Повар снисходительно улыбнулся и, поднявшись на борт, предоставил своему юному подопечному возможность самостоятельно объяснить шкиперу причину своего отсутствия, однако все его попытки были окончательно сорваны совершенно ребяческим поведением повара, который расположился на другом конце судна и взял на себя роль мисс О’Брайен, а роль Генри отдал пробковому кранцу, и, когда кранец начинал капризничать, что случалось по любому поводу, кок задавал ему энергичную порку и завывал при этом тоненьким голоском, очевидно думая, что в точности подражает Генри. После трех выходов повара на «бис» явился шкипер проведать, в чем дело, и вернулся с такой широкой ухмылкой, что чувствительный Генри чуть не навлек на себя порку еще и за самое дерзкое нарушение субординации. Глава X Два дня спустя они отправились в следующий рейс из Айронбриджа в Стаурвич. «Чайка» медленно плыла по залитой лунным светом реке, все больше и больше удаляясь от пробкового кранца, выброшенного кем-то за борт. В Генри произошла большая перемена, и на смену его беспечной болтовне, которой он обычно развлекал экипаж, пришла гордая сдержанность. В своем воображении он выдавал мисс О’Брайен замуж за страшного силача с жестоким характером деспота, в то время как объяснения, которые он приводил мисс Гаркорт, были слишком изобретательны и пространны, чтобы уложиться в рамки одной главы. И эти грезы, пусть он и знал, что они напрасны, становились желанным облегчением среди той пошлости и грубости, что окружали его на корабле. Пережитые страдания заставили его взглянуть на вещи под другим углом, и теперь он с грустью и нежностью следил за делами шкипера. При каждой удобной возможности он читал вслух, выговаривая букву «х» с таким придыханием, что у него болело горло. Его старания распространялись и на разговорную речь, пока шкипер наконец прямо не объявил ему, что если Генри не перестанет фыркать ему в лицо, то он надерет ему уши. Восходящее солнце уже заливало алым колокольню городской церкви, когда судно миновало мол и бросило якорь в гавани Стаурвича. Узкие, пропахшие рыбой улочки, ведущие в порт, были совсем еще пусты, за исключением одного переулка, по которому сонные пассажиры спускались по двое и по трое, чтобы успеть на пароход. Он уже покачивался на волнах, задевая бревна причала, и выпускал из сдвоенных труб густые клубы дыма в чистый утренний воздух. Пока «Чайка», экипаж которой был не совсем уверен, куда ему встать на якорь, заходила в гавань, город начал постепенно просыпаться. Похожие на моряков мужчины в мешковатых штанах и обтягивающих фуфайках медленно выходили на набережную и задумчиво смотрели на воду или же яростно кричали на других мужчин, которые садились в маленькие лодки, чтобы вычерпать из них воду ржавыми банками. После долгих выкриков и противоречивых советов «Чайка» наконец добилась от пары зевак точных сведений о дне и благополучно встала на якорь. Груз — очень небольшой — был выгружен к трем часам дня, и команда, заменив люки и приведя себя в порядок, вместе сошла на берег. Генри тоже получил приглашение — которое он холодно отклонил — пойти с ними. Шкипер уже отправился на берег, и юнга, некоторое время терпевший остроты штурмана, конечно, на тему яблок, тоже решил уйти. Некоторое время он бесцельно бродил по городу, засунув руки в карманы. Сезон подходил к концу, но несколько отдыхающих прогуливались по площади или осторожно пробирались вдоль унылого мола, чтобы в полной мере насладиться морским воздухом. Безучастно наблюдая за этими и другими интересными объектами на морском берегу, мальчик брел дальше, пока не оказался у расположенного неподалеку курортного городка Оверкорт. Площадь заканчивалась двумя лестницами, одна из которых вела на пляж, а другая — к дороге и скалам. Для людей, которым не было дела ни до того, ни до другого, предусмотрительные местные власти поставили длинную скамейку, и Генри расположился на ней, со снисходительностью старшего поколения наблюдая за ребяческими забавами детей внизу. Он сидел так уже некоторое время, как вдруг его взгляд привлек один старик, который шел по пляжу к лестнице. Дойдя до подножия мола, он скрылся из виду, но вскоре над поручнем показалась его жилистая рука, а за ней суконная кепка, и Генри с внезапным интересом отметил про себя, что лицо старика сильно напоминает лицо человека с затертой фотографии, которая лежит у них в кубрике. Не подозревая о диком волнении, которое охватило мальчугана, старик присел рядом, чтобы отдышаться. — Нет ли у вас… как, стало быть, ее… ну… спички? — дрожащим голосом произнес Генри, тщетно пытаясь говорить спокойно. — Молод ты еще, чтобы курить, — ответил старик, повернувшись и посмотрев на него. В любое другое время, с любым другим человеком, Генри ответил бы на это грубостью, но чрезвычайная важность исхода разговора, который зависел от его вежливости, сдержала его. — Я нахожу, что курение успокаивает, — заявил он со всей серьезностью, — когда я выматываюсь или тревожусь. Старик посмотрел на него с нескрываемым удивлением, и мрачная улыбка мелькнула в уголках его губ, заросших седой щетиной. — Если бы ты был моим сыном, — резко бросил он, вытаскивая большим и указательным пальцами из кармана жилета потертую шведскую спичку, — знаешь, что бы я с тобой сделал? — Заставили