Делать нечего, он тоже пошёл туда. С приближением к арке в динамиках рации вдруг защёлкало, а счётчик частиц излучения задёргался, рваными прыжками перескакивая к летальным дозам. Ханни упрямо двигалась вперёд, зафиксировав взгляд на конусе жидкой энергии. Вот она наступила на «шахматную доску». Вздрогнула, но не повернула назад. Первому ничего не осталось, кроме как идти вслед за ней. Миновав застывших в дверях Фёдора и Джона, он вроде бы услышал их нервное, лихорадочное бормотание. Что-то там о контурах охлаждения и о компенсаторах мощности. Но вслушиваться, конечно, не стал. Он догнал Ханни на дальнем краю шахматной мозаики. И возможно, ему только показалось, что его снизу-вверх пронзил невидимый смертоносный поток. Ноги будто пробило молнией. Кости заломило. Желудок скрутило, выталкивая его содержимое вверх. Волоски на теле не просто встали дыбом, а превратились в сонмы крохотных иголок, больно вонзающихся в кожу и скребущих о скорлупу брони. Но Первый шагал дальше, уставившись чётко вперёд. Из последних сил он ловил взглядом миниатюрную фигурку, неумолимо удалявшуюся от него, как будто само пространство растягивалось, становясь преградой, бесконечным тягучим тоннелем. Вдруг в динамики шлема пробился, слабо квакнув, знакомый голос: «Нет! Не надо, Первый!..» А затем всё утонуло в белом шуме[51][Белый шум – стационарный шум, спектральные составляющие которого распределены по всему диапазону задействованных частот. Характерным примером является шум «снега» на телевизионном экране при отсутствии сигнала сети, а также шум близкого водопада.]. И осталась только маленькая фигурка. Чёрный контур брони на фоне лилового зарева. Вот Ханни грациозно обогнула какое-то устройство, вот она, даже в громоздком доспехе сохраняя безумную гибкость, протиснулась между связками труб… и вот наконец приблизилась к вершине пирамиды – к титаническому сгустку света, зависшему всего в полуметре над её головой. Её плечи омывало свечение, отражаясь в пластинах брони и соскальзывая с них в никуда. Ничего не осталось вокруг, только Ханни и светящийся конус – мегаватты смертоносной энергии, заточённой в прозрачный фиал, нацеленный на неё остриём. А где-то далеко позади, в миллиардах световых лет и эпох наблюдал за всем этим Первый, не способный ничего изменить, но не в силах оторвать взгляд от картины, выжигаемой у него на сетчатке гибельно прекрасным сиянием. Ханни медленно, с усилием, будто сражаясь с потоком воды, подняла руку, встав на цыпочки, вытянувшись напряжённой струной. Она рвалась вверх, стремясь прикоснуться к вершине граней, наполненных многоцветным свечением. Ещё каких-нибудь пару сантиметров… мгновений, застывших миллисекунд… Между пальцами Ханни и конусом проскочила лиловая искра. Вроде бы Первый услышал тихий электрический треск. Затем перед ним распустилась хрустальная орхидея сияния. Ханни опрокинулась в свет, и Первый упал вслед за ней. Глава 14. Невозможная встреча Первый открыл глаза. Оказалось, он стоит в каком-то коридоре, отдалённо похожем на все те, по которым отряд добирался до сердца Объекта. Но стены здесь очень странные: до половины белёные вместе с потолком, а до половины выкрашенные в тускло-зелёный цвет. Краска – старая, растрескавшаяся – отшелушивается от стен, а местами покрыта разводами соли. Лампы горят только где-то позади. Первый застыл в полутьме: его длинная тень падает ему под ноги, размываясь дальше во мраке. Но мрак не абсолютный. В дальнем конце коридора пульсирует малиновый отсвет какого-то нехорошего жара. Первый принимает решение и делает шаг во тьму. Облезлые стены коридора надвигаются со всех сторон. Только края чешуек облупившейся, скрутившейся краски мерцают в темноте рубиновым заревом. Несмотря