— Я хочу узнать, что с ней случилось. — Думаешь, ее смерть связана с «Лебенсборн»? — Я не знаю. Но хочу выйти на этих людей. Дядя зарылся поглубже в кресло. — Мне очень жаль, Минна, но я не могу тебе помочь. — Ты не можешь или не хочешь? — Слишком рискованно, сожалею. — В каком смысле? — С людьми вроде Гиммлера никогда не знаешь, чем это может кончиться. Она поднялась, не настаивая. Разберется сама. Попросит помощи у Бивена или, почему бы и нет, у Симона. Дядя проводил ее до мраморного холла; вид у него был встревоженный. — А как звали твою подругу? — Не беспокойся, — ответила она, целуя его в щеку. — Забудь эту историю. Не так уж это и важно. Пройдя через двор, в центре которого по-прежнему журчал небольшой фонтан, она села в свой «мерседес». Ее охватил странный жар, не имеющий ничего общего с коньяком, выпитым с утра пораньше. Она вышла на след и была в этом уверена. Побудительная причина убийств связана с «Лебенсборн». 103 Киностудия «Бабельсберг» была расположена в Потсдаме, к юго-востоку от Берлина. Эта единственная в Европе студия, способная соперничать с Голливудом, стала легендой немецкого кино. Именно там были сняты «Носферату, симфония ужаса» и «Метрополис». Распространенное мнение гласило, что с пришествием нацизма студия начала сворачивать свою деятельность. Это было неверно. Власти рейха наложили руку и на кинопроизводство, но не для того, чтобы его свернуть, а как раз наоборот. Начиная с 1933 года «Бабельсберг» работала в полную мощь и выпускала около сотни фильмов в год. Считалось также, что все таланты сбежали от нацизма, — еще одно заблуждение. Разумеется, Фриц Ланг, Роберт Вине, Марлен Дитрих, Петер Лорре или Самуил Вильдер (более известный как Билли Уайлдер) быстренько собрали чемоданы. Но немало актеров и режиссеров остались. Приняв нацистские ценности или из простого оппортунизма, они трудились как никогда и по крайней мере на немецкой территории оставались всячески обласканными звездами. Эмиль Яннингс, Лил Даговер, Курт Штайнхофф, Густав Фрёлих никуда не делись, да и такие режиссеры, как Георг Вильгельм Пабст или Файт Харлан, тоже не сидели без работы… Симон хорошо знал немецкое кино. Прежде всего, потому, что он обожал фильмы. Какое невероятное удовольствие под аккомпанемент романтической музыки любоваться этими гигантскими созданиями, серебристыми полубогами, выражающими понятные каждому чувства на фоне великолепных декораций… А еще потому, что среди его пациентов было много актеров и других деятелей из этих сфер. Как всегда, он нарушал одну из основополагающих заповедей психоанализа — соблюдать дистанцию с пациентами — и с радостью принимал приглашения посетить «Бабельсберг» или же принадлежащие «UFA» павильоны в Темпельхофе. Но сегодня он был здесь не на прогулке. Вместе с Минной они отправились на поиски Сильвии Мютель, бессменной костюмерши «UFA», которая как раз и работала с Альбрехтом Вегенером над «Der Geist des Weltraums» («Космическим призраком»), вышедшим в 1932-м. Новый «Бабельсберг» оказался обширной равниной, на которой были разбросаны гигантские ангары с глухими стенами, то есть собственно съемочные павильоны. Согласно полученной информации, фрау Мютель работала на съемках «Телефон не отвечает, мсье», фильма с песнями и танцами, какие сейчас производили десятками. Еще одно расхожее заблуждение: считалось, что нацисты снимают только пропагандистские ленты. Напротив, они стремились оболванивать публику сентиментальными комедиями и слащавыми опереттами. На один такой фильм, как «Triumph des Willens» («Триумф воли») Лени Рифеншталь или «Hitlerjunge Quex» («Юный гитлеровец Квекс») Ганса Штайнхоффа, приходилось множество пустопорожних однодневок, где все проблемы улаживались песенками. Съемочная площадка «Телефон не отвечает» располагалась в третьей студии слева. Они двинулись по широкому проезду между грузовиками с платформами, на которых были установлены прожектора, и солдатами в остроконечных касках времен войны 1870 года. Симон и Минна приехали утром, каждый со своей сенсационной новостью наперевес — один гонялся за Мраморным человеком, но на этот раз за реальным, а другая пришла к твердой уверенности, что Грета забеременела благодаря «Лебенсборн». Чья взяла? Сенсация на сенсацию, партнеры сошлись стенка на стенку. Их добыча, можно сказать, была равновесна, и ни один из них не удостоился ожидаемого места на пьедестале. А главное, их открытия совершенно не вязались друг с другом. Ни малейшей возможности слепить из них непротиворечивое целое. Они отыскали нужную студию. Дверь стояла нараспашку, и они вошли в необъятную темноту ангара. Освещена была только