бы бросить? — с улыбкой осмелился спросить Генри. — Именно так, — проговорил старик и поднялся. — А сколько вам было, когда вы начали курить? — спросил юнга. — Примерно твоего возраста, наверное, — медленно произнес старик. — Только я был гораздо крупнее твоего. Такому коротышке, как ты, курить вообще не положено. Генри натянуто улыбнулся, успокаивая себя тем, что пять фунтов того стоят. — Не хотите ли трубочку? — спросил он, протягивая ему свой вычурный кисет. — Чтоб тебя! — вдруг слабо огрызнулся старик. — Если мне нужен будет твой табак, я сам у тебя попрошу. — Не обижайтесь, — поспешно сказал юнга. — Не обижайтесь, пожалуйста! Просто я дешево его купил, а наши ребята говорят, что меня надули. Вот и хотел, чтобы вы посмотрели. Старик мгновение колебался, а затем вновь уселся рядом с ним, принял предложенный мешочек и критически понюхал содержимое. Затем он достал из кармана маленькую черную глиняную трубочку и медленно наполнил ее. — Курится как следует, — отметил он, сделав несколько затяжек. Он откинулся назад и, полузакрыв глаза, предался пороку с наслаждением старого курильщика, для которого трубка — редкая роскошь, а Генри с большим интересом рассматривал его потрепанную одежду и сильно поношенные сапоги. — Не местный? — любезно поинтересовался старик. — Со шхуны «Чайка», что в гавани. — Генри махнул рукой в сторону Стаурвича, видневшегося вдалеке. — Ага, — кивнул старик и продолжил молча курить. — Мы тут пробудем несколько дней, — продолжал Генри, краем глаза наблюдая за стариком, — потом назад. — В Лондон? — спросил старик. — В Нортфлит, — небрежно ответил Генри. — Мы оттуда пришли. Лицо старика слегка дернулось, и он выпустил большое облако дыма. — А ты живешь там? — Нет, в Уэппинге. Но Нортфлит я тоже хорошо знаю. И Грейвзэнд. Вы там бывали? — Никогда, — с чувством произнес старик, — никогда. — По-моему, неплохое местечко, — разошелся Генри. — Мне он нравится больше, чем Уэппинг. Мы оттуда вот уже скоро год как ходим. Шкиперу нашему оно тоже нравится. Он неровно дышит к одной девушке, которая там в школе учительницей. — В какой школе? — спросил старик. Юнга усмехнулся. — Ну да что вам рассказывать, раз вы там не бывали, — охотно ответил Генри. — Это школа для девочек. — Я раньше знал человека, который там жил, — медленно и осторожно проговорил старик. — А как ее зовут? — Позабыл, — выдал юнга и зевнул. Разговор не клеился, и двое сидели, безучастно наблюдая за последними детьми, медленно бредущими по песку в сторону дома. Солнце село, и воздух стал прохладным. — Ну, я пошел домой, — объявил старик. — Доброй ночи, приятель. — И вам доброй ночи, — ответил воспитанный Генри. Он наблюдал за крепкой фигурой старика, когда тот медленно поднимался по ступеням, и, дав ему немного отойти, осторожно последовал за ним. Он шел за ним по лестнице и вдоль обрыва, а фигура впереди не останавливалась, пока не достигла маленького двора у конюшни; затем, не обращая внимания на юркую тень, которая теперь была совсем рядом, он толкнул дверь маленького грязного дома и вошел внутрь. Тень подкралась и остановилась в нерешительности, а затем, внимательно осмотрев место, бесшумно и быстро скрылась. Тень помчалась, пританцовывая на ходу, по самой короткой дороге в Сторвик и, вприпрыжку влетев на шхуну, подбежала к повару сзади и что есть мочи хлопнула его по спине. Прежде чем тот успел обернуться, Генри подскочил к Сэму и, охватив, насколько мог, обеими руками талию доблестного моряка, тщетно пытался сдвинуть его с места и пуститься с ним в дикий пляс. — Рехнулся, что ли, — сердито буркнул Сэм, стряхнув с себя юнгу и смерив его недовольным взглядом. — Ты чего, паренек? — Ничего! — восторженно крикнул Генри. — Все хорошо! — Еще яблок отыскал? — с ехидной улыбкой спросил повар. — Каких еще яблок, — горячо запротестовал Генри. — У вас в голове больше одной мысли за раз не помещается. Где шкипер? Я должен сообщить ему что-то важное… от чего он сам, быть может, затанцует. — А что? — в один голос спросили Сэм и кок, даже побледнев. — Да не волнуйтесь вы так, — протянул Генри и предостерегающе поднял руку. — Тебе, Сэм, это вредно потому, что ты толстый, а у кока голова очень слабая. Скоро сами все узнаете. Он прошел на корму, оставив их беспокойно переговариваться о причине своего ликования, и, поспешно спустившись по трапу, шумно ворвался в каюту и оглядел шкипера и штурмана с улыбкой, которая, по его замыслу, должна была сама говорить за себя. Оба удивленно переглянулись, а шкипер, явно не в духе, привстал с места. — Ты где болтался, негодный мальчишка? — строго спросил он. — Да так, осматривался, — сказал Генри, еще больше улыбаясь при мысли о перемене, которая произойдет в шкипере, когда он сообщит ему новость. — Вот уже второй раз ты так пропадаешь, — свирепо рявкнул шкипер. — Уж не устроить ли тебе хорошую взбучку, чтоб ты на всю жизнь запомнил! — Ладно, — произнес слегка обескураженный Генри. — Когда… — А ну не перебивай, поганый бездельник, — строго крикнул шкипер. — Марш спать! — Я хотел… — начал Генри, пораженный этим приказом. — Спать! — повторил шкипер, вставая. — Спать? — переспросил Генри, и лицо его вытянулось. — Спать в семь часов? — Ну уж я тебе покажу, — пригрозил шкипер и оглянулся на только что спустившегося повара. — Кок!