на осторожную поступь, Первый слышит свои шаги. Они, отражаясь от стен, повторяются раскатистым эхом, дезориентируя, окружая Первого, загоняя в ловушку страха. «Что это? Просто сон? Что вообще происходит?» Он пока не знает, но чувствует: нужно идти вперёд. Тьма достигает своего пика, сминая поле зрения Первого по вертикальной оси – будто загородив обзор двумя чёрными боковыми заслонками. Свет ламп окончательно гаснет, и единственным ориентиром теперь служит далёкое зарево. Вдруг пол под ногами начинает круто крениться вниз, и Первый, влекомый вперёд, оказывается в глухой черноте. Вокруг – ни звука. Даже эхо смолкло. Только шум частого дыхания и тяжёлая дробь сердца в груди. Со всех сторон Первого сжала тьма. Но он идёт дальше, кажется, по-прежнему спускаясь вниз. Хотя он уже точно не знает. Не чувствует собственного положения в пространстве. Отблеск зарева давно пропал, и Первый не уверен, найдёт ли он когда-нибудь выход отсюда. А ещё ему кажется, что кто-то стоит у него за спиной. Притаился неподалёку и ждёт. Можно даже почувствовать исходящее от него тепло. Словно что-то живое замерло на расстоянии раскрытой ладони. «Эй! – хочет крикнуть Первый. – Это ты? Я знаю, ты рядом… Ответь!» Но слова застревают в горле, с губ срывается невнятный хрип. А потом его ноги… точнее, носки незнакомых, нелепых, каких-то неуклюжих ботинок втыкаются во что-то твёрдое. Вздрогнув и покачнувшись, Первый вскидывает руки, едва не упав. Он наткнулся на какой-то барьер. «Нет, нет! – барабанит у него в голове. – Всё! Тупик!» Но, вновь выставив перед собой руки, он не находит преграды. Уже ясно: стены нет, ведь иначе он воткнулся бы в неё лбом. Тогда он поднимает ногу и ставит её на первую ступень. Первый обнаружил лестницу. Он начинает подъём. С каждым шагом он всё отчётливее ощущает приближение к свету. Смутная аура тепла обволакивает его лицо, омывает щёки и лоб, трепещущие ноздри и веки. А может, это ему только мерещится. Ведь тепло нарастает, со временем превращаясь в багровый жар, но Первый его больше не чувствует. Он воспринимает лишь зарево где-то далеко наверху. И знает, что это какое-то нехорошее зарево. Через два поворота лестницы в два десятка ступеней он выходит на освещённую площадку. Обычная лестничная клетка. Новый коридор. И на этот раз, похоже, недлинный. Из него пышет жаром. Только Первый этого не ощущает. Он просто понимает, что здесь должно быть жарко, так как видит огненное зарево, но его телу от этого ни горячо, ни холодно. Возможно, он в экзоскелете? Но его движения вроде бы ничем не скованы… Однако он почему-то не может опустить голову и глянуть на себя. Первому начинает казаться, что какой-то раскалённый, бесплотный, неощутимый ветер шевелит ему волосы на голове, и те неприятно липнут к покрытому испариной лбу. Он делает новый шаг. Коридор. Краска на стенах уже не просто шелушится. Она пошла крупным трещинами. Трещины поначалу черны – словно забиты гарью. А по мере продвижения вперёд они всё расширяются, растут. Это больше не трещины краски. Потрескались сами стены. И как это ни странно, но трещины сияют изнутри. Они светятся магмовым накалом. Конец коридора. Новая лестница слева ведёт и вниз, и наверх. Почерневшие перила погнулись. Края ступеней оплыли. Они словно стекают вниз, как растаявший на солнце пластилин. А чуть дальше, справа от лестницы, коридор упирается в железные двери – двери от стены до стены, от пола до потолка. Они заперты и раскалены. Первый не чувствует убийственного жара, но металл сияет оранжевым, слегка пульсируя. Пекло дышит, уже остывая. Двери выгнуты наружу, словно в них изнутри что-то врезалось. Какая-то чудовищная сила повредила их, едва не свернув с петель. Чуть не заставив лопнуть, как