— Пересадите, — согласился глава Комиссии. — А с остальным мы, действительно, сами разберемся. И, если не секрет, как вам удалось заменить Ванду Красс? Эта девчушка, что ее заменила, действительно самоубийца или вы ее как-то иначе уговорили? — Как-то иначе, — тяжко вздохнул король. — И мне это обойдется в такое… впрочем, это не ваше дело. Чего это я с вами откровенничаю, по привычке, наверное… Вернитесь на свое место, пора начинать. Король куда-то отошел, зато вернулся Элмар, уселся на свое место и сообщил: — Все в порядке, гимн будет. А о чем это с тобой Хаббард беседовал? — О классической драматургии, — серьезно ответил Кантор. — Сам не понимаешь? — Что, прощупывал, не собираешься ли ты ему что-нибудь сделать? — А как же. — И что ты ему сказал? — Объяснил суть некоторых милых обычаев моей родины. — В смысле кровной мести? — Ну да. Сказал, что у меня есть старшие братья и мне надо спросить их разрешения, прежде чем объявлять кровную месть. Элмар улыбнулся и поинтересовался: — А на самом деле у тебя есть кто-нибудь? — Братьев точно нет. А насчет всего остального… сам понимаешь. — Понятно… — Элмар оглядел зал. — Что-то Жак запаздывает… — Жак — это тоже Ольгин друг? А он тоже должен присутствовать? — Он тоже приглашен. А, ты же не знаешь… Его девушки тоже попали в список. Все четыре. — У него их четыре? — поразился Кантор. — Ай да парень… — Да нет, ты не подумай, что он такой уж бабник… Просто у него так получается. Тереза — она немного… как бы тебе сказать… Не совсем нормальная. Над ней когда-то надругались, и с тех пор она не может… с мужчинами. Жак ее уже второй год обихаживает, но пока добился только того, что она его перестала бояться. А большего пока не получается. Совсем отказаться от естественной природной необходимости по силам, наверное, только ненормальным мистикам, но не молодому здоровому парню. А заводить постоянную любовницу — Тереза подумает, что он ее разлюбил. Вот он и крутит постоянно с несколькими, чтобы ни с кем не заводить серьезных отношений. А так он… да познакомишься, сам увидишь. — Жак — это тот, что был тогда у тебя, когда я приходил к Азиль? — уточнил Кантор. — Лохматый такой парень с зелеными глазами? А Тереза — девушка, что сидела рядом с ним? — Да, — кивнул Элмар. — А ты что, всех запомнил? — Разумеется. Элмар, а почему он меня так испугался? — А что, заметно было? — Я почувствовал. Он что-то обо мне знает такое, чтобы бояться? Или просто потому, что я убийца? — Нет, — засмеялся Элмар. — Просто потому, что ты мистралиец. Он вас почему-то боится. — Почему? — Не знаю, — сказал Элмар, и Кантор тут же почувствовал, что первый паладин откровенно врет. Уличить его в неподобающем поведении не удалось — подошел распорядитель церемоний и, рассыпаясь в извинениях, попросил Кантора пересесть на одно место дальше. А пока он пересаживался, подошел король и отозвал в сторонку Элмара. Кантор не удержался и снова прислушался. Разговор был предельно кратким. — Когда начнутся речи, считай выступающих, — сказал король. — Первыми выступают дворяне, пятнадцать человек. Когда пятнадцатый закончит, быстро и незаметно передвинь меч на правую сторону. Все понятно? — Понятно, — кивнул Элмар. — Я распорядился, чтобы нам с тобой наливали из вон того графина. Так что, будь добр, не ори на весь зал, что тебе вместо вина компот налили, а сделай вид, что так и надо. И ничего другого не пей. Понятно? — Понятно, — вздохнул Элмар. — Когда начнется, проследи, чтобы в зале никто не пострадал, как ты обещал. А также, чтобы исполнителю никто не помешал. Стража мешать не будет, я предупредил Красса, но вдруг гости что-то не так поймут. Ты надел амулет? — Надел. Шеллар, может, лучше ты сам его наденешь? Не доведите боги, с тобой что случится… — У меня свой есть. Где Жак? — Откуда я знаю? — Иди на место. Справа от Кантора тяжело скрипнул стул, и он обернулся на звук. Рядом с ним усаживался здоровенный, под стать Элмару, крепыш, распространявший вокруг себя отчетливый запах алкоголя. Судя по его неловким движениям, он был уже изрядно пьян, и, судя по состоянию его костюма и прически, не первый день. Он повернулся, удивленно посмотрел на Кантора, как бы не понимая, откуда он тут взялся, и печально представился: — Барон Палмер, восемьдесят третий паладин. — Дон Диего Тенорио, — ответил Кантор, чтобы не показаться невежливым. К счастью, продолжать разговор с пьяным восемьдесят третьим паладином не пришлось. Распорядитель церемоний объявил о начале и попросил гостей занять свои места. Все разговоры в зале прервались, гости засуетились, задвигали стульями и стали спешно рассаживаться. Рядом с Палмером разместилось небольшое семейство — пожилой мужчина с двумя девицами, напротив Кантора — две супружеские четы, богато одетые и явно заплаканные, чуть дальше — еще одно семейство… Ай-яй-яй, они что, сдурели — детей сюда притащить? Да еще таких мелких! Вот уж детки насмотрятся… — Элмар, — донесся слева тихий испуганный шепот — Я