне это необходимо. Мои мысли постоянно крутятся вокруг этого, а твои — разве нет? Я просыпаюсь и думаю, о чем мы солгали, о бедной семье этой девочки… Он ответил резким тоном: — Бет, все в прошлом. Мы договорились… — Но мы поступили плохо. Настолько плохо, что нам не следовало бы… Даг смерил меня таким ледяным взглядом, что я тут же ошарашенно замолчала. — Это было твое желание, и теперь нам с этим жить. Я вытаращила глаза. — Я? Мое желание? Даг, мы оба этого хотели. Понурив голову, он собрался уходить.