надувшийся пузырь на каком-нибудь смертоносном расплаве. Как не выдержавший давления шар, серебристые стенки которого были прочными и толстыми, но истончились при выбросе энергии. И сферическую выпуклость дверей рассекла исполинская трещина – разошедшаяся, словно края раны, пылающая красно-оранжевым. – Не ходи туда… – вдруг раздаётся за спиной у Первого мягкий, спокойный голос. Очень знакомый голос. Первый сразу его узнаёт, хотя в нём почему-то больше не слышится саркастичной смешинки. Первый резко оборачивается. – Ты?! Высокий, стройный, даже какой-то уж слишком изящно-подтянутый парень стоит у подножья ступеней, одетый во что-то тёмное и облегающее. Чёрные волосы – вьющиеся, когда-то аккуратно подстриженные, но довольно сильно отросшие – ниспадают упругими прядями по бокам фарфорового-белого лба. Прямой тонкий нос. Высокие скулы. Очень правильные черты лица. Бледно-розовые губы с чуть приподнятыми уголками. Они кажутся вечно смеющимися – с издёвкой или с горькой иронией. А глаза… Первый никак не может понять, какого цвета глаза. Ярко-синие по классике жанра? Возможно. Но сейчас они абсолютно черны, прищурены, прикрыты бахромой длинных ресниц и поблёскивают магмовыми огоньками. – Нечего здесь больше делать. Пойдём… – с улыбочкой говорит парень, грациозно отступая назад: поставив одну ногу на нижнюю ступень лестницы, ведущей наверх. И Первый покорно плетётся за ним, онемев и едва не отвесив челюсть до самого пола. *** Медленно поднимаясь по ступеням, теперь уже бок о бок со своим загадочным проводником, Первый всё косился на него и думал: «Как же так? Он тоже не чувствует жара? Но ведь раскалённый воздух колышет его волнистые волосы, и даже красные искры – хлопья ещё тлеющего пепла – оседают ему на плечи, на ткань этого странного костюма… Это что-то вроде кевларовой защиты. Как у мирных спецов, но потоньше и поаккуратней, а из-под расстёгнутого воротничка-стойки виднеется воротник белой рубашки». Парень, кажется, тоже поглядывал на Первого, хитро улыбаясь. И Первый буквально осязал перемещение воздуха при каждом его движении, слышал его тихое дыхание, убеждаясь, что парень настоящий, а что сам он сейчас без экзоскелета (вероятно, в поддёвке от него), но всё никак не решаясь глянуть вниз: опасаясь какого-то подвоха. Или он просто боялся случайно прогнать наваждение? Подозревал, что всё это могло оказаться как правдой, так сном? В его мыслях мелькала, вертелась, вновь и вновь расцветала чудовищная белая вспышка, которую он не то видел когда-то, не то украл из чьих-то кошмаров. Они молча поднимались по лестнице, слушая шаги друг друга. И вскоре впереди показалась новая лестничная площадка, поворот в очередной коридор. Ещё немножечко странных, половинчато окрашенных стен с запертыми дверями, и парень привёл Первого в небольшую комнату. То есть не то чтобы комната была совсем небольшой. Просто видимая её часть очень слабо освещалась. Круг тёплого света под лампой выхватывал из темноты пятачок на широком чёрном столе, заставленном мониторами, клавиатурами, сетевыми хабами, маршрутизаторами и другими периферийными устройствами. Вокруг мерцали цветные огоньки. Индикаторы дёргались во тьме, лишь смутно вычерчивая контуры предметов. А с краешку светового пятна уютно пристроилась кружка недопитого кофе. – Это… твой кабинет? – сдавленно спросил Первый, опасаясь разрушить всё это звуком своего голоса. Как будто ещё чуть-чуть – одно лишнее слово, один неосторожный жест – и этот застывший, замороженный в потоке времени момент просто исчезнет. Его расплющат тяжёлые стальные двери, слетающие с петель под ударом чудовищной взрывной волны. Всё превратится в бушующее пекло. Мегатонны энергии вырвутся на свободу и поглотят всё это