что, должен с ним рядом сидеть? — Садись и не паникуй, — недовольно отозвался Элмар. — Не съест он тебя. Кантор подождал, пока Жак усядется, чтобы не показывать, что он слышал разговор, и только потом обернулся. Встретившись с ним взглядом, Жак испуганно опустил глаза и уставился в свою тарелку. — Прошу тишины! — возгласил распорядитель церемоний. Король встал, и в зале наступила тишина. Поняв это так, что начинается традиционная тягомотина с речами и ритуалами, Кантор слегка заскучал и от нечего делать принялся напрягать память, пытаясь вспомнить, где же он видел этого Жака. Однако, вопреки ожиданиям, королевская речь оказалась короткой. Закончив с речью, его величество обратился к гостю, сидевшему слева от него, и предложил выступить. Гость утер слезу, сказал что-то непродолжительное о своей несчастной дочери, и добавил пару нелестных слов о Комиссии. И Кантор тут же снова поймал ненависть. Эх, если бы не закон! Эти несчастные отцы и любовники голыми руками разорвали бы шестерых паскудников за отдельным столом. Да, голыми руками… Почему он вдруг об этом подумал? К чему это? После тоста в память несчастной девушки все занялись своими тарелками, и разговоры за столом возобновились. Кантор наклонился к Жаку и представился, чтобы как-то начать разговор. Тот испуганно поднял глаза и тоже представился. От него исходил страх. Он действительно боялся, и всерьез боялся. Чего? Что его, мистралийские мальчишки в детстве обижали? Или еще чего? — Жак, — прямо спросил Кантор. — Почему ты меня боишься? Жак нервно стиснул вилку, запнулся на пару секунд, и неловко ответил: — Ты… не обращай внимания. Это у меня… что-то подсознательное. Фобия. Я не знаю, почему… Я вообще боюсь мистралийцев. Знаешь, как некоторые высоты боятся… или замкнутых помещений. — Просто без причины? Так же не бывает. У фобии всегда есть какие-то корни. — Не знаю. Может и есть причина, просто я ее не помню. А к мистикам лечиться я не ходил. Он тоже врал. Он точно знал причину, но не хотел говорить. И не просто не хотел — панически боялся. Спросить его еще о чем-нибудь Кантор не успел. Король снова встал, снова смолкли разговоры и снова очередному гостю было предложено сказать несколько слов… Вспомнив, как король приказывал Элмару считать выступающих, Кантор с ужасом понял, что каждую жертву будут вспоминать поименно. И соответственно, за каждую пить. Потом он посмотрел, как король садится, и подумал, что если его величество вот так пятьдесят раз встанет и сядет, поминки рискуют превратиться в цирк. Уж слишком забавно он это делает. — Жак, — спросил он, когда очередная речь закончилась. — Где я мог тебя видеть? — У Азиль, — отозвался Жак, не поднимая глаз. — Нет, раньше. Ты мне уже тогда показался знакомым. Ты никогда не был в Мистралии? — Никогда, — ответил Жак, весь вздрогнув при этом. И тут уж даже не надо было быть эмпатом, чтобы понять, что он врет. Итак, в Мистралии он был. — А в Галланте? — Был, — сказал Жак, и снова соврал. — А откуда ты сам? — Из Поморья. Опять соврал. Здоровы же вы врать, господин королевский шут… — А давно в Ортане? — Больше пяти лет. Вот это была правда, и Кантор тут же прекратил расспросы. Тем более что король опять встал… и так далее. «Если Жак здесь больше пяти лет, значит, виделись мы до того. И расспрашивать его дальше не стоит, чтобы не засветиться самому. Хотя меня, конечно, сложно узнать… но мы могли видеться в такой ситуации, что ни на кого другого не подумаешь… Как же они их ненавидят, этих шестерых… Принимаешь эту ненависть, и самому убить хочется. Причем все. Со всех сторон. Скорбь и ненависть. Горе и ярость. Даже от пьяного вдрызг восемьдесят третьего паладина… Надо будет спросить Элмара, они что, пронумерованы? А вот от Жака идет только страх. Надо же так бояться… Может, у парня действительно фобия? Разве нормальный человек может так бояться? Интересно, что чувствуют король и его кузен Элмар? Сидят в своих амулетах, и не прослушаешь их… И если по лицу Элмара можно легко понять, что он ждет и нервничает, то по непробиваемой физиономии его величества хрен догадаешься, что под ним шатается трон, что он без пяти минут безработный… а то и покойник, что он тоже чего-то наверняка напряженно ждет и нервничает не меньше, чем его кузен. Встает и садится, вызывает очередного гостя, лицо спокойно, и голос не дрогнет… Молодец, мужик. Достоин уважения. Если бы еще не пытался всех подставлять и использовать, цены б ему не было. Где же все-таки я мог видеть этого Жака? Или стоит попытаться вспомнить, где я мог его слышать? Может, так будет легче? И ведь зацепиться не за что… Ладно, сузим круг поисков…» — Жак, а в Эгине ты был? — Нет. — А в Голдиане? — Тоже нет. — А в Лондре? — Был. Соврал. Итак, милый друг, нигде ты не был. Только в Мистралии. Значит, там я тебя и видел. И не до эмиграции, а после. Мне было семнадцать, когда я уехал, а ты еще моложе, значит ты в то время был совсем сопляком, а я тебя видел уже взрослым. Где?