- Извини. - Он прикатился назад и вернул ей карточку. - Ты видела Люси? Она тебя искала. - Я видела ее в четверг, но с тех пор нет. Что она хотела? - Понятия не имею. Можешь посмотреть на доске, не оставила ли она тебе записку. Женщина отошла от стойки и исчезла за углом в дальнем конце комнаты, где, видимо, на стене висела доска объявлений. Кен обратился ко мне. - Что я могу для вас сделать? Я обдумывала возможность применения какой-нибудь хитрости, но ничего не придумала. - Я ищу информацию о человеке по имени Терренс. Я не знаю его фамилии, но надеюсь, вы понимаете, о ком я говорю. Он умер пару дней назад. - Мы не можем давать информацию о наших клиентах. Социальный работник может помочь, но ее сегодня нет. - Как насчет Данди или Перл? Его выражение лица оставалось нейтральным, как будто даже признание существования клиента нарушало правила. - Не могу помочь. Но вы можете зайти и посмотреть. Удивленная, я спросила: - Правда? Вы не возражаете, если я буду везде ходить? - Это не закрытый клуб. Любой может присоединиться. - Спасибо. Я обошла общую комнату, которая была достаточно просторной, чтобы вместить двадцать пять человек без намека на толкучку. В углу стоял большой телевизор, но экран был темным. Там присутствовал одинокий книжный шкаф, полки которого были забиты древними на вид энциклопедиями. Какой-то парень пристроился спать на диване, укрывшись курткой. Шло несколько разговоров, но в основном люди ничего особенного не делали. Исключением были две женщины, сидевшие на диване с вязальными проектами. Одна распускала ряд за рядом розовый свитер, который уменьшался на глазах в ее руках, другая воевала с толстыми спицами и мотком зеленой шерсти. Изделие, которое она вязала, невозможно было идентифицировать, что-то с комками, неровными краями и дырками там, где петли убежали от нее. В эти дня я вяжу нечасто, но страдания мне знакомы. Та же тетушка, которая заставляла меня заучивать реки мира, согласно их длине (Нил, Амазонка, Янцзы, Миссисипи-Миссури, Енисей, Желтая и так далее), еще научила меня вязать на спицах и крючком — не для удовольствия, а с намерением воспитать терпение. Мне было шесть лет, возраст, когда никакой ребенок не может сидеть на месте больше минуты. Ближе к делу: ни Данди, ни Перл, ни Феликса, и я прошла так далеко, как смогла. Мертвец был мертв. Если ему нужна была моя помощь, было слишком поздно ее оказывать. Завтра с утра позвоню Эрону Блумбергу и расскажу то, что узнала. Вооруженный именем и описанием покойного, он может поискать врача, который заполнит пробелы. Определение «бродяга по имени Терренс, с хромой ногой» едва ли было окончательным, но это был шаг в нужном направлении. А мое участие на этом заканчивалось. 3 В понедельник я трижды безуспешно пыталась дозвониться до Эрона Блумберга. Я оставляла сообщения с просьбой перезвонить, когда у него найдется минутка. Я могла бы изложить скудные факты, которые узнала, но я надеялась, что меня погладят по головке за находчивость. Я провела большую часть дня, околачиваясь в офисе, почему-то чувствуя себя расстроенной и раздраженной. Ушла рано, приехав домой в 4.15, вместо обычных 5.00. Я дважды проехала мимо таверны Рози, в поисках парковочного места, обнаружив, что здание завернули в огромное прямоугольное покрывало со скрепленными концами. Красные, белые и бирюзовые полосы придавали ему вид цирка-шапито. Я поставила машину на углу Бэй, единственное полулегальное место, которое удалось найти. Во дворе Генри был погружен в работу, в шортах, футболке и босиком. Его шлепанцы стояли в стороне, на дорожке. Его лицо было перепачкано, белые волосы влажны от пота, а ноги забрызганы грязью. Нос и щеки порозовели от осеннего солнышка. Видимо последние пару часов он занимался подготовкой своего газона к засеванию новой травой. Некоторые участки он атаковал культиватором, а потом выравнивал землю специальным катком, который взял напрокат. Кучка мульчи красовалась в сторонке, вместе с лопатой, прислоненной к стене. Генри недавно обзавелся кипарисовой этажеркой для горшков с рассадой, которая теперь стояла в гараже. Она щеголяла цинковой поверхностью и двумя ящиками, где Генри хранил садовые перчатки и небольшие инструменты. На полку внизу он поставил лейки и мешок с мхом-сфагнумом. Примыкающая стена была предназначена для больших инструментов — вил с деревянными ручками, лопат, грабель и ножниц для стрижки кустов разного размера. Обведенные контуры гарантировали, что каждый инструмент вернется на свое место. Наряду с другими осенними проектами, Генри пересаживал три дюжины бархатцев из пластиковых контейнеров, в которых они продавались, в терракотовые горшки. Он