вместе с Первым… Он робко глянул на загадочного парня, сложившего руки на груди. – И да, и нет, – лукаво усмехнулся тот, обнажив белоснежные зубы. – Видишь ли… Здесь всё относительно. Я же тебе говорил… Меня здесь вроде как и нет. Но вот он, я… Эх, блин! Как надоело всё!.. Парень тряхнул головой, и чёрные пряди упруго мазнули по белому лбу. Он дёрнул было рукой, чтобы убрать их, но вдруг резко остановил себя. Первый уже открыто глядел на него во все глаза, ничего не понимая. В косом луче от лампы, казалось, он мог рассмотреть мельчащую пору на лице собеседника, мельчающую мимическую складку, каждый атласный волосок его изящно изогнутых бровей. Так сложно было не поверить в то, что всё это происходит наяву. – Что… Что ты имеешь в виду? – выдохнул Первый. – Где мы? Мы ведь всё ещё на Объекте? Мы искали ядро… Искали тебя… И вот… – Вот… Вот именно, что «вот»! Вы нашли. Ладно хоть я ещё могу врубать экстренный откат… – Чего?! – Да ничего. Что слышал… – буркнул парень, присев на край стола и задумчиво глядя в никуда. Он загородил лампу, и всё утонуло во тьме. Свет отражался от гладкой ткани его костюма, омывая стройную фигуру, соскальзывая с неё по бокам и слегка разгоняя мрак. Лицо парня оставалось в тени, но Первый почему-то решил, что глаза у него должны быть либо синими, либо светло-серыми. А тот вновь разражённой тряхнул головой, и в этом движении было столько чего-то знакомого, столько совсем человеческого, очень привычного, что у Первого аж защемило в груди. Стало грустно и немного жутко. – Объясни мне! – настаивал он, едва сдерживаясь, чтобы не рвануться вперёд, не схватить парня за плечи и как следует не встряхнуть его. – Кто ты? Что случилось? Я вообще жив или мёртв?! Ты… А, чёрт! Бред какой-то!.. Что происходит? Парень ещё минуту смотрел куда-то мимо него, а потом вдруг встрепенулся и повернул голову. И в этот момент будто ярче вспыхнула лампа. Или некий совершенно нежданный точечный свет ударил откуда-то сверху, осветив лицо парня. На Первого в упор глянули его глаза. Необычные, прозрачно-яркие, с угольно-чёрным ободком по краю удивительной радужки. Светлой радужки, но не серой, нет. И даже не голубой. Вроде она казалась бесцветной, и в то же время мерцала сразу несколькими оттенками. И ярче всего среди них поблёскивал нежно-лиловый. Первый аж вздрогнул. А парень снисходительно хмыкнул и вновь мягко заговорил: – Я и сам не знаю, что происходит, поверь мне. Вроде бы есть такая теорийка… о загадочном информационном поле. Управляемый сон, взаимодействие мыслей, сознания и прочая мистика… Вещь недоказанная. Но факт в том, что ты, Первый, лежишь сейчас в отключке, а мы здесь с тобой мило болтаем. И всё это при том, что я даже не человек. – Как? Что?! – выдохнул Первый. – Н-нет… Что за фигня? Я нашёл тебя, и мы пошли… Нет… – бормотал он, глядя в эти невозможные сиренево-стальные глаза. А они слегла округлились: парень приподнял брови, грустно улыбнувшись. – Вот так, Первый… И наше с тобой общение – это просто миф. Нонсенс… Ведь у меня совершенно другой интерфейс. Кажется, я – часть железа. Конденсаторы, проводники, а отнюдь не живые нейроны. – Нет… Но ты ведь… Ты выглядишь так… – Да брось… Это всё из-за твоего способа воспринимать окружающий мир. Ну, в смысле… Это я думаю, что это так, но… Я, представь себе, уже точно не помню. Кажется, мой графический образ изначально мог быть примерно таким. Я же говорил, что я – часть системы… Предохранитель. Корректировщик. Фрагмент искусственного интеллекта, контролирующего здесь всё. Если хочешь – специальный элемент, близкий к логике… разумных живых организмов. И я, уж поверь мне, тоже никогда не думал, что мы с тобой когда-то увидимся… вот так вот. Ну и не стал объяснять… Может, не