Часть 39 из 72 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Тебе она нравилась.
— Да. И тебе тоже.
— В другом смысле.
— Просто не надо об этом.
Кэт узнала это выражение и этот тон. Он говорил серьезно. Ворота опустились. Больше она из него ничего не вытянет.
— Ты сам себе враг, ты знаешь об этом?
Но тут подошел официант, чтобы забрать их тарелки, и Кэт поняла, что продолжать этот разговор — себе дороже. Пока что, подумала она. Пока что.
— Ты поведешь детей на ярмарку?
— Наверное. Крис уже вернется из больницы, но папа сказал, что посидит с ним. Феликс еще маловат для такого. Так что тоже может остаться.
— Ты пойдешь туда с кем-то?
— Уверена, мы там встретим кучу знакомых, но Джудит сказала, что пойдет со мной. И, пожалуйста, не надо делать такое лицо.
— Какое лицо?
— Ну смирись уже, Сай! Она милая, и она хорошо влияет на отца. Не будь дураком.
К ним приблизился официант с тушеной бараньей голенью и жаренным на сковороде черным лещом.
— Саймон, — сказала она, когда на столе оказался гарнир, — спасибо за это. Мне было это нужно. Я даже не понимала, насколько.
— Доверяй своему брату.
— Хм-м-м.
— Что?
— О, я доверяю. В некоторых отношениях.
Она взяла в руки нож и вилку, но в этот самый момент она вспомнила — вспомнила весь ужас, весь кошмар происходящего, вспомнила, как Крис с утра лежал в постели и прожевывал ложку омлета с жуткой медлительностью, со склоненной набок головой в бинтах, с усталыми, обреченными глазами. Он как будто бы уже отдалялся от нее, отходил в то сумеречное место, куда ей не было доступа, — место, в котором он был обречен жить в полном одиночестве. Она проглотила еду и уставилась в свою тарелку.
— Все нормально, — сказал Саймон.
Но все было не нормально, и слезы потекли по ее пальцам, когда она попыталась их стереть.
Она поднялась.
— Я иду в уборную. И когда я вернусь, просто разговаривай со мной. Я не могу. А ты просто разговаривай.
Саймон остался ждать, медленно отделяя кусочек нежной ягнятины от кости и размышляя. Бар был полон, но они сидели в дальнем углу, вдали от шума и чужих ушей.
Ее не было долго, но, когда она вернулась, следы слез исчезли, и волосы были аккуратно зачесаны назад.
— Так, — сказала Кэт, перекладывая остатки овощей себе на тарелку.
— Как ты думаешь, я смогу найти подходящую женщину, чтобы она стала моей женой?
Она уставилась на еду на кончике своей вилки, пытаясь как-то переварить этот вопрос. Он никогда не спрашивал у нее ничего подобного и всегда уклонялся, когда она заводила разговор на эту тему. Кэт думала, что не стоит даже пытаться заглянуть внутрь своего брата, но теперь она поняла, что это не так.
— Я знаю, что ты хочешь, чтобы я поговорил с тобой про Джейн, но я не уверен, что могу. Я уже ни в чем не уверен.
— Мне кажется, — осторожно начала она, — что в первую очередь надо подумать о том, хочешь ли ты вообще жениться? Видишь ли ты себя в качестве мужа и, возможно, отца, живущего под одной крышей со своей женой, ведущего совершенно иной быт, нежели сейчас?
— Почему так? Почему все обязательно должно измениться?
— Потому что сейчас ты холостяк, Саймон, у тебя жилье холостяка, у тебя одинокий образ жизни, большую часть времени ты проводишь на работе или за границей со своими блокнотами, иногда с нами. Но это изменится.
— Необязательно.
— Ты ожидаешь, что жена будет тихо сидеть в сторонке? А ты будешь продолжать в том же духе?
— Нет. Но ты так говоришь, как будто моя жизнь поменяется полностью.
— А ты этого не хочешь?
— Нет. Конечно нет. Мне нравится моя жизнь. — Когда он это произнес, он понял, что это — чистая правда.
— Тогда у тебя должна быть совершенно необыкновенная жена, или очень нестандартный брак, или, скорее всего, и то и другое. Все и сразу, конечно, не изменится, но рано или поздно это произойдет. Брак — это новая жизнь, и это всегда компромисс… просто нужно быть уверенным в том, что вы оба хотите найти один и тот же компромисс.
— Да. Значит, мне, видимо, стоит забыть об этом.
— Я этого не говорю. Но ты должен быть уверен — наверное, больше, чем кто бы то ни было. Люди женятся на конкретном человеке, но, возможно, на это их толкает еще и готовность измениться и начать новую, иную жизнь. И они активно этого хотят. Ты — нет. Но тебе еще и сорока нет, Сай, ты не настолько стар, чтобы принимать какие-то окончательные решения.
Он доел остатки ягненка, ничего ей не ответив.
Кэт подумала о тех женщинах, с которыми он был близок, — по крайней мере, о тех, про кого она была в курсе. Диана, женщина постарше, которая в качестве любовницы появлялась в его жизни лишь время от времени — и это работало, но только по мнению Саймона, потому что ей не удалось изменить его жизнь, хотя, как Кэт было известно, она этого хотела. Фрея Грэффхам. Да, он думал, что он любил ее, особенно после того, как она стала недосягаема. До Дианы был какой-то довольно мимолетный роман с молодой женщиной-юристом, которая Кэт не нравилась. Элеонор какая-то.
А потом Джейн Фитцрой.
Но Джейн была слишком уязвима, она запуталась практически во всех областях своей жизни и страдала от ударов судьбы, которые один за другим сыпались на нее во время ее недолгого пребывания в Лаффертоне.
— А чего ты хочешь, Сай?
Он чуть было не сказал, что он хотел того, что было у нее, — счастливую жизнь в браке, ее дом, ее семью, — но осекся. Кэт без Криса, Кэт, переживающая смерть супруга, Кэт одна, сама по себе воспитывающая детей, Кэт, нуждающаяся в нем гораздо больше, чем он в ней, когда раньше было совсем наоборот, — он пытался представить себе это, но не мог.
Официант забрал их тарелки и продемонстрировал им доску с десертами, поставив ее на соседний стол. Они оба были рады такому вмешательству.
— Пудинг с мягкой карамелью, — заказала Кэт, — и мороженое. И мятный чай.
— То же самое, — сказал Саймон.
Позже, когда они уже ехали в сторону загородного дома Кэт, он сказал:
— Может быть, так спокойнее?
— Как так?
— С женщинами, которые недоступны. Может, в этом дело?
— Кухонная психология. Может быть и так, если ты не хочешь меняться.
— Так что же мне делать?
— Господи боже, Саймон, я не знаю! Ты слишком многого от меня хочешь!
— Извини.
— Нам повезло. Помогает работа. Представляешь, если бы ты застрял на какой-нибудь промышленной фабрике, где весь день пялился бы на конвейерную ленту?
Он вздохнул.
— Вместо неудачных попыток поймать особо опасного и жестокого вооруженного преступника.
— Ты поймаешь его.
— Факты говорят не в нашу пользу.
— Ты не позволишь ему уйти. Я тебя знаю.
— Я тебе кое-что скажу, Кэт. Все это выводит меня из себя, а когда меня что-то выводит из себя, это становится личным. Как похищения детей стали личным. Как поджигатель стал личным. Я начинаю думать, что они делают это специально, чтобы унизить меня. Это чистая паранойя, правда? Но ощущение именно такое. Как будто меня дразнят. Давай, Серрэйлер, останови меня, я бросаю тебе вызов.
— Но почему? Он же убивает женщин.
— Нет, я не имею в виду, что он хочет моей смерти. Но как только у них все удается два или три раза, когда им сходит это с рук, это уже становится нашим с ними личным делом, вне зависимости от того, сколько еще людей вовлечено — десятки, в данном случае. Между мной и тем неизвестным возникла какая-то связь. Мне нужно добраться до него, остановить его. — Он ударил ладонью по рулю.
— Ты уверен, что это один человек?
— Нет. Возможно, что снайпер, который застрелил двух девушек, это не тот же человек, что убил из пистолета Мелани Дрю и молодую мать.