уже высадил у моего скромного крыльца полдюжины этих ржаво-золотых цветов, что я находила очень нарядным. - Ты был занят, - отметила я. - Перехожу к зиме. Через пару недель мы перейдем на зимнее время, и в этот час будет почти темно. Как ты? Чем занимаешься? - Ничем особенным. Меня попросили опознать парня в морге, но я его никогда не видела. - Почему тебя? - У него в кармане был клочок бумаги с моим именем и телефоном. Блумберг, следователь коронера, решил, что мы были знакомы. - И что это все значит? - Кто знает? Он был бездомным, его нашли в спальном мешке на пляже. Это было в пятницу утром. Я пыталась узнать о нем, но выяснила не очень много. У меня сейчас нет никаких дел, так что хоть было, чем заняться. Тебе помочь? - Я почти закончил, но буду рад компании. Я тебя не видел когда, с четверга? - Да. С тех пор, как уехали Вилльям с Рози. Я положила сумку на крыльцо и уселась на ступеньку, где Генри оставил свой блокнот . Пока он относил инструменты в гараж, я открыла блокнот у себя на коленях и изучила список дел, которые он вычеркнул. Он вычистил и наполнил птичьи кормушки, собрал последние летние травы для просушки, убрал с клумб завявшие однолетние цветы и посадил многолетние. Еще он вычистил и полил из шланга садовую мебель, которая сейчас сохла, перед тем, как он уберет ее в сарай до весны. Появившись, Генри снял со шланга наконечник и начал его аккуратно сматывать. - Что дальше? - спросил он. Я поставила птичку возле задания, которое он только что закончил. - После того, как ты закончил газон, осталось только проветрить шерстяные одеяла. Как Нелл? - Она неплохо, но Вилльям стал большой болью в заднице, я имею в виду, буквально. Нелл была дома меньше часа, и он начал жаловаться на свой ишиас. - У него ишиас? С каких пор? Генри отмахнулся. - Ты его знаешь — очень внушаемый и немножко ревнивый. Я говорил с ним в пятницу и услышал всю историю — симптом за симптомом. Сказал, что ему повезло, что он захватил с собой свою палку, хотя она мало помогает, учитывая интенсивность его болезни. Он вынужден был одолжить у Нелл ходунок, чтобы передвигаться с места на место. Он думал, что Рози должна отвезти его в больницу, но она была занята, готовя обед. Так что он заставил Чарли отвезти себя. Хорошая новость, или плохая, в зависимости от точки зрения — доктор посоветовал МРТ и Вилльям решил сделать это здесь. Он сказал, что ему нужен невропатолог и просил меня записать его. - Он не должен вернуться до конца недели. Удивляюсь, как он переносит задержку. - Вот как обстоят дела. Я начал обзванивать врачей, думая, что смогу записать его только на недели вперед, но у доктора Метцгера освободилось время на завтра, в девять утра. Вилльям взял билет на первый рейс домой. - А как насчет Рози? - Она останется до конца недели, как планировалось. Я уверен, она рада его сплавить и думаю, что остальные тоже чувствуют облегчение. Они собираются научить Рози играть в бридж, чем Вилльям все равно никогда не интересовался. Он прилетает в пять, и как только я его встречу, он начнет мной помыкать. Он утверждает, что едва может нагнуться, чтобы завязать шнурки. - В пять? Замечательно. Через полчаса? Генри выпрямился. - Который сейчас час? Не может быть так поздно. - Четыре тридцать пять на моих часах. Генри произнес слово, которое так ему не подходило, что я рассмеялась. - Я могу его встретить, - сказала я, поднимаясь. - Это даст тебе шанс закончить дела и принять душ. - Мне неудобно просить тебя об этом в самый час пик. Я поеду как есть. От меня не так уж плохо пахнет. Он обмахнулся футболкой, свел глаза и зажал нос. - Аэропорт в двадцати минутах. Ничего особенного. Можешь налить мне стакан шардонне, когда вернусь. - У меня есть идея получше. Я угощу вас обоих ужином в « У Эмили на пляже», если только Вилльям сможет сидеть так долго. - Договорились. * * * Строительство аэропорта Санта-Терезы началось в 1940 году, и терминал открылся с шестью выходами на посадку, которые обслуживали две национальные авиалинии и три «кукурузника». Маленькое здание было выдержано в обычном испанском стиле — оштукатуренные стены, красная черепичная крыша и вспышка ярко-красной бугенвиллеи, живописно драпирующей вход. На посадку и после прибытия шли пешком, по длинной лестнице. Багаж получали снаружи, под навесом. Я въехала на стоянку в 4.59, как раз когда прибывший самолет ехал по дорожке к выходу № 4. Это был маленький, скромный, без излишеств, самолетик, где лучшее, на что можно надеяться в плане еды и питья — коробочка с двумя пластинками жевательной резинки. Стюардесса предложит жвачку в плетеной корзиночке, и ты можешь угощаться до тех пор, пока берешь только одну.