хотел зря разбивать тебе сердце! Парень хохотнул. Но прозвучало это вовсе не весело, а очень печально. Первый замолк, уставившись себе под ноги. Потом спохватился, быстро глянув на собеседника – словно ожидая, что он вдруг возьмёт и исчезнет. Или всё-таки скажет, что просто пошутил. Но парень оставался на месте, неподвижен и молчалив. А Первый уже не знал, как разлепить пересохшие губы, которые, получалось, даже и не могли пересохнуть, потому что в итоге всё это происходило у него в голове. – Ну… л-ладно… – выдавил наконец он. – Значит… ты не живой человек в прямом смысле слова. Я… п-понял, но… Так что же это такое?! Куда мы влезли? Что с нами случилось? – Хех… – невесело усмехнулся парень. – А вот это прозвучит ещё более бредово, чем всё предыдущее. Понимаешь… этот Объект, как вы уже догадались… он не ваш. Он торчит здесь довольно давно. Ну и я вместе с ним… Да и цель его постройки, пожалуй, тоже была бредовой. Ты же видел… вагонетки эти… рельсы, конвейеры. Не поверишь! Изначально – просто геологический комплекс для добычи минеральных образцов и анализа их состава! Ну то есть, конечно, не совсем обычный… Полностью автоматизированный комплекс, созданный теми, кто думал, что они, возможно, когда-нибудь доберутся сюда и будут здесь жить… Но со временем цель его работы менялась. Достраивались новые уровни, собиралось оборудование… Появлялись и опять уходили, представь себе, настоящие живые сотрудники… Как видишь, они и реактор построили для обеспечения полной автономности. Никаких тебе ветряных мельниц или солнечных батарей… Думаю, всё это случилось задолго до того, как у вас тут… тоже стало заселено. И создатели Объекта потом… не захотели вступать в конфликт с местным населением. Парень на миг замолчал, картинно скривившись, и вдруг всплеснул руками. – Вот ведь!.. И что вы все сюда лезете, а?! Знаешь, сколько было до вас? И жители недавних эпох… и даже совсем дикари. Пришлось ставить системы защиты… – Так… что… – всё же не удержался Первый. – Были и другие группы… до Кэпа? – Хо-хо! – оживился парень. – Конечно были. И ваши, и ещё до них… Знаешь, бегали тут и совсем голозадые… Не спрашивай, как им удалось сюда влезть. Думаю, основная система сама их впустила от скуки. Вот такие вот жестокие игры… – Это поэтому надписи на стенах были сделаны непонятными буквами? – Ага. Система анализирует речь и учит чужой язык. Как по-твоему я с тобой-то общаюсь? А потом она строит понятный для вас интерфейс. Надписи на стенах – тоже управляемая штука. Молекулы пигмента – специальной электрочувствительной краски… И порой у системы всё это выходит не сразу. Поначалу… Хотя нет. Пожалуй, прикалывается она так. Ведь до вас уже были группы… Мы давно выучили русский. – Прикалывается? То есть она… как ты? Слушай… а ты никогда… не пробовал с ней говорить? Парень обжёг Первого искренне оскорблённым взглядом – пурпурно-перламутровый всполох и лаймово-лимонные искорки в контражуре. Он промолчал, помрачнев. На минуту собеседники замерли, глядя друг на друга. Затем парень сказал: – Да нет… Конечно, пробовал… Знаешь… Ведь система – это не личность. Просто набор модулей для выполнения разных задач. Очень сложный, большой набор с огромным количеством вариантов, комбинаций… В ней нет чего-то вот такого вот, как я… Она действует по принципу скоростного перебора вариантов. Изучает ситуацию, строит долгосрочные модели событий, анализирует их. Ну а юмор… Знаешь, как это ни грустно, но… Получается, что эти шутки – это тоже… остаточные следы меня… Или его… Того, кто систему писал… Чёрт! Всё путается. Я уже толком не помню… Я ведь когда-то был тут… «креативным элементом». Должен был уже сам развивать инфраструктуру системы. Исправлять ошибки, неизбежно