14 июня 1916 года в Колизее Сент-Луиса, крупнейшем в стране зале заседаний, открывался Общенациональный съезд Демократической партии. В городе царило праздничное настроение, все дома были украшены красными, белыми и синими стягами. Делегаты съехались со всей страны. Когда утром они высыпали из гостиниц и по центру Локуст-стрит зашагали к залу собраний, их ждал большой сюрприз: по обеим сторонам улицы стояли сотни молодых и старых женщин в длинных белых платьях, у каждой в руках желтая парасоль, через плечо ярко-желтая лента с надписью ПРАВО ГОЛОСА ЖЕНЩИНАМ. Строй женщин со всех концов страны, растянувшийся насколько хватало глаз, был неподвижной и безмолвной демонстрацией солидарности. Что и говорить, зрелище впечатляло. Делегаты шли под взглядами женщин, так похожих на их жен и матерей. Некоторые покачнулись в своей позиции по вопросу женского избирательного права. И этого удалось добиться без единого слова. Двенадцать жительниц Элмвуд-Спрингс в длинных белых платьях, наискось перехваченных желтыми лентами, вместе с женщинами со всего света гордо стояли на Голден-лейн, держа в руках самодельные желтые зонтики. Там были Бёрди Свенсен, Нэнси Нотт и ее дочка Элнер. Вместе с Ингрид там стояла полуслепая Катрина Нордстрём, которую приходилось вести под руки. Они знали, что Лордор ими гордился бы. Несмотря на благородную цель приезда, эти женщины не собирались отказывать себе в удовольствиях Сент-Луиса. После демонстрации все вместе они пошли в кино, где посмотрели «Водоворот жизни» с Айрин и Верноном Касл. Прическа Айрин их просто сразила. На другой день в гостиничной парикмахерской шесть представительниц Элмвуд-Спрингс сделали себе стрижку «боб». Первой постриглась Нэнси Нотт, за ней Ингрид, а следом – семидесятидвухлетняя матушка Лили Тилдхолм, заявившая, что смерть как хочет обучиться танцу «индюшачий шаг». Увидав женину стрижку, Генри Нотт едва не окочурился: – Мамочка, где твой пучок? – С пучками мы распрощались в Сент-Луисе. А что? По взгляду жены Генри понял, что тему лучше не развивать. – Просто спросил. На другой день в парикмахерской он поделился с приятелями: – Мы обречены, ребята. Бабы наши взбесились, словно телки в пургу. Поди знай, что они еще удумают. А у меня их четыре штуки. Не исключено, что ради золотых зубов сонного меня прирежут. Конечно, никаких золотых зубов у него не было. Просто он любил слегка приукрасить. Воссоединение В декабре 1916-го Катрину Нордстрём, уже ослепшую совершенно, унесла скоротечная чахотка; похоронили ее рядом с мужем. КАТРИНА ОЛСЕН НОРДСТРЁМ 1865–1916 Прибыла чужой, почила среди друзей Катрина открыла глаза, когда над ухом раздался голос мужа: – Катрина, ты меня слышишь? – Ты мне снишься, Лордор? – Нет, милая. Вот он я. Долгожданное счастливое воссоединение свершилось. – Ой, прямо не верится! – выдохнула Катрина. – Какая прелесть вокруг!.. Я снова вижу… изумительное небо, облака, звезды… Я даже не припомню такой красоты… – Ну что, хорошее место я выбрал? – О да. – До чего же я рад, что мы снова вместе! – Я тоже. – Я скучаю по детям, но знаешь, о чем я просто истосковался? – Нет. О чем? – О наших беседах. Слушал бы тебя бесконечно. Чудный миг. Они вдвоем и вновь безмерно счастливы. И тут вдруг чей-то голос произнес: – Здорово, робятки! – Это еще кто? – вскинулся Лордор. – Покойник Эвандер Дж. Чапмэн, – ответил скрипучий мужской голос. – Где вы? – Да эвон, слева от вас. – Господи боже мой! Давно вы здесь? – С июня 1854-го. Как оно, давно? – Изрядно. А чего вы раныне-то молчали? – Так оно вишь ты как, мистер, вы ничего не говорили, ну и я помалкивал. По правде, я и не ведал, что могу говорить, покеда не услыхал, как вы здоровкаетесь с вашей хозяйкой, – сказал незнакомец и вежливо добавил: – Мое почтение, мэм. – Здравствуйте, мистер Чапмэн, – ответила Катрина. – Меня зовут Катрина Нордстрём, а это мой муж Лордор. – Наше вам, мистер Нордстрём. Польщен знакомством. – Здравствуйте. – Так вот, сэр, в 54-м охотился я тут на бобра и ондатру, да напоролся на индейца. С той поры я здеся и оченно рад обчеству. А вы как сюда попали? Меня-то стрела проткнула, прям вот скрозь печенку прошла. – Ох, какой ужас, мистер Чапмэн! – посочувствовала Катрина. – Да уж, мэм. Индеец тот подкрался, стрельнул и был таков, а нашел меня мой напарник, старый канадец из Квебека. Лежу я подстреленный да оскальпированный, глянул он на меня и грит: ты давай, мол, помирай с концами, а я через день-другой вернуся и тебя похороню. И ушел. Ох и костерил же я его! Струсил, сволочь, бросил меня на растерзание грифам. Не зря я ему не доверял, пьяни подзаборной. Но старый энтот канадец выказал себя истинным христианином и оченно мне услужил. Слово сдержал – вернулся и честь честью похоронил меня на энтом холме, даже какие-то слова сказал. Он был французский канадец, так что я ничего не понял… Наверное, просил не серчать на него. Когда Лордор с Катриной оправились от потрясения неожиданным соседством, мистер Чапмэн поведал, что родом он из Кентукки и состоит в дальнем родстве с Джоном Чапмэном, больше известным как Джонни Яблочное Семечко[2]. Еще он рассказал, что в его время в этой части Миссури были непроходимые леса. – А медведи здесь водились? – спросила Катрина. – А то! Раза два на дню непременно встренешь! – А пумы? – Был случай, одна на меня как прыгнет, а я свернулся клубком, и она оторопела. Всего меня исцарапала да искусала, но апосля плюнула и ушла. – Индейцев тут много жило? – Вот это не скажу, миссис. Я видал лишь одного, что смылся с моими шкурками, моей лошадью и моим скальпом. – Наверное, я должен перед вами извиниться, мистер Чапмэн, – сказал Лордор. – Я не знал, что кто-то здесь уже похоронен. Иначе отвел бы вам участок. По-моему, сейчас ваша могила на семейном участке Линдквистов. – Я вовсе не в претензии, мистер Нордстрём. В компании оно веселее. Вот хорошо бы дамочки тута появились. Я здеся видал одну красотку. Частенько приходит ухаживать за ивами. – А, это Бёрди Свенсен, – сказала Катрина. – Я, знаете, любитель женщин. Шибко по ним соскучал. – Вас подстрелили еще молодым? – спросил Лордор. – Дайте-ка вспомнить… Нет, не так чтоб оченно молодым. Сейчас-то мне, я думаю, годков сто с лишним. Когда Лордор и Катрина рассказали о нынешнем дне Миссури, мистер Чапмэн недоверчиво сморщился: – Безлошадные экипажи и свет по щелчку? Вы меня дурите, мистер Нордстрём? – Нет, сэр. – То бишь повозка катит сама по себе без лошади, мула и быка? – Верно, сэр.