декорация, и в огромном сумеречном пространстве она выглядела как резной деревянный макет, чем, в сущности, и была. Они споткнулись (в студии всегда спотыкаются) о какие-то кабели и осветительные приборы. Извинились, спросили, как найти Сильвию Мютель, — они невольно заговорили приглушенно, как в церкви. Какой-то техник указал им на гримерку, примостившуюся в самом дальнем углу студии, — что-то вроде затерянного в темноте прицепа. Они постучали, не получили ответа и вошли. Пространство было разделено рядами развешанной одежды — придворные наряды времен Фридриха II, средневековые рясы, сюртуки русской аристократии… В воздухе витал странный запах, смесь опилок, пыли, плесени. Запах смерти и забвения. Они протиснулись между двумя стойками с костюмами и добрались до раскроечных и швейных столов. Какая-то женщина работала, перекладывая кипы ткани рядом со швейной машинкой, такой огромной, что походила на артиллерийскую установку. — Здравствуйте. — Что вам угодно? Сильвия Мютель выглядела как учительница. Высокий лоб, очки с толстенными стеклами, седые волосики, стянутые в узелок на затылке. На ней была блуза художника с очень объемными рукавами, напоминающая облачение волшебника из сказок. Они представились. Два психиатра хотели бы расспросить о съемках «Der Geist des Weltraums» и той роли, которую сыграла Рут Сенестье в создании маски призрака. — Почему вам понадобилось это знать? — Потому что Рут Сенестье мертва, — без колебаний ответила Минна, — и потому что она была моей подругой. Мы убеждены, что ее уход загадочным образом связан с этим фильмом и маской, которую носил Призрак. — В каком качестве вы ведете это расследование? — В качестве друзей. В память о Рут. — Что вы хотите знать? — Все, что вы можете вспомнить. — А я помню все. Мы называли этот фильм «Великий Про́клятый». 104 — Это были необычные съемки, — начала она. — Оформитель разработал целую систему, которая имитировала звездное небо, и мы были вынуждены снимать целый день в темноте. А еще актеры, игравшие звездоплавателей, должны были носить микрофоны, которые усиливали звук их дыхания. На площадке постоянно слышалось их тревожное пыхтение, отражавшееся от стен студии… — Поэтому вы упомянули о «проклятии»? — спросила Минна. — Нет. С самого начала съемок пошла череда несчастных случаев. Съемочная площадка — она как корабль. Слухи о невезении распространяются мгновенно. Стоит случиться одному-двум печальным инцидентам, и пойдут разговоры, что фильм сглазили. — Так что́ произошло? — спросил Симон. Они по-прежнему стояли перед столом, слушая эту женщину, сидящую среди кучи отрезов и образцов. Запах пыли превращал атмосферу в нечто насыщенное, почти материальное. Где-то слышалось попыхивание парового утюга. — Сначала раскаленный прожектор упал на голову одному из техников. Его волосы вспыхнули, как пакля. Потом электрик упал с высоты в пять метров. Сломал обе ноги. А большего и не требовалось, чтобы пошли пересуды. — Но почему «проклятие»? — спросила Минна. Сильвия Мютель беспечно махнула рукой: — Еще раз говорю, мир кино очень суеверен. По студиям вечно ходят истории про призраков, про сглаз. Это часть местного фольклора. Но что всех окончательно убедило, так это персонаж Эдмунда Фромма. — Кто это? — Актер, который играл Призрака, противника Курта Штайнхоффа, смельчака-космонавта, нашей национальной звезды. Курт Штайнхофф был героем-любовником, покорившим несколько поколений немок своей физиономией тореадора и прилизанной шевелюрой. Имя Эдмунда Фромма Симону ничего не говорило. Наверняка какая-нибудь злодейская морда среди многих прочих. Но при упоминании об актере, носившем маску Призрака, он почувствовал покалывание в затылке. И снова увидел себя предыдущей ночью — как он плавает в сточных водах, перенасыщенных дождевым потоком. Все идет слишком быстро. — А что в нем было такого особенного? — Да почти все. Начиная с лица. Фромм всегда играл монстров или привидения, часто без грима. В период экспрессионизма он идеально соответствовал анаморфическим декорациям и светотеням. — И это все? — Нет. Он и как человек был… особенным. — Объясните. — Например, он никогда не снимал маску. — Погодите, — прервала ее Минна. — Давайте сначала уточним. Ведь маску изготовила именно Рут Сенестье? — Совершенно верно. По слепку, сделанному в ее мастерской. Затем она использовала технику гальванопластики. Это такая штука, которую она начала применять после войны, чтобы… — Мы в курсе. Костюмерша поморщилась — она не любила, когда ее перебивали. Но снова заговорила тем же сухим тоном, монотонно описывая события и не позволяя голосу выдать хоть какие-то чувства: