— Ты единственный мальчик, которого я когда-либо здесь видела, — весело сообщила она. — Вот мисс Димчерч тебе задаст! Сбросив с себя оковы страха, Генри откинулся назад и уверенно улыбнулся. — Я старой девы не боюсь, — спокойно заметил он, после чего достал трубку и стал набивать ее табаком. Глаза девочки заблестели от восхищения. — Вот бы я тоже была мальчиком, — жалобно протянула она. — Тогда бы и я не обращала на нее внимания. А ты что, юнга? — Матрос, — поправил Генри. — Да! — Матросы мне нравятся, — дружелюбно сказала девочка. — Хочешь, откуси кусок от моего яблока! — Спасибо, не надо, — торопливо проговорил Генри, — у меня тут чистое есть. Девочка подняла голову и взглянула на него с надменным видом, но обнаружив, что он на нее не смотрит, снова принялась за яблоко. — А как тебя зовут? — спросила она. — Энери Хаткинс, — ответил юноша, вспомнив, сколько раз его просили правильно выговаривать букву «х» в школе. — А тебя? — Гертруда Урсула Флоренс Гаркорт, — выпрямившись, проговорила девочка. — Не нравится мне фамилия Аткинс. — Не нравится? — спросил Генри, стараясь не показать обиды. — А мне вот не нравится ни Гертруда, ни Урсула, ни Флоренс. А уж Гаркорт и подавно. Мисс Гаркорт отодвинулась и забарабанила пальцами по столу. — А мне все равно, что тебе нравится, — хмыкнула она. — Мне нравится Герти, — с видом знатока произнес Генри, глядя на маленькое, красное от гнева личико. — По-моему, очень красивое имя. — Так меня всегда и называют, — небрежно бросила мисс Гаркорт. — А ваш корабль плавает по морю? — Да, — брякнул мальчик. Однажды их занесло в море, чем он и успокоил свою совесть. — А сколько раз, — спросила Гертруда Урсула Флоренс Гаркорт, пододвигаясь обратно, — вы дрались с пиратами? Она совершенно не оставляла ему выхода. Если бы она спросила его, дрался ли он с пиратами вообще, он честно ответил бы «нет», пусть ему и трудно далось бы это слово, когда на него смотрят взволнованные синие глаза, полные любопытства. — Я забыл, шесть раз или семь, — соврал Генри Аткинс, — кажется, только шесть. — Расскажи про них все! — попросила мисс Гаркорт, не в силах усидеть на месте от волнения. Генри откусил яблоко и начал рассказывать, мысленно похвалив себя за интерес к захватывающему чтиву, из которого он и черпал материал для вдохновения. Он сражался с вражескими кораблями так, как ни одному адмиралу даже и не снилось, а уж тем более пиратам, которые неизменно становились жертвой самых изобретательных методов и средств, и добродетель торжествовала над пороком. Мисс Гаркорт слушала, затаив дыхание, и с восторженным ужасом сжимала его руку своими маленькими и не слишком чистыми пальчиками или с облегчением разжимала их по мере того, как шло повествование. — Но ведь ты сам никогда не убивал человека? — спросила она, когда он окончил рассказ. В ее голосе послышалась легкая нотка недоверия, которое Генри счел абсолютно незаслуженным после всего, через что ему пришлось пройти. — Точно не могу сказать, — коротко отрезал он. — В пылу с-х-ватки, — на этот раз он правильно произнес этот звук, — в пылу с-х-ватки никогда нельзя знать наверняка. — Конечно же нельзя, — подтвердила мисс Гаркорт, раскаиваясь в своем недоверии. — Ты такой храбрый! Генри покраснел. — А ты уже офицер? — поинтересовалась мисс Гаркорт. — Не совсем, — проговорил Генри, вдруг почему-то жалея об этом. — Если ты поспешишь и станешь офицером, я выйду за тебя замуж, когда вырасту, — объявила мисс Гаркорт, мило улыбаясь. — Если захочешь, конечно. — Я бы очень хотел, — мечтательно произнес Генри. — Я говорил неправду, когда сказал, что мне не нравится твое имя. — Нечего тогда было врать, — строго, но без злости заметила мисс Гаркорт. — Терпеть не могу врунов. Бедный Генри почувствовал жестокие угрызения совести, но, сообразив, что до свадьбы он успеет покаяться, снова повеселел. «Реки Европы» упали на пол и были окончательно позабыты, когда топот ног и шум голосов в саду не напомнил детям о положении, в котором они находятся. — Перемена, — кивнула девочка, подняла книжку и отсела от Генри на самый дальний край скамьи. — Темза, Сена, Дунай, Рейн. За дверью послышались чьи-то твердые шаги, и в замке повернулся ключ. Дверь распахнулась, и, заглянув внутрь, мисс Димчерч вскрикнула и в изумлении отпрянула назад. Тридцать девочек позади нее заметили это, но не поняли, в чем дело, и с нетерпением ждали возможности в этом разобраться. — Мисс Гаркорт! — страшным голосом произнесла директриса. — Да, мэм, — ответила мисс Гаркорт и подняла глаза, заложив пальцем книгу, чтобы не потерять страницу. — Как вы смеете быть здесь с этим человеком? — потребовала та объяснений. — Я не виновата, — как можно более жалобно ответила мисс Гаркорт. — Вы меня заперли, а он уже сидел тут. — Почему вы меня не позвали? — спросила мисс Димчерч. — Я не знала, что он здесь. Он прятался под столом, — возразила мисс Гаркорт. Мисс Димчерч повернулась и бросила страшный взгляд на Генри, который, в растерянности сжимая в руке потухшую трубку, неуверенно поднял на нее глаза, раздумывая, сможет ли проскочить мимо нее. Мисс Гаркорт с затаенным дыханием следила за грозой пиратов, будучи уверенной в том, что сейчас произойдет что-то невероятное. — Он крал мои яблоки! — трагически произнесла мисс Димчерч. — Где учительница гимнастики? Учительница гимнастики, рослая красивая девушка, стояла за ее спиной. — Уберите этого отвратительного мальчишку, мисс О’Брайен, — приказала директриса. — Не волнуйтесь, мэм, — произнес Генри, стараясь говорить спокойно, — я уйду. Отойдите. Я женщинам зла не желаю. — Выпроводите его, — повторила директриса. Мисс О’Брайен, довольная возможностью продемонстрировать свои способности, вошла и, расправив плечи, замерла перед незваным гостем примерно в той же позе, в какой Генри видел барменов, когда те собирались вышвырнуть Сэма. — Послушайте, — взмолился он, побледнев. — Вы это бросьте. Я не хочу вас обижать. Он положил трубку в карман и поднялся, тогда учительница гимнастики подхватила его своими ловкими сильными руками и взвалила себе на плечо. Ее хватка была как сталь, и несчастный Генри в ужасе слушал хор голосов восхищенных девочек, когда его пленительница легко шагала с ним по саду, отмечая путь яблоками, которые выкатывались из его карманов и падали на землю. — Я буду брыкаться, — свирепо прошептал Генри, совершенно забывая, что она держит его за обе ноги, когда вдруг увидел бледное, растерянное личико Гертруды У. Ф. Гаркорт. — Брыкайся на здоровье, — ласково ответила мисс О’Брайен и, подняв его на вытянутых руках вместо штанги, проделала несколько гимнастических упражнений в назидание своим ученицам. — Если ты еще здесь покажешься, негодный мальчишка, я отдам тебя полисмену, — строго произнесла мисс Димчерч, замыкавшая шествие. — Девочки, открывайте ворота! Ворота распахнулись, и Генри, полумертвый от стыда, был вышвырнут на дорогу прямо под ноги повару, которого послали найти его. — Ты чего, Энери? — поразился кок, отступая перед невероятным зрелищем. — Чего это ты тут делал? — Он крал мои яблоки, — строго заявила мисс Димчерч, — и если я его еще раз здесь поймаю, то велю выпороть! — Правильно, мэм! Надеюсь, он никому не навредил, — поддакнул повар, абсолютно неспособный понять весь ужас положения Генри. Мисс Димчерч захлопнула ворота и оставила матросов на дороге. Повар развернулся и пошел обратно в город в сопровождении совершенно павшего духом Генри. — Яблоко будешь, кок? — спросил вдруг юнга, протягивая ему одно. — Самое лучшее приберег, специально для тебя. — Нет, спасибо, — буркнул повар. — Оно тебя не укусит, — обиделся Генри. — Да, но я его тоже не укушу, — гордо отказался кок. Они молча продолжали идти, пока на базарной площади Генри вдруг не остановился перед вывеской таверны «Рука фермера». — Заходи, пивком тебя угощу, дружище, — любезно предложил Генри. — Нет уж, спасибочки, — снова отказался повар. — Бестолку это все, Энери, ты меня не проведешь. — Чего это ты? — вспыхнул юнга. — Сам знаешь, — таинственно проговорил повар. — Не знаю, — нахмурился Генри. — Да то, что я ни в жизнь не упущу возможность все рассказать остальным, пусть даже ты мне шесть пинт проставишь, — весело сказал кок. — Ты ж не глупый парень, Энери, да и я не дурак. — Спасибо, что сказал, — фыркнул Генри, — а то по твоей толстой глупой роже и не понять.