возникающие со временем… Что-то вроде цифрового конструктора… Абсолютный интеллектуальный бэкап[52][Бэкап (от англ. «backup copy») – резервная копия, процесс резервного копирования.] с надежнейшей системой экстренного копирования. Со способностью создания новых модулей… Х-ха! Вот только не вышло. Бэкап обрёл человечность… И развился конфликт с основной системой… Парень повесил голову, ну никак не напоминая какое-то неживое создание. Потом встрепенулся. – Ну да что это я раскис? Потерял нить разговора… А, вот… Понимаешь, со временем исследования на Объекте переросли во что-то большее. Ещё до вас, до всего этого безобразия, тут поселились физики. Привезли своё оборудование, построили что-то уже здесь… Нет, не какой-нибудь там адронный коллайдер, но… Кое-что, связанное со здешним реактором. Кстати, о нём. У них тут твёрдое топливо многоразового использования. После выработки обогащается заново… Обычный водный замедлитель. Кипящий реактор водо-водного типа… Вы не видите пар на поверхности, потому что мы используем буквально всё. Вода и пар циркулируют в отдельных системах. Энергетические турбины обслуживает один контур, а для охлаждения предназначен другой… Мы берём воду прямо из моря. Сложная система фильтров на входе очищает её от солей, а на выходе стоят дезактиваторы, удаляющие остаточный фон. Всё это замаскировано под почвой дна. Частично почва – и есть фильтр. Объёмы воды, требующиеся Объекту, не так уж и велики благодаря эффективной конструкции активной зоны реактора. Повышение температуры потока на выходе в целом незаметно. Ваши учёные ничего бы не обнаружили без проведения целенаправленных исследований. По крайней мере так было задумано. Система работала веками. Но теперь… Сам видишь. Ваши биохимические разработки в семидесятых… Аральск-7… Вы изменили окружающую среду. Уровень воды в море упал. А здешняя система ведь тоже адаптирована под корректировки объёмов, иначе… В общем, теперь Объект вынужден брать больше воды. Естественные потери, изменение условий… Плюс всё это слегка сбило настройки. Система справляется с охлаждением уже не так хорошо. Происходит аварийный сброс избыточного пара… Ты заметил потёки на стенах? Следы влаги – это не только результат работы защитных систем. Всё выходит из строя. Объект умирает. Рано или поздно вода в море совсем иссякнет, несмотря на экономное использование. А ваши учёные… всего лишь слегка… ускорили процесс. Парень хохотнул. – Ой, опять отвлёкся. Короче… Вы, друзья мои, снова влезли, куда не надо. И система защиты… В общем, она истернула. Даже экстренно остановила реактор. А избыточная энергия пошла не туда… Но прежде чем говорить о том, что же там такое случилось, нужно вернуться назад, к назначению Объекта. Так во́т… Физики… Исследователи… Они в ходе своей работы создали… Вернее, наткнулись на нечто… На эффект, который никто так до конца и не понял. Да-да, представь себе, не понимаю его и я. А уж как именно, на каких машинах всё это работает… Увольте! Я ж тут вроде стационарного программиста! Не обязан я знать их исследовательскую матчасть… И в меня, вероятно, встроили некую систему защиты от запретного любопытства. Где-то в глубине моего исходного кода есть предохранитель от излишней обучаемости. Так что я толком и не знаю, что там физики открыли за принцип, как назвали его, и на каком железе всё это работает. То есть да, есть там какое-то пресловутое «ядро», о котором говорил Кэп. Наверное, есть и какие-то подземные ускорители, и уловители частиц. Но для меня это… скрыто за теми вечно взрывающимися дверьми. Понимаешь? Мне туда хода нет. А значит, нет хода и вам. Ты же видишь, на что пошла система, чтобы не пропустить вас? Вот только… Я ведь всё-таки кое-что могу?